Юстину везло -- он продавал дорого, покупал дешево, скоро у деда во дворе снова завелись две козы и два десятка цыплят, а самое главное -- удалось купить лошадь, не старую еще, хотя, конечно, и не молодую. На соседнем хуторе ощенилась сука, Юстин выбрал самого злого щенка, принес домой и назвал Огоньком. Дед ночами напролет варил зелье в котле -- гадал; Юстин хотел сказать ему, что будущего не существует и предсказывать его -- только время терять.
Но не сказал.
Однажды ночью Юстин проснулся оттого, что дед стоял над ним со свечкой. Юстин обозлился и чуть было не обидел деда грубым словом, но удержался.
-- Юстинка, -- сказал дед, и свеча в его руке дрогнула, проливая воск на пальцы. -- Ну поверь ты старику...
-- Что? -- спросил Юстин, испугавшись, что дед рехнулся от переживаний.
-- Будь он проклят! -- тонко вскрикнул дед. -- Колдуны ведь, хоть какие могучие -- из людей все же, и ясно, чего от них ждать... А этот -- ты знаешь, каких колодцев он Хозяин? Не знаешь, Юстинка... Не тех, где воду берут. Других колодцев... Ох, глубоких, Юстинка. Не надо нам беды, заклинаю, забудь ее, забудь, объяснить не могу -- так хоть поверь старому, поверь, а?
Из здорового делового глаза скатилась слеза. Юстин испугался.
На его памяти дед не плакал никогда.
x x x
Того, что случилось в самой середине осени, никакое дедово гадание предсказать не смогло. Наверное, не солгал Хозяин Колодцев -- будущего нет...
Юстин был дома -- разгружал телегу дров, которую удалось накануне выменять на десять корзин "эльфушачьих" яблок. Носил дрова под навес, сортировал, складывал; перестук многих копыт услышал только тогда, когда всадники были уже совсем близко.
Пятеро. На высоких сытых конях, таких огромных, что Юстинова кляча была рядом с ними, как лягушка перед курицей. Бородатые. Хорошо одетые. Загорелые. Хмурые.
У каждого на поясе имелась сабля.
Юстин как стоял перед поленницей -- так и опустил руки, и дрова выкатились на землю со звонким, каким-то даже музыкальным стуком.
-- Отопри ворота, -- велел старший всадник, глядя на Юстина поверх хлипкого покосившегося забора.
Юстин повиновался. Два всадника въехали во двор и спешились; трое остались снаружи.
Старший вытащил из-за пояса желтую, свернутую трубочкой бумагу. Развернул, провел по написанному толстым, как молодая яблоня, пальцем:
-- Как звать?
-- Меня? -- в ужасе спросил Юстин.
Стражник поднял на него светло-голубые мутные глаза:
-- Меня я знаю, как звать... Тебя, суслик!
-- Юстин...
Стражник снова заглянул в свою бумагу,
-- Ага, -- сказал удовлетворенно. -- Не зря, значит, в такую даль перлись...
Из дома вышел дед. Вышел -- и будто врос в порог.
-- Лет тебе сколько? -- продолжал допрашивать стражник, не глядя на деда.
-- Восемнадцать...
-- Ага! -- повторил стражник еще более удовлетворенно.
-- В армию? -- слабо спросил дед, придерживаясь рукой за дверной косяк.
Обладатель бумаги наконец-то заметил его. Поманил плохо гнущимся пальцем:
-- Поди сюда, старый...
Дед чуть не упал, спускаясь с порога. Юстин бросился к нему, подхватил под руку.
-- Родич он тебе? -- спросил стражник, когда дед и поддерживающий его Юстин остановились прямо перед ним.
-- Нет, -- сказал дед, не опуская глаз. -- Приемыш.
-- Это молодец, что не врешь, -- похвалил стражник. -- Где взял? Как звали бабу, которая тебе его принесла?
-- Фрина-гусятница, -- с трудом выговорил дед. -- Господин мой, помру без него. Не забирайте.
Стражник не обратил на его слова никакого внимания.
-- А эта Фрина была мать ему?
-- Нет. Мать его померла.
-- А отец?
-- А отца не знаю.
-- Сколько ему было, когда ты его взял?
-- Год ему был... Господин, не забирайте! Он хворый...
-- А вот теперь врешь, -- разочарованно сказал стражник. -- Он здоровее нас всех, вон какой румяный...
И перевел взгляд на Юстина -- а у того тем временем вся кровь ушла куда-то в живот, и щеки стали, наверное, белые-белые -- во всяком случае, стражник хмыкнул:
-- Ну, теперь-то он испугался... А то красный был, как девка.
Юстин молчал.
Вот так, значит. От тех вербовщиков он в могилу спрятался... Напрасно, выходит, старался. Напрасно Огонька прикончили, напрасно деда чуть не забили до смерти... Потому как все равно -- вот она, судьба. Хозяин Колодцев говорит -- нет будущего, а народная мудрость не соглашается -- чему быть, мол, того не миновать...
-- Я не боюсь, -- через силу выговорил Юстин.
-- И славненько, -- одобрил стражник. -- Вон к тому тощему в седло сядешь. За спину. Понял?
-- Куда? -- едва слышно закричал дед. -- Не пушу!
-- Ты, старый суслик, под копыта-то не лезь, -- рассудительно посоветовал стражник. -- Пустишь ты, не пустишь -- тебя не спрашивают...
И обернулся к Юстину:
-- Что стал?
...Он оказался сидящим за чьей-то потной спиной. Босые ноги болтались в воздухе; кричал вслед дед, и Юстин кричал в ответ, что не волнуйся, мол, скоро вернусь...
А лошадь пустилась рысью -- и скоро не стало видно ни дома, ни забора, а только спина, перетянутая кожаным ремнем, спина -- и немножко неба.
x x x
Расстояние, на которое Юстиновой кляче требовалось много часов, сытые лошади стражников одолели играючи. Один раз остановились у колодца -умыться, напоить лошадей, перекусить; пленнику дали кусок мягкого черного хлеба, он откусил раз -- и не смог больше есть.
-- Эй, парень, -- сказал ему стражник, за чьей спиной он ехал, -- а что ты натворил-то?
-- Натворил? -- тупо переспросил Юстин. -- Я... а разве меня -- не в солдаты?
-- Не-ет, брат, -- хмыкнул старший, тот самый, что привез за поясом свернутую в трубочку бумагу. -- Тебя по специальному приказу велено доставить, так что ты у нас важная птица! Может, языком трепал в таверне?
-- Сроду не бывал я в тавернах, -- пролепетал Юстин.
-- Ну да разберутся, -- бросил тот, у кого Юстин ехал за спиной.
-- Наше дело доставить... Ну что, трогаем?
И они снова поскакали, и Юстин все пытался сообразить, откуда на него могла свалиться беда -- но его подбрасывало на конском крупе, и мысли сбивались, будто масло в маслобойке.
Было уже темно, когда въехали в город.
x x x
Над большой комнатой нависал низкий, черный от копоти потолок. Юстин шагнул через порог -- и остановился; комната была полна народу, и все лица обернулись к вошедшему.
За его спиной скрежетнул засов.
-- Еще один, -- сказал кто-то.
-- Парень, ты чей?
-- Юстин я, -- хрипло сказал Юстин. И переступил с ноги на ногу.
-- Ну так заходи, -- сказал смуглый парень, по виду лет двадцати. -Все мы тут... такие. Не бойсь, заходи.
Вдоль стен комнаты тянулись лавки. Кое-кто лежал, закинув ногу на ногу, кто-то сидел на полу, на куче соломы. Смуглый парень похлопал ладонью по свободному месту на лавке рядом с собой:
-- Иди, сядь...
Из-под ладони его выскочил многоногий домохранец, возмущенно пискнул, погрозил тонким кулачком. Смуглый парень равнодушно сощелкнул пискуна в щель; Юстин вздрогнул -- он терпеть не мог домохранцев. Брезговал.
-- Меня Акиром зовут, -- сказал смуглый парень. -- Я деревенский, но в городе нанялся водовозом... Так меня прямо с улицы сграбастали. Сегодня утром.
-- А за что? -- спросил Юстин, оглядываясь. Лица вокруг были молодые и не очень, напуганные и равнодушные, угрюмые и отрешенные. Один мальчик лет тринадцати сидел, забившись в угол, и тер кулаками глаза.
Акир фыркнул:
-- За что, за что... В армию когда берут -- разве спрашивают за что?
-- А нас разве в армию? -- осторожно спросил бородатый мужчина с лавки напротив.
-- А куда? -- снисходительно хмыкнул Акир.
-- Я слышал, -- сказал Юстин, -- что меня по специальному приказу...
-- Возомнил, -- фыркнул тучный юноша с очень бледным, не знающим загара лицом. -- Прямо сейчас! Будут на всякую деревенщину специальный приказ сочинять...
Узники загалдели:
-- А что...
-- Сам деревенщина...
-- В армию, это точно... Князь призывает..