Она, вероятно, считала это чрезвычайно интересным и полезным опытом.
— Ну что же тут плохого для фермерской жены?
— Не знаю, — сухо ответил Дэвид. — Но это шокировало старого Джесса. Наши понятия о приличиях отличаются от общепринятых, хотя, может, они и смешны.
— Я как раз об этом и говорила, — сказала Анна, — ты еще недостаточно цивилизован и всю жизнь проживешь холостяком.
Дэвид усмехнулся:
— Хотелось бы знать, можно ли надеяться, что Дэви когда нибудь спасет меня от окончательной деградации?
— Дэви собирается стать архитектором, — сказал Джон. — Ты бы видел чудовище, которое я сейчас помогаю ему строить.
— Дэви сделает так, как сочтет нужным, — заметила Анна. — А пока, мне кажется, он готовится стать альпинистом. А Мэри? О ней вы забыли?
— Не представляю Мэри архитектором, — сказал Джон.
— Мэри выйдет замуж, — добавил Дэвид, — как любая женщина, которая чего нибудь стоит.
Анна изучающе посмотрела на них:
— Вы оба настоящие дикари. По моему, все мужчины такие. Только у Дэвида налет цивилизованности почти совсем облупился.
— Что плохого в том, если я считаю замужество само собой разумеющимся для женщины? — спросил Дэвид.
— Я не удивлюсь, если Дэви тоже женится, — сказала Анна.
— В университете я знал одну девушку из Ланкашира. Она сбежала от своего отца в четырнадцать лет, и ей было совершенно все равно, куда бежать. Училась она лучше всех нас, но, так и не закончив курс, вышла замуж за американского летчика и уехала с ним в Детройт.
— И поэтому, — заметила Анна, — теперь вы не представляете для своих дочерей иной судьбы, кроме неизбежного замужества за американским летчиком из Детройта.
Дэвид улыбнулся:
— Что то вроде этого.
Анна сердито взглянула на него, но удержалась от комментариев. Некоторое время они молча шли вдоль берега реки. Стоял теплый майский день. По лазурному небесному пастбищу неспешно брели облака. В долине всегда как то по особенному ощущалось небо, словно обрамленное окружающими ее холмами.
— Какая мирная, спокойная земля! — воскликнула Анна. — Тебе повезло, Дэвид!
— Оставайтесь, — предложил он. — Нам нужны лишние руки — ведь Люк болеет.
— Мое чудовище зовет меня, — сказал Джон. — Да и дети не станут делать задание на каникулы, пока они здесь. Боюсь, нам придется вернуться в Лондон в воскресенье, как намечали.
— Такие богатства вокруг! Посмотрите на все это, а потом вспомните о несчастных китайцах.
— Ты слышал какие нибудь новости перед отъездом?
— Увеличилось количество судов с зерном из Америки.
— А что слышно из Пекина?
— Официальных сообщений нет. Но похоже, Пекин в огне. А в Гонконге пришлось отражать атаки на границе.
— Очень благородно, — насмешливо произнес Джон. — Вы когда нибудь видели старые фильмы о кроличьей чуме в Австралии? Изгороди с колючей проволокой в десять футов высотой, и кролики — сотни, тысячи кроликов. Сгрудившись возле заграждения, они давят на него, напрыгивая друг на друга, пока в конце концов, не перелезут через изгородь, или она сама не рухнет под их тяжестью. То же самое сейчас творится в Гонконге. Только, давя друг друга, через изгородь перелезают не кролики, а человеческие существа.
— По твоему, это также плохо? — спросил Дэвид.
— Намного хуже. Кролики движимы только слепым инстинктом голода. А люди обладают разумом, поэтому, чтобы остановить их, придется приложить гораздо больше усилий. Я думаю, патронов для ружей у них предостаточно, но, если бы даже их было мало, ничего бы не изменилось.
— Думаешь, Гонконг падет?
— Уверен.
Давление будет расти до тех пор, пока не уничтожит его. Людей можно расстреливать с воздуха из пулемета, бомбить, поливать напалмом, но на месте каждого убитого тут же окажется сотня из глубинки.
— Напалм! — воскликнула Анна. — Нет!
— А что же еще? Для эвакуации всего Гонконга нет кораблей.
— Но ведь в Гонконге нет достаточного количества продуктов, и, если они действительно захватили его, им придется вернуться, не солоно хлебавши.
— Верно. Но что это меняет? Люди умирают от голода. В таком положении человек способен на убийство из за куска хлеба.
— А Индия? — спросил Дэвид, — Бирма и вся остальная Азия?
— Бог знает. В конце концов, они получили какое никакое предупреждение на примере Китая.
— Как же они надеются сохранить это в тайне? — спросила Анна.
Джон пожал плечами.
— Они отменили голод с помощью закона — помнишь? И потом, в начале все выглядит просто. Вирус был изолирован в течение месяца, когда уже поразил рисовые поля. Ему даже придумали изящное название — вирус Чанг Ли. Все, что от них требовалось, — найти способ уничтожить вирус, сохранив растение, либо вывести вирусоустойчивую породу. И, наконец, они просто не ожидали, что вирус начнет распространяться так быстро.
— Но когда урожай уже был уничтожен?
— Они боролись с голодом — честь им и хвала — в надежде продержаться до весеннего урожая. К тому же, они были убеждены, что к тому времени справятся с вирусом.
— Американцы считают, что смогут решить эту проблему.
— Им удастся спасти остальную часть Дальнего Востока. Спасать Китай уже слишком поздно — отсюда и Гонконг.
Анна смотрела на склон холма. Маленькие фигурки по прежнему карабкались к вершине.
— Дети умирают от голода, — сказала она, — ведь наверняка можно что нибудь сделать?
— Что? — спросил Джон. — Мы отправляем продукты, но это капля в море.
— И мы спокойно разговариваем, смеемся, шутим на плодородной мирной земле, — сказала она, — когда творится такой кошмар.
— Что мы можем сделать, дорогая моя, — ответил Дэвид. — И раньше было достаточно людей, умирающих каждую минуту. Смерть есть смерть — случается ли это с одним человеком или с сотней тысяч.
— Наверно, ты прав, — задумчиво проговорила Анна.
— Нам еще повезло, — сказал Дэвид. — Вирус мог уничтожить и пшеницу.
— Но тогда результат был бы менее плачевным, — возразил Джон. — Мы ведь не зависим от пшеницы, как китайцы, да и вообще все азиаты — от риса.
— Ничего утешительного. Наверняка — нормированный хлеб.
— Нормированный хлеб! — воскликнула Анна. — А в Китае миллионы борются за горстку зерна.
Наступило молчание. В безоблачном небе сияло солнце. Слышалась звонкая песня дрозда.
— Бедняги, — сказал Дэвид.
— Как то в поезде я видел одного парня, — заметил Джон. — Так он с явным удовольствием разглагольствовал, дескать, китаезы получили то, что заслужили, мол, так им, коммунистам, и надо. Если бы не дети, я бы поделился с ним своим мнением по этому поводу.
— А разве мы намного лучше? — спросила Анна. — Мы чувствуем сожаление только сейчас, а в остальное время забываем о них и продолжаем как ни в чем ни бывало заниматься своими делами.
— Нам ничего другого не остается, — сказал Дэвид. — Тот парень в поезде — я не думаю, что он постоянно злорадствует. Так же и мы. Не так плохо, пока мы понимаем, как нам повезло.
— Разве?
Легкий ветерок раннего лета донес слабый крик. Они взглянули на вершину холма. На фоне неба вырисовывалась человеческая фигурка. Через несколько минут рядом появилась еще одна.