- Да,- согласился он,- пять лет тому назад я посылал академику Семиплатову статью: "Антиполе материи и силовые поля мозга". Вы ее читали?- Нет, - пришлось мне признаться.- Так...- прищурился Полянский.- Прочитать ее вы не сочли нужным.Я не стал оправдываться.- В своей статье, - продолжал Полянский,- я разработал новую теорию взаимодействия человеческой мысли и окружающей материи. Тогда я еще многого не знал. Ваш академик Семиплатов назвал мои рассуждения средневековой мистикой и даже отказался их комментировать. Он обыватель от науки, это тяжелое заболевание, и таких людей лечат только фактами. Он получил по заслугам... А вот ваша работа мне кое в чем помогла. Считайте меня должником.- Как вы это делаете? -решил спросить я.Полянский молчал. Опустил глаза на цветок ромашки, который все еще держал в руке. Закрутил его в пальцах - лепестки цветка слились в белый мерцающий круг. Пальцы были тонкие, слабенькие, как у ребенка, лось, им не переломить и спички...Вдруг ромашка выскользнула из его руки и повисла в воздухе, прямо перед моим лицом. Она висела так несколько секунд - я видел ее ясно и отчетливо, желтую пушистую шапочку и веер белых лучиков вокруг. Потом она очутилась в боковом кармашке моего пиджака.Я потрогал ее. Да, это была настоящая ромашка...- Пойдемте со мной, - сказал Полянский.- Я живу здесь, неподалеку, в дачном поселке.Мы вышли на опушку леса, к одинокой дачке с голубыми ставнями за дощатым, потемневшим от времени забором. На воротах - новенькая железная табличка с собачьей мордой и предупреждающей надписью.Полянский открыл калитку.- Собаки нет, - пояснил он.- Повесил, чтобы попусту не лезли. Не люблю.На поленнице возле стены сидел здоровенный лохматый кот. Он доверчиво поднялся навстречу, очевидно, рассчитывая на какое-то внимание с нашей стороны. Полянский взглянул на него, и кот исчез, будто его ветром сдуло. Только на белой коре березового полена остались царапины от когтей.- Кошек тоже не люблю,- сказал Полянский.Он вытащил из кармана за веревочку ключ, отпер висячий замок на дверях. Через темные сени мы прошли в комнату.Я огляделся с естественным любопытством.Жилище волшебника украшала самая обыкновенная разностильная мебель. На круглом, когда-то полированном, столе лежали книги. Большая груда книг была свалена в углу, прямо на полу. Возле узенькой неудобной тахты, застеленной старым плюшевым покрывалом, стояла здоровенная, похоже двухпудовая, гиря.Гиря привлекла мое внимание. Полянский вряд ли смог вы поднять ее с полу. Руками бы не смог...И мне опять стало не по себе.- Садитесь,- пригласил Полянский, Откуда-то в его руках появилась початая бутылка коньяку и два серебряных старинных стаканчика. Он сдвинул книги на столе - некоторые упали на пол и поставил на освободившееся место тарелку с печеньем.- Извините за угощение. Обедаю в городе. Конечно, если бы я знал...Я сел на стул и поднял с полу упавшую книгу. Это оказалось "Учение йогов" - старое шанхайское издание на английском языке.Полянский сел против меня. Бутылка с коньяком, заткнутая белой пластмассовой пробкой, стояла на середине стола. Полянский навалился локтями на стол и пристально уставился на бутылку. Она закачалась из стороны в сторону. Мне вспомнился Пацюк из повести Гоголя. Я тайком щипнул себя за руку.Нет, все это было наяву.Полянский перевел взгляд с бутылки на меня, по лицу будто пахнуло ветром. Я невольно прищурился. Полянский усмехнулся.Усмешка его была на редкость неприятная и злая.- Это самое трудное, - сказал он, - откупорить бутылку. Приходится раскладывать волевое усилие на две составляющие: тащить кверху пробку и одновременно удерживать бутылку. Никак не могу научиться.Он отковырнул пробку пальцами, налил в стаканчики коньяк. Выпил не чокаясь и не приглашая.Я тоже выпил, и тоже молча.
Полянский тут же налил себе еще.- Вы хотите узнать, как я это делаю? - Он откинулся на спинку стула и нервно застучал пальцами по столу.- Хотите узнать... но так и не пожелали прочитать мою статью. Как и вашему Семиплатову, мои рассуждения показались вам болтовней... Бредом!.. Мистикой! - он хлопнул ладонью.Неуравновешенность Полянского была очевидной. Настроение его менялось непостижимо быстро. В его глазах вспыхнули бешеные искорки. Я ожидал худшего... Но он опустил голову.Что-то тяжелое загрохотало по полу. Я вздрогнул.Чугунная гиря покатилась от кровати к столу, потом сделала легкий балетный разворот и вернулась на свое место.Я уже не удивился.У меня сильно заболело в затылке, мысли на мгновение спутались. Наверное, при аварии на шоссе я ударился сильнее, чем предполагал...По лицу опять прошел холодок. Полянский смотрел на меня.- Ладно, - сказал он неожиданно спокойно. - Все же вы не такой консерватор, как Семиплатов. Я, лично, прочитал вашу статью. Внимательно. Вы шли по тому же пути, что и я. Даже впереди меня. Вы были рядом с открытием. Не заметили его потому, что проверяли свои предположения старыми законами. А они - прокрустово ложе для вашей мысли. Вы сами убили свою идею еще в зародыше. Но я пошел дальше...Он опять ваялся за бутылку. Я прикрыл свой стаканчик ладонью. Полянский пожал плечами и налил только себе. Я невольно подумал: что он может натворить в пьяном виде?- Не беспокойтесь, - сказал Полянский, кривясь в своей неприятной усмешке, - я не собираюсь спиваться. Некоторый допинг мне необходим, тогда у меня лучше работает воображение. Алкоголь, как известно, проводник электрического тока, а мысль всего-навсего - продукт движения электронов... Вы, конечно, простите меня за этот старинный институтский каламбур.Трудно было глядеть на его усмешку. Я отвел глаза.- Я как будто уже надоел вам своей болтовней? - заметил он холодно.- Нет, что вы. Слушаю вас с удовольствием.- Даже с удовольствием?.. С удовольствием... допустим. - Он взял было стаканчик, но тут же поставил его, помолчал и опять начал говорить спокойно, как будто читал лекцию студентам: - Если энергию мысли рассчитать по законам элементарной физики, то, конечно, эта энергия окажется смехотворно малой по своей величине. Но я убедился, что человеческое мышление - это нечто более значительное, чем простое движение электронов в атомах нервных клеток головного мозга. Мысль - это воображение. Энергию воображения нельзя выразить в общепринятой формуле: масса, умноженная па квадрат скорости. Когда я заставляю вот эту гирю двигаться, я не тяну ее, как сделал бы руками... Сложно передать на словах... грубо говоря, я мысленно разрушаю вокруг гири все силы тяжести и инерции, уничтожаю их силой воображения. И гиря начинает двигаться. Ваш академик Семиплатов, как чеховский ученый сосед, заявил, что "этого не может быть, потому что не может быть никогда"... Он неуч! Я пять лет тренировал свое воображение и теперь знаю, что сила точно организованной мысли неизмерима. Воображение - всемогуще! Я могу доказать это кому угодно. Хоть всему миру!..Полянский опять перешел на крик, и опять у меня сильно кольнуло в затылке. Я поморщился.Полянский сразу замолчал.- Вы...- произнес он, нажимая на каждое слово, - вы... мне... не верите. Вы считаете, что я болтун. Жалкий цирковой иллюзионист, которого хватает только на фокусы с гирями и цветочками!.. Так?Он схватил со стола стаканчик, выплеснул коньяк в рот.- Пойдем!Он вцепился в мой рукав и буквально выволок меня через сени в ограду, затем через калитку на улицу. Беспокойно и возбужденно оглянулся вокруг.- Вот! - ткнул он пальцем в сторону башен элеватора.До башен было километр-полтора. Я плохо представлял себе, что он задумал, но послушно уставился на элеватор.