тем более, сейчас, когда намечалось наступление, и - может быть впервые за многие годы - реальная надежда прорваться.Держался мальчик независимо, демонстративно курил самокрутки... Он жил раньше в каком-то маленьком городке в Оренбургской области. С нами разговаривал неохотно. Рашид, глядя на то, как он лихо дымит, качал головой:- Ай, ай, ну как же так можно? Был бы ты моим сыном, я бы с тебя шкуру спустил.Женька вспыхивал и молча выпускал изо рта особенно большой клуб дыма.У Рашида остались в Зеркальске жена, мать, трое сыновей, правда, помладше Женьки. По-моему, он до сих пор не мог понять до конца, что с ним произошло, поверить, что находится в совершенно другом мире... Иногда он приносил прямо в сарай какие-то обрывки бумаги, карандаш (у него было такое богатство) и просил меня:- Слушай, ты грамотный, студент, помоги по-человечески... давай напишем в Верховный Совет. Они ж должны знать, что тут такое безобразие. Ну что это, к семье не пускают... разве ж так можно? Дети без отца растут.- Куда ты писать собрался, Рашид? Какой Верховный Совет?- Ну какой... в Москве, не понятно, что ли?- Да нет никакой Москвы...Этого Рашид понять не мог. Я подходил с другого конца:- А в какой почтовый ящик ты собрался свою жалобу кидать?- Да, - Рашид задумывался, - Надо бы в других деревнях спросить, может, они знают... но надо сообщить, в конце-то концов... Нельзя же так.Женька так и не разговаривал с нами, наверное, обижался на Рашида. Но однажды Рашид был в патруле и попал под каррос. Мы с Женькой остались одни. Я уже более или менее научился всему, и лихо выполнял всю работу. На второй день случилось так, что прииск остановился - сломалась какая-то подающая машина, что ли... Мы бездельничали, но с поста не уходили - ждали, пока прииск снова заработает. В конце концов я сказал Женьке, что схожу за книжкой - я взял библиотечную книжку, Стругацких, "Стажеры", и теперь мне не терпелось дочитать... Раз уж все равно делать нечего. Я сбегал за книжкой, зашел в лазарет к Рашиду.Бедный литейщик лежал на той же лавке, где когда-то был я, и стонал почти беспрерывно. Его накрыло светом полностью, температура была высокая, Катя то и дело обтирала Рашида уксусом... Рашид открыл мутные от боли черные глаза, узнал меня.- А, Коля... ох, ты не представляешь, это ж надо, какая боль адская... так разве можно? Это же фашисты, самые настоящие, Коля... Мы же ничего им не делаем, мы еще даже стрелять не начали.Я не знал, что ему сказать. Протянул припасенное яблоко.- Вот, Рашид, пожуй, может, отвлечет немного...- Да не могу я... ничего есть я не могу. Не принимает мой живот... Слушай, Коля, а чего ты не на работе?Я рассказал о сломавшейся машине.- Ты иди, иди, - забеспокоился Рашид, - а вдруг запустят... Что там пацан один, он же не сможет.- Я к тебе зайду еще...В дверях я столкнулся с Катей. Она собралась за водой, взяла коромысло, ведра.
- Давай я принесу...Катя не отказалась от помощи. Я сбегал к колодцу, принес воды. Не заходя в лазарет, спросил Катю:- Как Рашид? Выживет?Она подумала.- Я думаю, да. Температура уже немного упала, а это хороший знак.- Он долго был под карросом?- Говорят, около минуты. Но знаешь, это все индивидуально. Все по-разному это переносят.Я отправился на прииск. Машину еще не починили, и я замедлил шаг - куда теперь торопиться-то?Вошел в "предбанник", где старатели сдавали добычу. И услышал в глубине сарая какое-то странное хлюпанье. Замер, постоял немного. Открыл дверь. Женька сидел на ящике со слитками и плакал.Увидев меня, он стал лихорадочно размазывать слезы по лицу. Я подошел, сел рядом.- Домой хочется?- Ага, - по-детски сказал Женька.- Мне тоже.- Ты с родителями жил? - спросил он.- Я только что поступил в институт. Жил у тетки, родители у меня в маленьком городке остались.- Так тебе сколько лет?- Семнадцать.
А тебе пятнадцать?- Да. Я не могу, - признался Женька, - как мать вспомню... не могу. Домой хочется.Мне захотелось обнять его за плечи, но я побоялся - еще подумает, что я к нему, как к маленькому.- Сначала как-то интересно все было... все новое такое, любопытно. Пострелять дали, интересно. Армия... даже работа, и то интересно. Не то, что в школе сидеть, - Женьку словно прорвало, - А потом такая тоска взяла... не могу. И мать... она там с ума, наверное, сходит. Тоскливо здесь очень... страшно.Да, подумал я, а мне вот сразу не было интересно... мне сразу такое пришлось пережить, что теперешнее существование уже кажется раем.- Ничего, - сказал я, - скоро в наступление пойдем.- Да, - Женька вскинулся, - Уж скорее бы... лучше сдохнуть, чем тут жить.Почему-то никто не думал о своей личной перспективе выживания и попадания на Землю. Любопытно, что я и сам не думал о Земле, я думал только о том, что лучше пойти в наступление и сдохнуть.- Пошли сегодня ко мне в общагу, - предложил я, - у нас весело. В карты сыграем. Юрик иногда приходит, Громов - дзюдоист, знаешь? Он на гитаре здорово играет.- Я тоже немного умею, - сказал Женька задумчиво.- Вот здорово... завидую, у кого такие таланты есть. А я вот ничего не умею ни петь, ни рисовать, ни играть... ни стихи сочинять. Только на нервах и играю.В дверь застучали.- Эй, приемщики! Пошевеливайтесь, работа пошла!
Женька стал приходить в гости каждый день. Мы слушали Юрика, резались с Ваней и Максом в тысячу или в подкидного. Ходили гулять по Граничному, на запад, почти до Озерного поселка... там, у них, действительно озеро, довольно большое, но соленое, рыба не водится. Летом, говорят, купаться там здорово. И грязи лечебные, даже боль от световых поражений частично снимают. Но сейчас уже слишком холодно.Мне было немного стыдно, что я связался с таким малолеткой. Но с другой стороны - чего стыдиться? Женька по возрасту мне и в самом деле ближе, чем даже Ваня, тем более - Макс и Артем, у которых уже третий десяток за половину перевалил. Да и кто я - такой же пацан, школьник еще по сути. В институте поучиться не успел, в армии не был. Мы с Женькой подружились. Он рассказывал мне о своей школе, о пацанах, о девчонках... меня поразило то, что у Женьки уже было кое-что с девчонкой. Причем я понял, что он не хвастается, что было на самом деле. Правда, девочка там была такая, с которой побывало полшколы. У меня, в принципе, тоже была такая возможность, такие девочки в каждой школе бывают, но как-то противно, неприятно... С другой стороны, неприятно то, что такой мальчишка оказывается опытнее меня. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. В общем-то Женька говорил о девчонках не цинично, как у некоторых бывает.И пил он куда круче меня. В свои пятнадцать лет мог запросто бутылку водки выдуть. И тоже не врал - он и сейчас пил брагу стаканами, по крайней мере, по выходным. Кроме того, у них и анашу продавали, и он уже пробовал.- А не боишься привыкнуть?- Да ну... это фигня все. Кто не хочет, тот не привыкнет. И потом, анашу можно всю жизнь курить, и ничего... это как сигареты. Вон узбеки ее постоянно курят.Я терялся и не знал, что на это сказать.Поступать Женька хотел в художественное училище. Учился в школе он плохо, но талант у него действительно был. Как-то на моих глазах Женька взял нож - один из немногих железных ножей в Граничном - и из простого сучка вырезал такое чудо-юдо, что я испугался. Глаза на стебельках, крючковатый нос, и главное общее такое хитрое и хищное выражение морды, что невозможно принять это существо за мертвое. Причем рисовал Женька плохо, так себе рисовал. Вообще, меня всегда удивляли талантливые люди. Вот, вроде бы - совершенно нормальный мальчишка, даже хулиган... никогда не подумаешь, что он вообще способен на что-то хорошее.