Мегрэ свирепо посмотрел на него.
В сущности, оба они были в плохом настроении, и это отразилось на их отношениях. При каждом слове они готовы были обменяться "любезностями" и дошли почти до того, чтобы возложить друг на друга ответственность за неудачу следствия.
- У вас нет табака?
Мегрэ произнес это так, как будто сказал: "Вы дурак!"
Он взял кисет из рук своего коллеги и набил трубку.
- Постойте! Не кладите его, пожалуйста, к себе в карман... - и этого оказалось достаточно, чтобы наступила разрядка. Мегрэ посмотрел на кисет, потом на своего собеседника с рыжими усами и, напрасно стараясь сдержать улыбку, пожал плечами.
Месье Дельвинь тоже улыбнулся. Они понимали друг друга. И только для формы сохраняли надутый вид.
Бельгиец первый спросил смягчившимся голосом, выдававшим его растерянность:
- Что мы теперь будем делать?
- Я знаю только то, что Графопулос убит!
- В своей комнате, в гостинице!
Это была последняя попытка уколоть.
- Да, в своей комнате, в гостинице! Будь то Женаро, Виктором, Аделью или одним из мальчишек! Ни у кого из них нет алиби. Женаро и Виктор заявляют, что они расстались на углу улицы От-Совеньер и что каждый из них пошел к себе домой. Адель утверждает, что она легла спать одна! Шабо и Дельфос ели ракушки и жареную картошку...
- Вы же в это время бегали по кабачкам.
- А вы спали!
Теперь они уже говорили почти шутливым тоном.
- Единственное, что может навести нас на след, - проворчал Мегрэ, - это что Графопулос позволил запереть себя в "Веселой мельнице" с целью украсть там что-то или убить кого-то. Когда он услышал шум, то представился мертвым, не подозревая о том, что час спустя он будет мертв и в самом деле...
В дверь настойчиво постучали, она отворилась. Вошедший инспектор объявил:
- Здесь месье Шабо; он хочет что-то сказать вам.
Спрашивает, не побеспокоит ли вас...
Мегрэ и Дельвинь посмотрели друг на друга.
- Пусть войдет!
Счетовод был взволнован. Он неловко держал свою мягкую шляпу и заколебался, увидев в кабинете Мегрэ.
- Извините меня, я...
- Вы хотите что-то мне сказать?
Шабо пришел не вовремя. Сейчас им было не до любезностей.
- То есть... простите... Я хотел от всего сердца поблагодарить...
- Ваш сын дома?
- Он вернулся час тому назад... Он сказал мне...
- Что он вам сказал?
Это было нелепо и в то же время вызывало жалость.
Месье Шабо не знал, как себя держать. Ему хотелось быть любезным, но резкие вопросы сбивали его с толку, и в конце концов он забыл приготовленную речь.
Жалкую, трогательную речь, не удавшуюся по вине слушателей.
- Он сказал мне... То есть я хотел поблагодарить вас за доброту, с которой вы... В сущности, он неплохой парень... Но дурное общество и некоторая слабость характера... Он поклялся... Его мать в постели, и у ее изголовья... Обещаю вам, месье комиссар, что отныне он не... Он невиновен, это ведь правда?..
Счетовод задыхался.
Но он изо всех сил старался казаться спокойным и достойным.
- Это мой единственный сын, и я хотел бы... Может быть, я был слишком слабым...
- Да, слишком, слишком слабым!
Месье Шабо совсем растерялся. Мегрэ отвернулся, потому что почувствовал, что этот сорокалетний узкоплечий человек с завитыми при помощи щипцом усами сейчас заплачет.
- Обещаю вам в будущем...
И не зная, что еще сказать, он пробормотал:
- Как вы думаете, написать мне следователю, поблагодарить его?
- Конечно! Конечно! - проворчал месье Дельвинь, подталкивая его к двери. - Это превосходная мысль!
И он поднял мягкую шляпу, которая упала на пол, сунул в руку ее владельца, медленно, спиной направлявшегося к выходу.
- Дельфос-отец и не подумает нас поблагодарить! - проговорил комиссар Дельвинь, когда дверь за Шабо закрылась. - Он, правда, каждую неделю обедает у губернатора и на "ты" с королевским прокурором... Да что там!..
В этих словах были усталость и отвращение, так же как и в движении руки, которым он собрал в кучу все бумаги, разбросанные на письменном столе.
- Что будем делать?
В этот час Адель, должно быть, еще спала в своей неубранной комнате, где царили запахи алькова и кухни.
В "Веселой мельнице" Виктор и Жозеф лениво переходили от столика к столику, вытирали мрамор, чистили зеркала белой испанской пастой...
- Месье комиссар... здесь редактор "Льежской газеты", которому вы обещали...
- Пусть подождет!
Мегрэ, нахмурившись, снова уселся в углу.
- Неоспоримо одно, - вдруг заявил месье Дельвинь, - это что Графопулос мертв!
- А ведь это идея! - отозвался Мегрэ.
Дельвинь посмотрел на него, думая, что он иронизирует.
Но Мегрэ продолжал:
- Да! Это все же лучшее, что нам остается сделать.
Сколько здесь сейчас инспекторов?
- Двое или трое. Почему вы спрашиваете?
- Этот кабинет запирается на ключ?
- Разумеется!
- Я думаю, вы больше доверяете своим инспекторам, чем тюремным надзирателям?
Месье Дельвинь все еще не понимал.
- Ну, так вот!.. Дайте мне ваш револьвер... Не бойтесь... Я сейчас выстрелю... Немного позже вы выйдете и объявите, что широкоплечий мужчина покончил с собой, а это равносильно признанию, и, значит, следствие закончено...
- Так вы хотите?..
- Осторожно... я стреляю... Главное, постарайтесь, чтобы потом меня здесь не беспокоили... В случае надобности можно выйти через это окно?..
- Что вы хотите сделать?
- У меня возникла идея... Поняли?..
И Мегрэ сел в кресло спиной к двери и выстрелил в воздух. Он даже не вынул трубки изо рта. Но это было не важно, так как из соседних кабинетов прибежали люди, а месье Дельвинь вышел к ним и неуверенно пробормотал:
- Ничего страшного... Убийца покончил с собой...
Он признался...
И месье Дельвинь вышел, заперев дверь своего кабинета на ключ, в то время как Мегрэ поглаживал голову с самым довольным видом.
- Адель.