Эффект, по большей части вызванный химией. В военных госпиталях так принято. Выздоравливающее тела нашпиговывают лекарствами, что называется, от дури. Нечто вроде доброго стопарика по случаю возвращения домой. Помогает не думать ни о чем, кроме победы… Победы в этой гребаной войне: малой кровью, на чужой территории и над всей сворой, одним молодецким махом. Несомненно, «дурь» была качественная – и самого животворного свойства. Однако, купаясь в парах патриотического коктейля, я параллельно испытывал и более простые ощущения, состоявшие в удовольствии от целости и нормальной работы конечностей и внутренних органов. И уверенности в своих силах.
Но только до момента, когда поговорил с докторшей.
– Мы отпускаем вас немного раньше времени, – сообщила она. Яростные ноты, звучавшие в ее голосе на первом осмотре, несколько улеглись. – Нам пришлось так поступить по распоряжению командования «Клина». И ваши раны не затянулись полностью.
– Я отлично себя чувствую.
– Разумеется, вы чувствуете себя хорошо. Потому что тело залито эндорфинами выше иллюминаторов. Но едва окажетесь внизу, почти сразу поймете: левая рука примерно на треть слабее нормальной. Кстати, ваши легкие совершенно не в порядке. Обожжены со времен Гаерлейна‑20.
Я удивленно захлопал глазами:
– Не знал, что там применяли химию.
– Нет, не применяли… По крайней мере официально – нет. Но, как мне объяснили, была одна спецоперация… – лицо докторши приняло извиняющееся выражение:
– Большую часть мы вычистили, а кое‑где запустили регенерацию, приняв меры от вторичных инфекций. Еще несколько месяцев полноценного отдыха – и вы могли бы прийти в полный ажур. Но как я уже… – тут она пожала плечами:
– Короче, постарайтесь не курить. Занимайтесь спортом. Как бы поточнее выразиться… сама не знаю, за каким хером все это нужно… Ведите здоровый образ жизни.
Я пытался. Начал гулять по госпитальной палубе. Гонял воздух через выжженные легкие. Разрабатывал плечо. За каким хером это нужно?
Палубу переполняли такие, как и я, бездельники – мужчины и женщины, делавшие те же упражнения на свежем воздухе. Некоторые оказались мне знакомы.
– Здорово, лейтенант!
Ба… Тони Леманако. Лицо его состояло в основном из лоскутьев, перемежавшихся зелеными полосками в местах, где парню имплантировали биомассу. Он еще и улыбался, правда, чересчур скалился – зубы слишком хорошо просматривались по всей левой стороне.
– Лейтенант, так вы это сделали! Путь отхода… – он обернулся, озираясь в толпе:
– Эй, Эдди. Квок… Здесь наш лейтенант, который всех вытащил.
Квок Юэн Юй. Обе глазницы девушки были заполнены ярко‑оранжевым инкубационным гелем. Выносная камера, ловко приваренная к черепу, обеспечивала хороший обзор и – что удобнее всего – передавала информацию непосредственно в мозг. Руки помаленьку отрастали, но молодая ткань, сквозь которую просвечивал черный углепластиковый каркас, казалась еще влажной на вид и кровоточила.
– Лейтенант… Мы полагали, что…
– Лейтенант Ковач! – окликнул кто‑то.
Эдди Мунхарто. Этот держался в вертикальном положении за счет специального мобилизирующего костюма, позволявшего биосреде по чуть‑чуть регенерировать левую руку и обе ноги из обрубков, предусмотрительно оставленных его телу «умной» шрапнелью.
– Рад встрече, лейтенант! Видите, мы все идем на поправку. 391‑й взвод вернется и еще даст просраться этим «кемпам». Как пить дать… Месяца через два, не позже.
В последнее время для воевавших за Кареру наемников «Клина» поставлялись тела, произведенные в компании «Кумалао биосистемз».
Эти совершенные в своем роде творения человеческого разума предлагали владельцу многочисленные полезные опции. В том числе систему, ограничивавшую выброс серотонина, что пробуждало склонность к агрессии, и мгновенно просыпавшиеся гены настоящего волка, способствовавшие улучшению реакции и проявлению совершенно звериной жестокости. Впрочем, при сохранении преданности хозяину.
При взгляде на стоявшие вокруг искалеченные, но живые остатки взвода к горлу подступил комок.
– Мужики, мы их пробили… что, нет? – произнес Мунхарто, жестикулировавший отростком руки, как тюлень ластом. – Я смотрел вчерашние новости.
Микрокамера Квок взвыла моторчиком:
– Вы примете команду над новым 391‑м, сэр?
– Эй, Наки! Ты где, мужик? Здесь наш лейтенант…
Больше я на палубу не выходил.
Шнайдер нашел меня спустя сутки. Сидя в офицерской палате для выздоравливающих и уставившись в иллюминатор обзора, я дымил сигаретой. Глупо, но, как точно подметила доктор, за каким хером все это нужно… Какое значение имеет собственное здоровье, когда в любой момент твою плоть может оторвать от тела летящая навстречу сталь или сожрать химия.
– Ба‑а… лейтенант Ковач.
Я узнал его не сразу, лишь через секунду‑другую. Боль меняет человеческие лица. И тогда мы были основательно заляпаны кровью.
Для начала, глядя сквозь дым своей сигареты, я принялся уныло гадать: не очередной ли это собрат по оружию, желавший побалаболить о войне до победного конца. Наконец что‑то неуловимое, сквозившее в манере его поведения, включило память и вытащило на свет день нашей загрузки в госпиталь. Несколько удивляло затянувшееся присутствие такого пациента на борту госпиталя. Не менее странным выглядело его появление в палате. Я сделал жест, приглашая гостя сесть.
– Благодарю. Я, гм‑м… Ян Шнайдер, – он протянул руку. Последовало короткое пожатие, и Шнайдер тут же потянулся к моим сигаретам. – На самом деле мне показалось, что вы не… гм… не ранены.
– Зря вы так думаете. Я был ранен.
– Ранение… гм… ранения влияют и на ваше сознание, и на память.
При этих словах я нетерпеливо дернулся. Шнайдер продолжил:
– Позвольте мне не думать о чинах и всем таком… гм…
– Слушайте, Шнайдер, уж это действительно не важно, – я закашлялся, втянув облако дыма глубже, чем следовало. – Имеет значение одно: как прожить достаточно долго, чтобы выбраться из этой мясорубки. Еще раз напомнишь – и получишь в морду. В остальном я тебя не ограничиваю, можешь выделываться как хочешь. Все понял?
Нервозность Шнайдера сменило навязчивое желание отгрызть себе ноготь. Выслушав мою речь, он вытащил большой палец изо рта и осклабился. Потом засунул на то же место сигарету. Дым он выпустил довольно изящно, прямо в иллюминатор, за которым открывался сказочный вид на поверхность планеты. Затем уставился на меня взглядом хищника. Наконец Шнайдер кивнул, и его язвительный тон перешел в новое качество.
– Все точно, – произнес он.
– Что точно?
Шнайдер заговорщически огляделся. Немногочисленные обитатели палаты сгрудились на противоположном конце коридора, занятые просмотром голографического порно. Шла прямая трансляция с Латимера. Шнайдер вновь оскалился и тут же склонился ближе ко мне:
– Вы тот, кого я искал. Человек, обладающий здравым смыслом. Лейтенант Ковач, я хочу вам что‑то предложить. Некое предприятие с вашим участием, способное вывести из этой мясорубки не только живым, но и богатым. Трудно представить, насколько богатым.
– Я могу представить многое, Шнайдер.
Он пожал плечами:
– Почему нет? Представьте себе очень много денег. Вас это интересует?
Я задумался, стараясь сообразить, что может крыться за предложением:
– Нет, если это требует переметнуться.