В стене, огораживающей их мир, оказалось огромное, как тень горы, неровное отверстие, провал. Провал светился кружащимся туманно-багровым светом, и в глубине его что-то мерно двигалось, будто опускались и поднимались молоты или пилы.
- Постой... - прошептала Саня, и Алексей послушно притормозил.
Она долго-долго смотрела в эту затягивающую бездну, и наконец ей стало казаться, что она понимает, что именно видит перед собою...
- Что там? - спросил Алексей. - Дорога?
- Нет, - сказала она. - Нам туда не надо...
Вскоре после полуночи в Ирине загорелись несколько зданий - в основном лавки и конторы конкордийских купцов. Никогда раньше не случалось такого... Толпа портовых босяков, распаленная чьимито речами, пьяная, орущая, - врывалась в дома, выволакивала оцепеневших от ужаса людей, рвала в клочья. Не щадили никого - поганили седых старух, бросали в пламя детей...
Ориентируясь на эти огни, в гавань порта беззвучно и медленно, проскользнув между двумя сторожевыми хеландами с тихо умершими к тому времени экипажами, вошли полсотни черных конкордийских гаян. Уключины весел обмотаны были промасленным тряпьем, мачты убраны, команда на гребок отдавалась тусклым фонарем, поднимаемым и опускаемым в глубине кормовой надстройки. Свет его виден был только гребцам.
Одетые в черное, с измазанными сажей лицами саптахи неподвижно сидели над бортами. Их было по тридцать шесть на каждой из гаян...
Глава четвертая
- Когда я пришел... мы пришли, - Алексей, извиняясь, поклонился призраку, - к мускарям, там уже не было живых. Сам Диветок умер позже всех, и Железан успел с ним поговорить. Так мы и узнали, что вернул тебя сюда, наскоро погасив память - чтобы им труднее было тебя обнаружить. Трудно сказать, прав он был или нет... Во всяком случае, искали они тебя достаточно долго. Ну, как тебе сейчас? С памятью жить легче?
Саня - Отрада, поправила она себя, - задумалась.
- Я перестала ей верить, - сказала она наконец. И это едва ли не хуже, чем... так...
- Знакомо, - сказал Алексей.
- Тоже так было?
- М-да. Примерно - так. Все, кто учился чародейству, через это проходили. Чтобы уметь потом отличать истинную память от внушенной.
- Я ничего не чувствую, ни малейшей разницы...
- Этому учатся не один месяц.
- Все равно - жутко.
- Да. Но иначе никак.
- Ты ешь. Ты же голодный.
- Сразу много нельзя. Осовею.
И потянулся к нарезанной крупными ломтями салями. Хлеба в ночном киоске не было, поэтому колбасу заедали кукурузными хлопьями и запивали пивом.
Никто не заметил, как Железан исчез.
За щелями окон понемногу светало. Наконец Алексей сказал: "Пора", - и встал. Сегодня им предстоял трудный день. Еще один трудный день.
К рассвету порт был захвачен весь - с частью припортовых кварталов, где находились многочисленные кабаки, получасовые и часовые дешевые гостиницы, веселые дома и лавки, торгующие всем на свете. Босяков, так много сделавших для успеха вторжения и теперь пытавшихся продолжить грабежи, саптахи вырубили беспощадно. Как и всех остальных, кто пытался выглянуть из дому. Но сами они в дома не врывались, растекаясь по улицам, крышам, занимая узкие места на направлениях, по которым, как они считали, в порт будут пробиваться славы. Гребцы с гаян, отпущенные на берег, даже занялись тушением пожаров...
Если взглянуть на гавань Ирина с большой высоты, то она напомнит собой греческую букву 5, увеличенную во много миллионов раз - до шести верст в самом широком месте. Округлое тело бухты, две трети длины побережья которой удобны для устройства причалов, соединяется с морем узким извилистым проходом. Сейчас по этому проходу медленно плыли непрерывной вереницей десятки дромонов и хеланд, сидящих в воде низко, почти по самые весельные порты. Паруса на наклонных мачтах были свернуты.
Черные корабли входили в бухту и, подчиняясь флажкам, поднимаемьм на огромном красном дромоне, расходились веером ко всем причалам.
В бухте на якорях, бочках, у пирсов и причалов стояли около трехсот рыбацких и торговых судов, в основном маленьких, - но были и левиатоны, принадлежащие семейству Паригориев, с их вензелями на кормах и неспускаемыми штандартами на мачтах. На одном из них, по имени "Орлина", стоящем близко к центру бухты, капитан Ярослав Чайко зажег свечу и молился. Он знал, что это время когда-то придет, и знал, что придет оно скоро, - но сейчас ему хотелось хоть ненадолго его отсрочить...
Ярославу было двадцать восемь лет. Он знал, что его чахоточная жена не проживет долго и двое мальчиков останутся сиротами, если им не помогут. Феодорит, один из клевретов генарха Вандо, пообещал позаботиться о них...
Но чего стоят такие обещания, если гибнет сама земля?
Плача и сам не замечая, что плачет, Ярослав взял свечу и стал спускаться в трюм. Сорок ступенек крутого трапа...
Переборки между трюмами были выпилены, и судно просматривалось насквозь все: от кормы до носа. Огромное количество всяческого железа, уже тронутого ржавчиной, было собрано здесь: от витков стружки и сбитых подков до литых оград и крановых балок. Поверх всей этой горы настелены были деревянные мостки. Надо было пройти по ним и поджечь уже приготовленные запалы из смеси железных опилок и селитры.
Ярослав зажег от свечи длинный факел и задул свечу. Прошел до носа, насчитав сто восемьдесят шесть некрупных осторожных шагов. Повернул обратно.
Запалы установлены были на дне глубоких ям на равном удалении от шпангоутов - так, чтобы шпангоуты перегорели тогда, когда пламя охватит весь металл. Тогда под тяжестью этих тысяч пудов дно проломится...
Он пошел очень быстро, склоняясь над ямой, тыча огнем в бочонок, замирая на миг, чтобы - наверняка... и несся дальше. За спиной тут же заревело. Оглядываться некогда, некогда...
Воздух уже исчез, сожранный огнем.
Ярослав знал, что и без воздуха может продержаться две минуты. Этого хватит...
Трубы трубили.
Он немного не рассчитал силы и упал у предпоследней ямы. Даже не почувствовав этого. Ему казалось, что он карабкается по трапу, распахивает крышку люка...
В носу настил палубы прогорел. Давлением воздуха ослабевшие доски вдавило внутрь, и кислород ворвался в жарко тлеющие недра левиатона.
Первый взрыв был страшен. На месте огромного судна вдруг образовалось стремительно растущее огненное облако. Близстоящие корабли охватило пламя. Куски каркаса взлетели высоко вверх и начали свой медленный полет к земле. Днище судна, нагруженное пылающим железом, сразу оказалось в глубине, на дне воронки, - и стены возмущенной воды сомкнулись над ним буквально сразу...
С полминуты ничего нового не происходило. Просто в гигантском паровом пузыре, прижатом ко дну и не успевающем всплыть из-за того, что водяная гора на месте воронки теперь начала опадать, пар под действием температуры в две с половиной тысячи градусов стремительно разлагался на водород и кислород, которые тут же стремились соединиться...
Второй взрыв был стократ страшнее предыдущего. Корабли, загоревшиеся после первого, теперь превратились в метательные снаряды, крушащие на своем пути все и вся. Волна перехлестнула даже высокие стены старого форта, забросив внутрь его несколько гаян. Да что там форт! Почти целые гаяны находили потом в трех верстах от берега, в дубовой роще. Куски же кораблей разлетались и на шесть, и на восемь верст...
Больше всех повезло тем, кто был в этот день далеко от Ирина. Страшно горячий пар ударил по улицам, и далеко не все из тех, кто попал под него, дожили до следующего дня.