Только в космосе могло создаться такое потрясающее впечатление от нашей родной планеты – сплошная, обширная, нетронутая дикая природа. Нигде никого на большой части Земли, и только изредка мерцание огней или крошечная мозаика служат свидетельством существо– вания человека. Человек, возможно, загрязнил до предела атмосферу планеты
– по краям на закате она выглядит не толще яблочной кожуры – но он пока почти не оставил видимых отсюда отметин на поверхности родной планеты.
– Нет, не кажется. Но на самом деле это так, ты сама знаешь. У меня там все время болит нога. Там воняет. Там грязно, полно микробов, там все пропитано злом, окутано безумием, по пояс погружено в отчаяние. Не знаю, за каким чертом я вообще хотел туда вернуться!
– Чарли!
Я понял, как громко кричал, только когда обнаружил, что ей пришлось сильно повысить голос, чтобы перекричать меня. Я замолчал, ужасно злой на себя. «Ты снова хочешь капризничать? Что, последнего раза тебе было мало?» «Извини, – ответил я себе. – Я просто никогда еще не умирал».
– Прости, дорогая, – сказал я вслух. – Мне кажется, я просто несильно интересовался Землей с тех пор, как закрыли «Ле Мэнтнан».
Я начинал это говорить, как шутку, но прозвучало несмешно.
– Чарли, – сказала она странным голосом.
«Вот видишь? Теперь она заведет этот разговор, все сначала».
– Да?
– Почему «Обезьяньи перекладины» то вспыхивают, то гаснут?
Я сразу проверил воздушный баллон, затем соединительную «Y»-трубку, клапаны. Нет, с воздухом у нее было все в порядке. Тогда я посмотрел.
Никаких сомнений. «Обезьяньи перекладины» мигали вдалеке – иллюминация на рождественской елке, светомузыка со вспышкой. Я снова тщательно проверил кислород, чтобы убедиться, что мы не галлюцинируем оба, после чего опять обнял ее.
– Странно, – сказал я. – Не могу себе представить неполадки, из-за которых электрическая цепь вела бы себя таким образом.
– Наверное, что-то попало в солнечный энергетический экран и заставило его вращаться. – Может быть. Но что?
– Черт с ним, Чарли. Возможно, это Рауль пытается нам сигнализировать.
– Если это так, действительно черт с ним. Я больше ничего не хочу сказать, и будь я проклят, если я что-то хочу услышать. Не включай чертовы наушники. О чем мы говорили?
– Мы решили, что на Земле хреново.
– Так оно и есть. Даже хуже. Почему там вообще хоть кто-то живет, Норри? Впрочем, это тоже к черту.
– Не такое это плохое место. Мы там встретились.
– Правда. – Я обнял ее покрепче. – Я думаю, мы счастливые люди.
Каждый из нас нашел свою вторую половинку. И даже до того, как умер.
Сколько таких счастливчиков?
– Том и Линда, я думаю. Диана и Говард в Торонто. Не могу вспомнить больше никого, о ком бы я знала это наверняка.
– Я тоже. Вокруг было больше удачных браков, когда я был ребенком.
Перекладины замигали вдвое чаще. Второй невероятный метеор? Или оторвалась часть панели, отчего остальное стало вращаться быстрее? Это не– приятно отвлекало, и я повернулся так, чтобы не видеть.
– Мне кажется, я никогда толком не понимал, как неправдоподобно мы счастливы. Жизнь, когда в ней есть ты, это потрясающая штука.
– О Чарли! – всхлипнула она, поворачиваясь в моих объятиях.
Несмотря на то, что это было так сложно, она развернулась на сиденье и снова обняла меня. Р-костюм впился мне в шею, наушник с этой стороны царапал ухо, ее сильные руки танцовщицы разбудили ад в моей больной спине, но я не жаловался. Пока ее хватка неожиданно не стала еще сильнее.
– Чарли!
– Мммм!
Она слегка ослабила хватку, но продолжала держаться за меня.
– Что это за черт?
Я перевел дух.
– Ты о чем? – Я повернулся на сиденье, чтобы посмотреть назад.
– Что за черт – что?
Мы оба сорвались с сидений машины и повисли на страховочных тросах, оглушенные.
Это было фактически над нами, в пределах сотни метров, такое невозможно огромное, с такими искаженными близким расстоянием пропорциями, что нам потребовалось несколько секунд, чтобы распознать, идентифицировать это как космический корабль. Моей первой мыслью было, что к нам заплыл в гости кит.
«ЧЕМПИОН», – гласили толстые красные буквы, протянувшиеся через нос корабля. И ниже: «Космическая Команда Объединенных Наций».
Я бросил взгляд через плечо, на Норри, затем еще раз проверил воздушную трубку. «Никаких регулярных трасс», – сказал я бессмысленно и включил радио.
Голос был невероятно громкий, но статический шум был настолько сильнее, что я сразу понял: говорят не в микрофон, а обращаются к кому-то в той же комнате. Я помню каждый слог.
– …пые чертовы придурки слишком дурные, чтобы включить радио, сэр.
Кому-то придется вылезти и потрясти их за плечо.
Снова не в микрофон знакомый голос разразился гулким смехом, и радист присоединился к нему. Мы с Норри слушали смех, не в силах заговорить.
Часть меня раздумывала, не засмеяться ли мне тоже, но решила, что я рискую не суметь замолчать.
– Господи Иисусе, – сказал я наконец. – Как далеко человек должен забраться, чтобы побыть немного наедине со своей женой?
От неожиданности настала тишина. Затем там схватили микрофон, и знакомый голос взревел:
– Ах ты, сукин сын!
– Но раз уж вы проделали весь этот путь, майор Кокс, – великолепно произнесла Норри, – мы, так и быть, зайдем к вам выпить пива.
– Глупый сукин сын, – донесся издалека голос Гарри. – Глупый сукин сын.
«Обезьяньи перекладины» перестали мигать. Сообщение дошло до нас.
– После вас, любовь моя, – сказал я, отстегивая воздушный резервуар.
В тот момент, когда я добрался до шлюза, мои последние реактивные двигатели заглохли. Билл Кокс встретил нас в шлюзе с тремя порциями пива.
Мое оказалось превосходным.
Те два глотка, которые мне достались до того, как началась суматоха.
Как Филипп Нолан, я отрекся вслух от некоторых вещей – и был услышан.
Я сделал эти два глотка сразу, и больше мне не досталось. Офицеры и команда откровенно глазели на нас с Норри. При первом глотке я, естественно, решил, что они потрясены тем, что кто-то оказался настолько глуп, чтобы при аварии выключить радио. Ну, я же не думал о смерти как об аварии. Но при втором глотке я заметил некоторую специфическую особенность в том, как они глазели. За одним-двумя исключениями женщины из команды разглядывали меня, а мужчины – Норри. Я не вполне забыл, во что мы были одеты под р-костюмами. Там просто нечего было забывать. Мы были прилично прикрыты из гигиенических соображений, но только-только.
А то, что обычно на земном видеоэкране, едва ли часто встретишь в помещении военного корабля.
Билл, конечно, был слишком джентльменом, чтобы обратить на это внимание. Или, возможно, он понял, что в данной ситуации единственное, что можно сделать практического, так это ее проигнорировать.
– Значит, сведения о вашей кончине были преувеличены, а?
– Напротив, – сказал я, вытирая подбородок рукавицей. – В них забыли упомянуть про наше воскрешение. Что, с моей точки зрения, самая су– щественная часть. Спасибо, Билл.
Он ухмыльнулся и торопливо сказал не слишком понятную вещь:
– Только не задавайте мне очевидных вопросов. При этих словах его глаза слегка забегали. На Земле или при ускорении они бы забегали из стороны в сторону. В невесомости рефлексы действуют несколько иначе, к тому же его «вертикальное» положение не совпадало с моим. Так что его зрачки описали двойные круги, возможно сантиметр в диаметре, и вернулись к нам.
Совершенно ясно было, в чем тут дело. Ответы на мои следующие очевидные вопросы были секретной информацией.