Она раскрыла его - но там были только три медных ключа на толстом колечке с выгравированными знаками и несколько засаленных и обтрепанных игральных карт. И еще - маленькая, в указательный палец длиной, дудочка из коричневатого дерева.
Смешно...
Тем не менее она почему-то знала, что ничего важнее этого в мире не существует. По крайней мере, для нее.
Еще в бумажнике нашлись три пятитысячные бумажки. Вот для этого в памяти место нашлось, с каким-то неудовольствием подумала она, что на эти деньги можно один раз поесть - сытно, хотя и не очень вкусно.
А еще во внутреннем кармане она нащупала рукоятку револьвера...
Что-то сработало внутри. Даже не в голове, а в плече или в локте. Рука отдернулась от находки и быстро скользнула в боковой карман, как в нору. Рука что-то знала.
И это знание - зеленого цвета облако - поползло от плеча было вверх, но вдруг бросилось в ноги и заставило встать, встать немедленно - и смываться отсюда подальше. Здесь было, оказывается, самое опасное место...
Она уже заходила за угол, когда позади хлопнула подпружиненная дверь, всхлипнула отключаемая сигнализация машины (откуда она это помнит?.. неважно...) и чей-то очень знакомый голос произнес, заканчивая начатую еще на лестнице фразу:
- ...и сразу назад. Вряд ли это она, но - убедиться никогда не лишне. Отзвони мне, понял?
- Да понял, чего тут. Только все равно какой-то херней занимаемся, Стас, ей-Богу...
- Ладно, не ной. На обратном пути к Дубу заедь, пива "Миллер" возьми пару упаковок...
Хлопнула дверца, мягко заработал мотор. Саня, ковыляя, обогнула дом чуть раньше, чем тронулась с места машина и водитель мог бы заметить ее. Но сейчас он выедет из двора - и она окажется перед ним, как заяц в нетоптаном поле...
Торопясь успеть, Саня взобралась по лестнице семь ступенек! - вверх и успела закрыть за собой дверь. Сквозь зарешеченное окошечко она увидела машину: серую, хищную, низкую, быструю.
Похожую на махогона.
Она отступила в глубь помещения и налетела на какую-то толстую старуху. Старуха сильно пихнула ее и выругалась.
- Простите... - прошептала Саня.
- Чего "простите"! Чего "простите"! Понаехало вас, тварей...
- Ты как заругалась-то, Викторовна? - укорила ее другая, в вязаной шапочке и очках. - Не стыдно тебе?
- Мне еще стыдно, скажешь тоже! Вон - шастают по подъездам да по чердакам! Звонют тут: беженцы, мол, на кусочек хлеба - а сами глазами зырк да зырк... Ну, я-то сразу поняла, каки они таки беженцы. А деньги-то наши пенсионные им все и уходют, тут мне в собесе добры люди объяснили, как есть...
Саня, внезапно ослабев, прислонилась к стене. Она только что, полминуты назад, чудом избежала чего-то, что могло быть пострашнее смерти. Осознание этого еще не пришло полностью, но уже начало проникать в поры воображения.
- Эй, девка, ты чего так побелела? - спросила старуха в шапочке. - Правда беженка, что ли?
Саня покачала головой. В глазах странно двоилось.
- Да наркоманка она, по глазам видно, - сказала толстая Викторовна. - Пошли, пошли, Клавдёя, добрая ты уж больно...
И старуха в шапочке дала себя увести. Очередь в кассу смотрела на Саню неодобрительно.
- Так, - сказала женщина за окошком и встала. Вам чего, гражданочка?
- Она ж больная, - сказал кто-то в очереди. Видно же. Позаражает всех.
- Я... заблудилась... - с трудом преодолевая дрожь, сказала Саня. - У меня... нога болит. Очень болит.
- А, так ей травпукт нужен! - будто бы обрадовался кто-то. Они все, кто стоял в очереди, вдруг слились для нее в одно существо. Не то чтобы злое, не то чтобы доброе... - Травпукт, голубушка, в соседнем дворе. Выйдешь сейчас, повернешь направо, там гаражи будут, пройдешь - и увидишь ворота, а на воротах написано...
За воротами стояла машина без колес - просто на каких-то чурбачках.
Возле машины сидели двое в белых халатах и курили: белесый парень с редкими волосами и молодая горбоносая женщина в высоком крахмальном колпаке.
- О! - сказала она. - Клиент созрел. Проходи, красавица, раздевайся...
В темном тесном коридорчике пахло сильно и както полузнакомо. Перед дверью с надписью: "В уличной обуви не входить!" стояли две пары очень старых тапочек. Саня, с трудом дотянувшись до шнурков колено совсем не гнулось - сняла свои ботинки и вошла в кабинет. Там сидела еще одна женщина, пожилая.
- Вон там раздевайся, - показала она за ширму. Там стояла рогатая металлическая вешалка.
Саня сняла куртку. Посмотрела на себя. На ней натянут был черный свитер - весь в дырах, будто опаленный. Она сняла и свитер. Под свитером оказалась бесформенная полотняная рубашка, не слишком свежая, но и не так сокрушительно пострадавшая.
Вошли те, что курили. Парень уселся за стол, женщина в колпаке отошла к окну.
- Слушаю, - сказал парень.
- Нога болит.
- А что именно?
- Колено.
- Травма была?
- Не помню.
- Как так? Пьяная была?
Не знаю. Я вообще мало что помню. Вот как здорово. Как хоть звать-то, можешь сказать?
- Александра.
- Ну, хоть что-то... Ладно: фамилия-имя-отчество.
- Фамилию не помню.
Парень отложил ручку, которой собирался писать.
- Как это?
Саня пожала плечами.
- А документы есть?
- Нет. Были бы - сама бы посмотрела...
- Так. А живешь где?
- Не знаю. Я в себя на скамейке пришла.
- Постой. Что же ты раньше-то делала? Саня нахмурилась.
- Кажется, училась. Смутно что-то такое... пробивается.
- Та-ак. Имя, значит, Александра... лет сколько?
- Девятна... А какое сегодня число?
- Нормально. Шестнадцатое апреля. Год не нужен?
- Апре... апреля?
- Шестнадцатое апреля девяносто седьмого года. Тысяча девятьсот.
- Да-да... Так... я помню - был февраль... суббота... кажется, восьмое. Да, восьмое. Мы поехали в деревню, потом обратно, была пурга... приехали - и тут сказали, что сгорело общежитие...
- Пал Сергеич, - сказала вдруг пожилая, - точно:
восьмого февраля пожар был в педучилище. У моей соседки там дочка учится.
- Вот, что-то выясняется, - сказал Пал Сергеич. - Значит, учащаяся педучилища Александра... не вспомнила?
Саня медленно покачала головой.
- И что же было потом?
- А потом мы пошли... куда-то ночевать... ну да, негде же... и все. Больше не помню. Очнулась на скамейке. Нога болит.
- Ладно, давай ногу посмотрим, - сказал Пал Сергеич. - Марина, помоги ей.
- Пошли, - протянула руку женщина в колпаке. Медсестра, сообразила Саня. Что-то начинало в память возвращаться...
Она положила Саню на кушетку за ширмой и помогла стянуть джинсы. Колено, оказывается, было обмотано серой тряпкой. Медсестра разрезала эту тряпку и отняла ее от тела. Саня вскрикнула. Медсестра высвистела какую-то мучительно знакомую музыкальную фразу.
- Пал Сергеич! Тут в стационар надо...
Саня приподнялась и посмотрела.
Колено было багрово-черным. Кожа местами полопалась, и в разрывах выступала серая плоть. Сразу же потянуло мерзким запахом...
Врач наклонился к колену и долго его изучал, чуть поворачивая то вправо, то влево.
- И ты еще как-то ходила... - проговорил он. - Нда...
- Что, сильно плохо?
- Весьма. Что же это за крокодил тебя покусал? Явно не собачьи зубы...
- Уж там - не собачьи, - возразила из-за спины его медсестра. - Сейчас таких держат - из окошка смотреть страшно, не то что мимо идти.
- Возможно, возможно... - протянул врач. - Сама не помнишь? И вообще - ничего не вспомнила? Саня покачала головой:
- Только - день рождения. Четвертого апреля. Значит, двадцать мне лет.
- Поздравляю, - сказал Пал Сергеич. - Давай-ка, Маринка, мы ее тут немножко обиходим, потом в гнойную хирургию сдадим. Потому как укус неизвестного животного карается прививками от чего? От бешенства...
- В больницу? - вдруг забеспокоилась Саня. Я... Мне нельзя в больницу.