Однако оно выровнялось и остановилось, буксирные тросы провисли, вторая лошадь, запутавшаяся в веревках, ошалело билась и, наконец, высвободилась. Рулевой выскочил на бечевник и намотал кормовой швартов на тумбу.
- Влипли, - сказал он.
С берега, откуда на паром смотрели испуганно ржавшие сменные лошади, сбежал ещё один человек. Он взял под уздцы лошадей "Королевы Шарлотты". Форейтор Чарли лежал на бечевнике, лицо его было залито кровью.
- Ну-ка назад! - заорал рулевой на женщин, начавших было выползать из каюты второго класса. - Все в порядке. Назад. Только позволь им вылезти на берег, - добавил он, обращаясь к Хорнблауэру, - их труднее будет собрать, чем их же цыплят.
- Что случилось, Горацио? - спросила Мария, появляясь в дверях каюты первого класса с ребенком на руках.
- Ничего страшного, дорогая, - ответил Хорнблауэр. - Сиди спокойно. Тебе не стоит волноваться.
Он повернулся и увидел, как однорукий рулевой стальным крюком потянул Чарли за куртку, пытаясь приподнять. Голова форейтора безвольно откинулась назад, по щекам текла кровь.
- От Чарли проку не будет, - объявил рулевой, отпуская форейтора. Тот упал. Подходя, Хорнблауэр с трех футов почуял, что из окровавленного рта разит джином. Наполовину оглушен, наполовину пьян. Точнее сказать, и то и другое больше чем наполовину.
- А нам пропихиваться через туннель, - сказал рулевой. - Кто там в сторожке?
- Никого, - ответил конюх. - Все грузовые суда прошли рано утром.
Рулевой присвистнул.
- Придется вам отправляться с нами, - сказал он.
- Вот уж нет. У меня здесь шестнадцать лошадей - восемнадцать с этими двумя. Не могу же я их бросить.
Рулевой выругался, удивив даже Хорнблауэра, слышавшего в своей жизни немало крепких выражений.
- Что значит "пропихиваться" через туннель? - спросил Хорнблауэр.
Рулевой указал крюком на черное сводчатое устье.
- Сами понимаете, капитан, бечевника в туннеле нет, - сказал он. - Так что мы оставляем лошадей тут и проталкиваемся ногами. Мы кладем на нос пару "крыльев" - что-то вроде крамбол. Чарли ложится на одно крыло, я - на другое, головами внутрь, а ногами упираемся в стенки туннеля. Мы вроде как идем ногами по стене, и судно движется, а на южном конце мы опять берем лошадей.
- Ясно, - сказал Хорнблауэр.
- Сейчас я окачу эту сволочь водичкой, - сказал рулевой. - Может очухается.
- Может, - согласился Хорнблауэр. Но вода не произвела ни малейшего действия на Чарли - у того явно было сотрясение мозга. Рулевой снова выругался.
- За вами идет ещё одно торговое судно, - сказал конюх. - Здесь оно будет через пару часов. В ответ рулевой разразился потоком брани.
- Нам нужно засветло пойти запруды на Темзе, - сказал он. - Два часа? Если мы отправимся сейчас, мы только-только успеем до темноты.
Он посмотрел на врез канала, на устье туннеля, на болтающих женщин и нескольких дряхлых стариков.
- Мы опоздаем на двенадцать часов, - мрачно заключил он.
"Я на день позже приму командование", - подумал Хорнблауэр.
- Черт возьми, - сказал он. - Я помогу вам пропихаться.
- Спасибо, сэр, - ответил рулевой, подчеркнуто сменив панибратское "капитан" на уважительное "сэр". - Думаете, справитесь?
- Думаю, да, - сказал Хорнблауэр.
- Тогда давайте приладим крылья, - решился рулевой. То были маленькие навесы, отходившие с обеих сторон носа.
- Горацио, - спросила Мария, - что ты там задумал?
Именно это Мария должна была спросить. Хорнблауэр подмывало ответить словами, слышанными им когда-то на "Славе" - "страуса дою" - но он сдержался.
- Помогаю паромщику, дорогая, - спокойно ответил он.
- Ты совсем не думаешь о своем достоинстве, - сказала Мария. Хорнблауэр был женат давно и твердо для себя уяснил: надо выслушать жену и сделать то, что считаешь нужным.
Приладив "крылья", они с рулевым и помогавший с берега конюх подтолкнули судно, и оно заскользило к устью туннеля.
- Толкайте, - сказал рулевой, забираясь на левое крыло. Ясно, что легче сохранять небольшую скорость, чем двигаться толчками. Хорнблауэр поспешно устроился на правом крыле. Судно медленно вползало в туннель. Хорнблауэр почувствовал ногами кирпичную облицовку. Упираясь в стену и как бы идя по ней, он толкал судно вперед.
- Крепитесь, сэр, - сказал рулевой - его голова была совсем рядом с головой Хорнблауэра. - Впереди две мили.
Двухмильный туннель, прорубленный в скальных породах Котсуолда! Не зря его называют чудом эпохи. Римляне со всеми их акведуками ничего подобного не построили. Дальше и дальше продвигалось судно вглубь туннеля, темнота сгущалась и стала наконец совершенно непроницаемой - сколько Хорнблауэр ни напрягал глаза, он ничего не мог различить. При входе в туннель женщины принялись болтать, смеяться и кричать, чтоб услышать отраженное от стен эхо.
- Курицы несчастные, - процедил сквозь зубы рулевой.
Теперь все, подавленные темнотой, смолкли - все, кроме Марии.
- Надеюсь, ты не забыл, что на тебе хороший костюм, Горацио, - сказала она.
- Да, дорогая, - ответил Хорнблауэр, радуясь, что она его не видит.
Делом он занимался малодостойным и отнюдь не приятным. Уже через несколько минут он почувствовал, что навес под ним очень жесткий. Потом заболели ноги. Он попытался изменить положение, и тут же понял, что делать это надо осторожно, иначе нарушается плавное движение судна. Рулевой сердито заворчал, поскольку Хорнблауэр не толкнул вовремя правой ногой и паром немного замедлился.
- Толкайте, сэр, - повторил он. Так они и двигались в гипнотическом кошмаре. В кромешной тьме не слышалось ни звука - при такой скорости "Королева Шарлотта" совсем не поднимала волн. Хорнблауэр толкал и толкал. Ноги его ныли. Сквозь подметки башмаков он чувствовал, что кирпич кончился - его ноги упирались в голую скалу, грубо обработанную кирками проходчиков. Это ещё усложняло дело.
Он услышал вдалеке негромкий звук, какое-то слабое бормотание, и понял, что уже довольно давно, неосознанно, слушает его. Звук усиливался и постепенно перешел в громкий рев. Хорнблауэр не знал, что это, но, поскольку рулевой явно не волновался, решил не спрашивать.
- Подождите-ка, сэр, - сказал рулевой, и Хорнблауэр, не зная, что думать, перестал толкать. Рулевой, по-прежнему ничего не говоря, завозился рядом. Потом он накрыл их обоих брезентом, так что снаружи остались только ноги. Под брезентом было не темнее, чем снаружи, но очень душно.
- Давайте дальше, сэр, - сказал рулевой, и Хорнблауэр послушно уперся в стену.
Под брезентом непонятный рев казался глуше. Струйка воды громко застучала по брезенту, потом другая, и тут Хорнблауэр понял.
- Вот и он, - сказал рулевой.
Сквозь потолок туннеля пробивался подземный ручей и с ревом низвергался вниз. С оглушительным ревом водопад обрушился на судно, грохоча по крышам кают. Крики женщин потонули в шуме. Давление воды прижимало брезент. Затем поток ослаб, сменился маленькими струйками, и, наконец, остался позади.
- Там впереди только один такой, - раздался в душной темноте голос рулевого. - После сухого лета лучше.
- Ты не промок, Горацио? - спросила Мария.
- Нет, дорогая, - отозвался Хорнблауэр. Простой ответ произвел желаемое действие, не давая повода к дальнейшему разговору. Ноги у Хорнблауэра, естественно, промокли, но после одиннадцати лет в море это было ему не в новинку - больше беспокоила усталость. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем по брезенту вновь застучала вода, и рулевой объявил: "Вот и он". Судно проползло под водопадом, и рулевой, со вздохом облегчения, стянул брезент. Хорнблауэр, изогнув шею, увидел что-то далеко впереди.