Он понял, что проболтался. И что сейчас она всё поймёт. Потому что от этой девушки ничего невозможно спрятать. Ну, по крайней мере, – спрятать надолго.
– Он лётчик, – тихо, потрясённо прошептала девушка. – Лётчик. Пилот. Истребитель. И вы… Вы страшно боитесь. Просто… Ужасно. Вы его очень любите. Вы… но ведь он – не ваш сын?!
– Больше, чем сын. Гораздо больше. Ученик.
– Вот оно что… Вот оно что. А у нас с фашистами… пакт. Но это же не дружба никакая, это просто политика. Вы же знаете всё. Вы же понимаете! Нам нужно время, чтобы подготовиться. А потом – мы так ударим по ним! Вместе! И обязательно победим. Обязательно!
Вот, подумал Гурьев. Вот, это хорошо. Пусть пока думает так. Это хорошо, хорошо. Это правильно. Пока – правильно. Лучше пока не нужно. Больше не нужно. Пожалуйста. Пожалуйста. Не нужно больше ни о чём догадываться, хорошо?!
– Всё равно. Это неправильно. Нечестно. Несправедливо. Вы должны быть вместе. Если это любовь… Ведь вы же не думаете, что всё кончилось, правда?!
– Я много о чём думал. И об этом тоже.
– Тогда позовите её. Скорее. Сейчас же!
– Я не могу.
– Почему?!
– Я не имею права.
– Если он её любит по-настоящему, он её отпустит. Он должен понять… Давайте, я ему письмо напишу?! Я ему всё объясню. Я сумею.
– На каком языке? – Гурьев не захотел сдержать невесёлой улыбки.
– In English, – по-английски ответила Даша после короткой паузы. И медленно, но твёрдо продолжила: – I do not speak very well, but I can read and write much better. I simply had no opportunity to practice enough. And now, – perhaps I would have one [27] .
Интересно, подумал Гурьев, сколько ещё сюрпризов она мне преподнесёт? Явно не только сегодня. Конечно, акцент довольно жутковатый, но все вспомогательные глаголы, времена и предлоги на месте. Ах, как это радует.
– Меня папа учил. И сама училась. И по-испански тоже, – Даша опять вскинула подбородок: – А как его зовут?
– Эндрю.
– Я на неё похожа? Хоть немного?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что вы так на меня смотрите. Особенно. Вспоминаете кого-то, кого видели очень-очень давно. Её? Или ещё кого-то? Другого?
Этого просто не может быть, твёрдо решил Гурьев. Не может быть такого, и всё.
– Нет. Совсем не похожа. Ты очень красивая девушка, Даша, – но совершенно другая. – Гурьев не собирался сегодня углубляться в детали – кто на кого похож и что всё это значит. Пусть будет пока так.
– А сколько ей сейчас лет? Она… намного вас старше?
– Мне тридцать. А ей скоро исполнится тридцать два. В сентябре.
– Так это не её сын… Брат? Младший брат?
– Да.
– Ладно, – кивнула Даша и повторила с какой-то настораживающей интонацией: – Ладно. Я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю. Вот увидите. Обещаю.
– Давай всё-таки пойдем дальше, – осторожно сказал Гурьев. – А то я опоздаю на званый обед к вашей заведующей.
– Так нечестно, – Даша посмотрела на него.
– Что нечестно?!
– Я вашу тайну знаю, а вы мою нет.
– А что за тайна у тебя такая?! – Гурьев опять задавил адреналиновый всплеск.
Неужели, пронеслось у него в голове. Неужели. Она знает? Что – знает?!? Что за бред лезет тебе в голову, наставник заблудших?!
– Опять вы, – нахмурилась Даша. – Я же просила. А вы обещали.
– Это очень трудно, – вздохнул Гурьев. – Но я честно стараюсь, ты же видишь. Видишь?
– Вижу, – Даша укоризненно покачала головой: дескать, что с тебя взять, зануда. – А тайна в том, что нет никакой тайны. Все думают, что есть, а на самом деле – нет. Грустно, правда?
Гурьев чуть перевёл дух. Кажется, пронесло. Пока – пронесло. Надолго ли?!
– Не грустно, – ласково произнёс он. – Тайна – это всегда скелет в шкафу. По-моему, лучше обойтись без скелетов. Они имеют привычку выпадать при самых неподходящих для этого обстоятельствах. Ну, и потом – теперь у тебя тоже есть тайна.
– Это ваша.
– Ну, мы же с тобой друзья, – Гурьев улыбнулся, покачал головой. – Мы так и будем болтать по колено в воде, пока не стемнеет?
– Конечно, нет. Идём.
– Мы разве на «ты»? – вкрадчиво поинтересовался Гурьев, уже угадав ответ и заранее смиряясь с неизбежным. А попробовал бы я трепыхнуться, подумал он не очень весело.
– Но ведь ты сам сказал – мы друзья. В школе я буду ужасно, до тошноты вежливая. А вообще… Я не знаю, почему. Я просто – так чувствую. Можно?
Это до такой степени непедагогично, подумал Гурьев с ужасом. До такой степени, что…
– Можно.
– Гур.
– Что?!
– Опять я угадала, – Даша посмотрела на Гурьева, как показалось ему, снисходительно. И улыбнулась.
– Угадала, – он смотрел на неё так, словно видел впервые. – Угадала ты, Даша.
А, всё равно, махнул он мысленно рукой. Всё равно через два дня вся школа будет его так называть. Ничего не попишешь. А там – и весь город. Пророчество.
– Я всегда угадываю, – она пожала плечами так, словно речь шла о чём-то безнадёжно обыденном и скучном, как тетрадь в линеечку. – Идём?
Они дошли до его скалы, потом, одевшись, быстро дошлёпали до пляжа, вместе поднялись в будку спасателя.
– Чердынцева?! – Огромный, похожий на боцмана пиратского галеона – только без повязки на глазу – мужичище вытаращился на них, переводя взгляд удивительно ясных, детских каких-то, глаз с Гурьева на Дашу. Лицо у него тоже было такое открытое, детское – просто читай, не хочу. – Заходи, кума, любуйся… Ты чего?!
Проклятые маленькие города, подумал Гурьев. Ненавижу.
– Познакомьтесь, Денис Андреевич, – Даша вздохнула и виновато посмотрела на Гурьева. – Это Денис Андреевич Шульгин, наш учитель физкультуры. А это…
Гурьев пожал веслообразную лапищу:
– Перекись, вата есть? Надо царапину обработать.