– Он ушел так же стремительно, как и появился. – Я заскочу к ней, Айвэн. На пути к выходу он метнул в меня быструю улыбку.
Я снова сел напротив отчима и проглотил одну из таблеток, которые дал мне доктор Роббистон. Со своим диагнозом он попал точно в яблочко. Полученные удары давали знать о себе.
– Он действительно хороший врач, – сказал мне Айвэн, как бы оправдываясь или защищая доктора Роббистона от моих возможных нападок.
– Превосходный, – согласился я. – С чего бы вам сомневаться в нем?
– Он всегда очень спешит. Пэтси хочет, чтобы я сменил врача... – Айвэн нерешительно поежился. Казалось, лишь тень осталась от его прежней решимости.
– Зачем вам менять врача? – спросил я. – Он хочет, чтобы вы поправились, и сам приходит к вам на дом. В наши дни это такая редкость.
Айвэн нахмурился:
– Пэтси говорит, он слишком тороплив.
– Не каждый думает и двигается с одинаковой скоростью, – примирительным тоном сказал я.
Айвэн взял салфетку из плоской коробочки, стоявшей на столе возле него, и высморкался, а потом осторожно опустил салфетку в корзину для бумажного мусора. Он был, как всегда, точен и аккуратен.
– Если ты что-нибудь прячешь, то куда? – спросил Айвэн.
Кажется, я замигал от удивления.
– Так куда же? – спросил он еще раз, как бы помогая мне припомнить правильный ответ.
– Ну... это зависит от того, что надо спрятать.
– Что-то ценное.
– А какого размера?
Он не дал мне прямого ответа, но сказал нечто, чуть более необычное, чем все то, что говорил мне когда-либо с тех пор, как я знаю его.
– У тебя изворотливый ум, Александр. Назови мне надежное, безопасное место, где ты спрятал бы что-то ценное для тебя.
Так. Надежное, безопасное.
– Хм, а кто будет искать то, что надо спрятать? – спросил я.
– Все. После моей смерти.
– Вы не умираете.
– Все мы смертны.
– Это очень непростое дело – сказать кому-то, где спрятать нечто ценное, чтобы оно не пропало навсегда.
Айвэн улыбнулся.
– Вы говорите о вашем завещании? – спросил я.
– Я не сказал тебе, о чем мы говорим. Пока не сказал. Твой дядя Роберт говорит, что ты знаешь, как прятать вещи.
От этих слов у меня перехватило дыхание. Как они могли? Эти двое благонамеренных мужчин сказали где-то что-то кому-то, из-за чего меня избили и сбросили со скалы. Меня – племянника одного и пасынка другого из них... Я весь превратился в неодолимую боль в этой благопристойной, мирной комнате и вынужден был признать, что при всей их житейской опытности они не имели реального представления об истинных глубинах алчности и жестокости существ, известных под названием homo sapiens.
– Айвэн, – сказал я, – положите что бы то ни было в подвал банка и пошлите соответствующую письменную инструкцию своему адвокату.
Он покачал головой.
Только не давай мне ничего прятать, думал я, ради Бога, не давай. Оставь меня в покое. Я не привык ничего прятать.
– Допустим, это лошадь, – сказал Айвэн. Мне оставалось лишь вытаращить на него глаза.
– Лошадь ты в подвале банка не спрячешь, – продолжал он.
– Какую лошадь?
Он не сказал какую. Он спросил:
– Где бы ты спрятал лошадь?
– Скаковую?
– Разумеется.
– Ну... – в скаковой конюшне.
– А не в каком-нибудь незаметном сарайчике где-нибудь у черта на куличках?
– Конечно, нет. Лошадей надо кормить. Регулярные посещения такого сарайчика послужат сигналом, что там спрятано что-то важное.
– Неужели ты веришь, что можно спрятать что-то на виду у всех и так спрятать, что никто не поймет, что именно спрятано?
– Вся закавыка в том, – сказал я, – что в конце концов кто-то поймет, что он видит перед собой. Кто-то распознает редкую печать на конверте. Кто-то распознает настоящие жемчужины, когда высохнут ягоды омелы.
– Но ты, однако, держал бы скаковую лошадь среди других?
– И часто перемещал бы ее с одного места на другое, – сказал я.
– А препятствия, которые ты при этом встретил бы?
– Препятствие заключается в том, что лошадь не может участвовать в скачках без обнаружения ее местонахождения. Разве что вы окажетесь таким плутом, который всех обманет, а это не похоже на вас, Айвэн. – И на том спасибо, Александр. – В его голосе слышалась суховатая ирония.
– А если эта лошадь не будет участвовать в скачках, – продолжал я, – она утратит свою ценность и в конце концов ее незачем будет прятать и скрывать.
Айвэн вздохнул.
– А еще какие препятствия? – спросил он.
– Лошади так же узнаваемы, как и люди. У них у каждой свое лицо.
– И ноги...
После небольшой паузы я сказал:
– Вы хотите, чтобы я спрятал лошадь? И подумал: «На кой черт я сказал это?»
– А ты мог бы?
– Если у вас есть для этого серьезные основания.
– За деньги?
– На покрытие расходов.
– Ради чего?
– Вы хотите знать, ради чего бы я сделал это? – спросил я.
Он кивнул.
– Ради интереса, – почти уныло произнес я, хотя на самом деле пошел бы на это, чтобы облегчить его депрессию, вызванную не столько болезнью, сколько какими-то другими обстоятельствами. Я сделал бы это ради того, чтобы успокоить мать.
– А что, если бы я попросил тебя найти лошадь? – сказал Айвэн.
Темнит он, играет в какие-то игры, подумал я.
– Думаю, я постарался бы сделать это, – сказал я.
На столе у самого локтя Айвэна зазвонил телефон, но Айвэн лишь апатично взглянул на него и даже пальцем не шевельнул, чтобы поднять трубку. Он дождался, пока звонки прекратятся, не скрыл своей досады, когда на пороге появилась моя мать и сказала ему, что звонят с пивоваренного завода.
– Я нездоров и просил их не беспокоить меня.
– Это Тобиас Толлрайт, дорогой. Он сказал, что у него важное сообщение для тебя.
– Нет. Нет.
– Прошу тебя, Айвэн. Он, кажется, чем-то очень взволнован.
– Я не желаю говорить с ним, – устало сказал Айвэн. – Пусть Александр возьмет трубку.
И мне, и матери такое предложение показалось бессмысленным, но если уж Айвэну что-нибудь взбрело в голову, его трудно сдвинуть с места. В конце концов я взял трубку и объяснил Толлрайту, с кем он говорит.
– Но мне необходимо говорить лично с сэром Айвэном, – произнес мне в ответ настойчивый голос. – Вы просто не поймете, в чем дело.
– Конечно, – согласился я, – но если вы объясните мне все как следует, я передам ему наш разговор, чтобы он вам ответил.
– Это нелепо.
– Да, но... но все-таки говорите.
– Вы знаете, кто я? – спросил меня голос в трубке.
– Нет. Но это меня не пугает.
– Я Тобиас Толлрайт, из аудиторской фирмы. Мы проверяем счета пивоваренного завода «Кинг Альфред».
– В добрый час, – сказал я.
– Мы установили некоторые несоответствия... Сэр Айвэн – председатель правления и шеф дирекции, а также крупнейший акционер... Было бы неэтично с моей стороны говорить с вами, а не с ним лично. – М-м-м... – сказал я. – Понимаю. Может, вам лучше написать ему.
– Видите ли, это дело неотложное. Напомните ему, что незаконно для общества с ограниченной ответственностью торговать, когда оно несостоятельно, и я боюсь... Я в самом деле боюсь, что могут быть приняты немедленные меры, и тут необходимы полномочия, которыми обладает только сэр Айвэн.
– Хорошо, мистер Толлрайт, подождите, пока я объясню ему это.
– В чем дело? – с беспокойством спросила мать. Айвэн ни о чем не спрашивал, но выглядел вконец измученным.
Он все знал.
– Речь идет о документах, подписать которые можете только вы, – сказал я ему.
Айвэн замотал головой.
– Может ли какая-нибудь из ваших неотложных мер подождать день-другой? – снова обратился я к Толлрайту.
– Я должен обсудить это с сэром Айвэном. Но возможно, что да.