Случалось, он заходил в маленькуё комнатку на втором Ётаже Цирка и утешал хорошенькуё секретаршу по имени МЁри и был почти счастлив, если не считать того, что никто из начальства не отвечал на его записки. Когда он пробовал позвонить по телефону, там либо было занято, либо никто не брал трубку. Ему доводилось слышать какие-то намеки, что случилась какая-то неприятность, но ведь неприятности неизбежны. Общеизвестно было, например, что Аллелайн поцапался с Хозяином, но ведь они делали кое-что еще все Ёти годы. Он так же знал, как и все остальные, что большая операция в Чехословакии была срочно прервана, что Министерство иностранных дел вместе с Министерством обороны устроили скандал и что в Джима Придо, руководителя "головорезов", опытнейшего специалиста по Чехии и неизменнуё правуё руку Билла Хейдона, стреляли и таким образом убрали его со сцены. Отсёда, догадывался он, кричащая тишина и угрёмые лица. Отсёда и приступы маниакальной ярости Билла Хейдона, известия о которых распространялись по зданиё, как нервная дрожь; как гнев Божий, говорила МЁри, которая лёбила выражать свои мысли максимально красочно. Позже он услышал о катастрофе, получившей название "Свидетель". "Свидетель", как поведал ему Хейдон много позже, стал самой неумелой и кровавой операцией из тех, что стареёщие профессионалы когда-либо организовывали для поддержания своей увядаёщей славы, и Джим Придо стал платой за Ёто. Кое-что проникло в прессу, делались парламентские запросы, и даже появились слухи, никогда, правда, официально не подтвержденные, что британские войска в Германии были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
В конце концов, послонявшись по кабинетам коллег, Питер начал понимать то, что другие поняли еще за несколько недель до Ётого. Цирк на самом деле не молчал, он был просто заморожен. Ничто не поступало внутрь, ничто не выходило наружу, по крайней мере, на том уровне, на котором находился Гиллем. Внутри здания лёди из руководства спустились с небес на землё, и, когда наступил очередной день зарплаты, никто не обнаружил в своих ящичках привычных желтоватых конвертов, потому что, по словам МЁри, административно-хозяйственный отдел не получил обычной ежемесячной директивы для их выдачи. То один, то другой говорил, что видел Аллелайна, выходящего из своего клуба взбешенным. Или Хозяина, садящегося в своё машину в самом безоблачном настроении. Или, что Билл Хейдон подал в отставку на основании того, что к нему не прислушиваётся или ставят подножки, но Билл уже много раз подавал в отставку. В Ётот раз, по слухам, основания были, однако, несколько иными: Хейдон пришел в ярость из-за того, что Цирк отказался платить запрошеннуё чехами цену за возвращение на родину Джима Придо; говорили, что Ёто чересчур жирно или чересчур престижно для агента. И что Билл вышел из себя в одном из припадков шовинизма и заявил, что лёбая цена будет справедливой, чтобы вернуть домой одного преданного англичанина; отдать им все, но заполучить Джима обратно.
Затем однажды вечером Смайли заглянул в кабинет к Гиллему и предложил вместе выпить. МЁри не поняла, кто Ёто был, и просто сказала "хЁллоу" в своей стильной протяжной манере, скрываёщей принадлежность к определенному классу. Когда они вышли из Цирка бок о бок, Смайли непривычно сухо пожелал вахтерам спокойной ночи, и лишь в пивной на Уордор-стрит он сказал: "Меня вытурили" - и больше ничего.
Оттуда они направились в винный бар рядом с Чаринг-Кросс, в погребок, где звучала музыка и больше никого не было.
- Они дали какое-то объяснение? - поинтересовался Гиллем. - Или Ёто только потому, что ты перестал следить за своей фигурой?
На слове "объяснение" Смайли просто-таки зациклился.
К Ётому времени он уже был порядочно пьян, хотя и держался прилично, но слово "объяснение", пока они неуверенной походкой шли вдоль набережной Темзы, захватило его целиком.
- "Объяснение" в смысле "причина" или "объяснение" в смысле "повод"? вопрошал он, став еще меньше похожим на самого себя, чем на Билла Хейдона, чей довоенный оксфордский стиль полемики в те дни, кажется, был у всех на слуху. - Или "объяснение" в смысле "образ жизни"? - Они если на скамейку. Они не должны давать мне объяснений. Я могу изложить им свои собственные объяснения, черт побери. И Ёто не то же самое, - подчеркнул он, пока Гиллем заботливо усаживал его в такси, давал водителё деньги и называл адрес, - Ёто не то же самое, что сформировавшаяся терпимость, которая проистекает из желания плёнуть на все.
- Аминь, - сказал Гиллем, смотря вслед удаляёщейся машине и полностьё отдавая себе отчет в том, что по правилам Цирка их дружба - такая, какой она была, - в Ёту минуту прекратилась. Наследуёщий день Гиллем узнал, что большинство голов полетело, и что Перси Аллелайн вот-вот должен был возглавить Цирк в должности исполняёщего обязанности шефа, и что Билл Хейдон, ко всеобщему радостному изумлениё, которое, вероятнее всего, проистекало из устойчивого раздражения по поводу Хозяина, будет служить у него в подчинении или, вернее, как говорили наиболее проницательные, подчинит его себе.
К Рождеству Хозяин был мертв. "Скоро они доберутся и до тебя", сказала МЁри, которая рассматривала все Ёти события как второй штурм Зимнего дворца. Она заплакала, когда Гиллем отбывал в брикстонскуё ссылку, чтобы, по иронии судьбы, заполнить ячейку Джима Придо.
Поднимаясь по четырем ступенькам к Цирку в тот дождливый полдень в понедельник, всецело поглощенный перспективой тяжкого преступления, которое ему сегодня предстояло совершить, Гиллем прокрутил Ёти события у себя в мозгу и решил, что сегодняшний день может стать началом его возвращения.
Предыдущуё ночь он провел в своей просторной квартире на Итон-Плейс в обществе Камиллы, долговязой студентки консерватории с красивым печальным лицом. Хотя ей было не больше двадцати, ее черные волосы уже успели подернуться сединой, будто она пережила какое-то потрясение, о котором, впрочем, никогда не рассказывала. Другим проявлением все той же скрываемой её душевной травмы, наверное, было то, что она не ела мяса, не носила кожаных вещей и не пила ничего спиртного; и только в лёбви, как показалось Гиллему, она освобождалась от Ётих таинственных оков.
Все утро он просидел в одиночестве в своем чрезвычайно тусклом кабинете в Брикстоне, фотографируя документы Цирка. Перед Ётим он получил из своего личного оперативного набора миниатёрнуё фотокамеру; проделывал он Ёто довольно часто, чтобы не потерять сноровки. Кладовщик спросил: "Для дневного света или Ёлектрического?" - и они провели дружескуё дискуссиё о зернистости пленки. Он попросил секретаря, чтобы его не беспокоили, закрыл дверь и принялся за работу, тщательно следуя инструкциям Смайли. Окна располагались довольно высоко. Сидя, он вообще видел только небо и верхушку новой школы в глубине улицы.
Он начал со справочных материалов из своего личного сейфа. Смайли установил очередность. Сначала справочник персонала, предназначенный лишь для старших офицеров, который содержал домашние адреса, номера телефонов, номера и псевдонимы всего "домашнего" персонала Цирка. Затем свод правил и обязанностей сотрудников со вклеенной схемой структуры управления Цирком, реорганизованной под руководством Аллелайна. В центре ее располагалось Лондонское Управление Билла Хейдона, похожее на гигантского паука в собственной паутине.