Алеша стал было бормотать, что это неудобно, что ему и здесь хорошо, но Марат уже тащил его за рукав, а глаза так весело светились из-за стекол очков, что Алеша сдался и послушно пошел за Маратом.
Так он очутился в совершенно незнакомом доме, у совершенно незнакомых людей.
13. ПЕРЕЖИВАНИЯ ПЯТНИЦЫ
На крыльце, на досках, очищенных от снега, сидел пес Пятница. Вид у него был унылый. Уши опущены. Короткий хвостик не вертелся, будто у невидимой пружинки кончился завод. Из-под двери в щелку веяло теплом. Пятница приблизился к этому теплому течению и лег. Он вытянул лапы, положил на них голову. Он не спал. Он думал.
"Неужели я ошибся в друге? Я его водил по всем знакомым мне тропкам и не бросил в трудную минуту, когда жестокие мальчишки (я-то хорошо знаю их нрав!) устроили ему испытание. А он оставил меня одного. Ему хорошо - он в тепле, а я дрожу в своей легкой шкурке. Он, наверное, грызет кости и ест теплую похлебку, в которую накрошены крупные куски хлеба. А я голоден... А может быть, он сейчас выйдет и вынесет мне мозговую косточку с хрящиками и остатками мяса или целую миску вкусной еды?.."
На этом месте Пятница прервал свои мысли и открыл один глаз, чтобы посмотреть, не идет ли Алеша с костью или с миской. Но никто не шел. Тогда Пятница жалобно тявкнул: то ли хотел пристыдить друга, то ли позвать его. И снова он закрыл глаза. Он не уходил. Он верил в человека. И твердо решил окоченеть, но дождаться его. Таким был этот славный бездомный пес, получивший сегодня имя Пятница.
14. ОБЕД
У взрослых есть нехорошая привычка расспрашивать. Стоит маленькому человеку переступить порог незнакомого дома, как ему тут же будет задано по меньшей мере пять вопросов: "Как тебя зовут? Сколько тебе лет? На кого ты похож - на папу или на маму? Как ты учишься? Кем собираешься стать летчиком или поэтом?"
Большинство взрослых, обращаясь к маленькому человеку с этими вопросами, порой даже не удосужатся выслушать ответы. Задав эти вопросы, они считают, что выполнили долг перед молодым поколением, проявили внимание, заботу, и так далее, и тому подобное.
Когда Алеша, подталкиваемый другом, красный от смущения, вошел в дом, мама Марата не задала ему ни одного вопроса. Она только внимательно посмотрела на него и просто, как будто Алеша каждый день бывает у них в доме, сказала:
- Раздевайся, Алеша. Мойте, ребята, руки, будем обедать.
Алеша покраснел еще больше и, запинаясь, медленно сказал:
- Спасибо... я не хочу.
Он был человеком с характером и считал такой ответ достойным мужчины. Да у него и в самом деле в это мгновение от волнения пропал аппетит.
Но мама Марата с притворной строгостью громко сказала:
- Что?! Без разговоров!
И Алеша сдался.
Мама Марата была высокой, светловолосой. Она, как и Марат, носила очки. Держалась она так прямо, что, казалось, ей никогда не приходилось нагибаться. Движения у нее были широкие, немного резкие. "Строгая", решил Алеша. Но в это время она сняла очки, и лицо ее сразу стало добродушным и даже немного беспомощным. Казалось, вся ее строгость была в этих очках, как сила Черномора - в бороде.
В это время из соседней комнаты вышел папа Марата - тоже высокий и тоже в очках. Лицо у него было такое моложавое и глаза такие озорные, будто он был не мужчиной, а очень большим мальчиком. В одной руке он держал раскрытую книгу, в другой - карандаш. Он только что завершил занятия и, как каждый человек, окончивший дело, был в хорошем расположении духа.
- Поторапливайтесь, а то есть хочется! - сказал он и посмотрел на Алешу: - Здравствуй, Алеша!
Алеша открыл рот, чтобы ответить на приветствие, но Марат уже тащил его за рукав в другую комнату. Стягивая с него шубу-дубленку, он говорил:
- Ты не удивляйся, что у нас в семье все в очках. Мы, Карнаковы, все близорукие.
Алеше показалось, что он произнес эти слова с гордостью.
А Марат уже тащил его к умывальнику, совал ему в руки мыло, полотенце, торопил, будто не хотел ему дать опомниться.
Когда человек маленький, у него всего одно имя. Когда он немного подрастает, к имени добавляется фамилия. А когда человек становится взрослым, появляется еще отчество. Говорят, в Европе у людей нет отчеств, а на Востоке есть даже старики, носящие одно лишь имя, без отчества и фамилии.
Алеша думал об этом, не решаясь спросить у Марата, как звать его маму и папу. Но Марат хотя и не был человеком, умеющим читать чужие мысли, вдруг сказал сам:
- Мою маму зовут Ольга Ивановна, а папу - Сергей Владимирович. - И добавил: - Ты не стесняйся. Они хорошие.
Алеша почему-то вспомнил о своих папе и маме, и ему захотелось сказать: "Мои тоже хорошие", будто кто-то ставил это под сомнение.
Хотя семья Карнаковых встретила незнакомого Алешу без обычных вопросов, мальчик понимал, что рано или поздно его спросят, кто он и откуда. И каждый раз, когда кто-нибудь во время обеда обращался к нему, сердце его обрывалось: "Сейчас спросят". Но речь шла о другом.
- Знаете ли вы, что такое ПЭС? - спросил Сергей Владимирович, обращаясь к обоим мальчикам.
Мальчики молчали. Они не знали, что такое ПЭС.
- ПЭС - это приливная электростанция, - говорил папа Марата, и в глазах его вспыхивали огоньки. - Турбины ПЭС приводятся в движение морским приливом. Здорово?
- Здорово! - сказал Марат.
Алеша закивал головой: у него был полон рот.
Сергей Владимирович работал зоотехником в соседнем совхозе, но он был человек увлекающийся, мечтательный. Порой создавалось впечатление, что он даже немного стеснялся своей обыденной специальности - вечно он говорил о плотинах, турбинах, реакторах. Его планы казались бы несбыточными, если бы он по вечерам не сидел за книгами и учебниками: он вдруг стал студентом-заочником энергетического института. А утром он снова спешил к своим телкам, выслушивал их, взвешивал и трепал по холке.
Ольга Ивановна была учительницей. Она относилась к своему мужу немного покровительственно, как обычно относятся к мечтателям. Но где-то в глубине души верила, что рано или поздно он создаст что-то удивительное.
Обед шел полным ходом. Тарелки мелели, как моря во время отлива.
В это время Алеша услышал тихий лай. "Пятница!" - подумал он, и ему стало стыдно, что он обедает в тепле, а его дружок голодает на морозе. И тогда, превозмогая неловкость, он спросил:
- Можно, я отнесу косточку Пятнице?
- Какой Пятнице? - спросил папа Марата и улыбнулся. - Что у тебя за Пятница, товарищ Робинзон?
- Это собачка такая, - сказал Алеша, - она голодная.
- Конечно, можно, - сказала Ольга Ивановна. - Можешь прихватить и мою косточку.
И тут вмешался Марат:
- Мама, давай пустим пса в кухню. Пусть погреется.
Алеша даже не смел мечтать о таком счастье для Пятницы. А Ольга Ивановна посмотрела на него испытующе и, видимо, поняв, что это будет приятно Алеше, сказала:
- Ладно. Только в комнату его не впускай.
Нет, в людей все-таки стоит верить! Недаром Пятница терпеливо поджидал своего друга на морозе. Его страдания вознаградились. И, похрустывая косточками в теплой кухне, он со стыдом думал, что мог хоть на минуту усомниться в своем друге. Откуда только взялся завод у пружинки хвостик махал легко и безостановочно. Глаза весело поблескивали. А челюсти двигались с такой силой, что могли бы без труда разгрызть даже железяку. И если на свете бывает седьмое небо, то маленький черноносый пес Пятница был именно там - на седьмом небе.
15. ПРИЗНАНИЕ
Обед кончился. Марат стал показывать другу коллекцию марок.
- Самые ценные марки - африканские, - пояснял он Алеше. - Вот марка Танганьики. Видал?
Марки мелькали перед Алешей. А вместе с ними перед его глазами проплывали пальмы, ливанские кедры, египетские пирамиды.