Не понимаю. Ему все чудится какое-то преступление. А какое, скажите на милость, здесь может быть преступление? Кому этот мальчонка нужен? Денег у него не было, костюмчик и обувь дешевенькие, чемодан оставил в вагоне, калоши тоже...
Профессор остановился, задумчиво посмотрел на книжные полки, которыми были заставлены стены кабинета, и снова начал:
- Я думал, случилось какое-нибудь несчастье в дороге. Но ведь все несчастные случаи на железной дороге регистрирует железнодорожная милиция. Были в тот день два несчастных случая, но оба - со взрослыми разинями. О мальчике же ничего не известно.
Прошло несколько минут. Вдруг тишину нарушил звонок телефона. Аркадий Михайлович снял трубку и сказал:
- Ага-а!
То, что я услышал дальше, заставило меня насторожиться.
- Да, это его квартира, - сказал профессор. - Ну? Да, да, это я сам. Да, профессор Довгалюк. Слушаю вас... Откуда? Ага.
Наступила длинная пауза. Профессор внимательно слушал и вдруг взволнованно крикнул:
- Как его зовут?
Сразу же лицо его выразило крайнее разочарование.
- Нет, я такого не знаю.
Снова последовала долгая пауза.
- Кто со мною говорит? Как? Корсакова? Хорошо. Сколько к вам езды? Хорошо. Постараюсь сейчас выехать.
Когда он положил трубку, я спросил:
- Что-нибудь о Тарасе?
- Нет, - покачал головой профессор. - О каком-то Адриане Маковском. Не имею о нем ни малейшего представления.
- А что случилось, Аркадий Михайлович?
- Вы же слышали.
- Нет, это вы слышали, а не я.
- Да, да... Говорили из Демидовской хирургической больницы. У них уже две недели лежит тяжело раненный юноша Адриан Маковский. И никто в больнице не знает, есть ли у него тут какие-нибудь родные или знакомые. Сегодня он пришел в сознание и назвал, видите ли, профессора Аркадия Михайловича Довгалюка, то есть меня. А потом опять потерял сознание. Придется...
- Аркадий Михайлович, можно с вами?
- Пожалуйста. Только едем сейчас же.
10. ПАЛАТА ? 32
Пока профессор собирался, я задумался над фамилией неизвестного больного: она показалась мне удивительно знакомой. Адриан Маковский... Не читал ли я о нем что-то совсем недавно? Я напряг память и вспомнил, что видел это имя в одном из последних номеров вечерней газеты. Но где оно там фигурировало?
- Аркадий Михайлович, есть у вас "Вечерка" за последние числа?
- Нет. А что?
Я объяснил. Но газеты не было, и мы решили не задерживаться.
Демидовская больница находилась очень далеко, и добраться до нее было трудно. Решили ехать автобусом, так как по телефону профессору сказали, что автобусная остановка возле самой больницы.
Спустя полчаса мы подъехали к расположенному посреди небольшого леска красному трехэтажному зданию. Через калитку в железных воротах мы прошли, никого не встретив. Только у подъезда, в вестибюле, мы увидели наконец швейцара и нескольких посетителей. Швейцар не обратил на нас никакого внимания, если не считать бдительного взгляда, брошенного на нашу обувь, Очевидно, его больше всего интересовала чистота ног посетителей. Убедившись, что тут все в порядке, он не спеша возобновил разговор с какой-то старушкой.
Не успели мы осмотреться, как в вестибюль вошла сестра. Аркадий Михайлович подошел к ней и спросил:
- Скажите, пожалуйста, где можно видеть доктора Корсакову?
Пристально взглянув на него, сестра в свою очередь спросила:
- Вы профессор Довгалюк?
- Да. Меня просили сюда приехать.
- Мы с нетерпением ждем вас. Сейчас я попрошу сюда доктора.
Один из посетителей, юноша, сидевший в углу, внимательно прислушивался к разговору. Едва сестра скрылась за дверью, он подошел к Аркадию Михайловичу.
- Я тоже жду вас, профессор, - сказал он.
Довгалюк удивленно посмотрел на него.
- Моя фамилия Маковский, - сказал юноша. - Адриан Маковский.
- Прошу прощения, - Аркадий Михайлович оглядел юношу с головы до ног, - прошу прощения, но вы, как я вижу, совершенно здоровы!
- Я? Разумеется, я здоров. Меня сюда вызвали.
- И вас вызвали?
- Главный врач вызвал меня по делу о моем паспорте.
Тут память моя совершенно прояснилась. Я вспомнил, что читал в газете объявления об утерянных документах и среди них было одно с фамилией "Маковский".
- Я потерял паспорт, - объяснял тем временем юноша, - а может быть, у меня его украли. Я дал об этом объявление. Позавчера оно было напечатано в газете, а сегодня мне позвонили, позвали сюда и сказали, чтобы я ждал вас. Вы знаете, где мой паспорт?
Аркадий Михайлович посмотрел на меня поверх очков, потом повернулся к юноше, беспомощно развел руками и сказал:
- Голубчик мой, впервые слышу и о вас и о вашем паспорте. Может быть, нам объяснят, в чем дело, те, которые нас сюда вызвали?
Вернулась сестра.
- Снимите, пожалуйста, пальто и наденьте халат, - предложила она профессору. - Пойдем в палату. Доктор ждет вас возле больного.
- Со мной этот товарищ, - Аркадий Михайлович указал на меня.
- Товарищ тоже наденет халат.
Выдав нам халаты, сестра повела нас на второй этаж. В конце длинного коридора она отворила дверь в тридцать вторую палату.
В большой, с голыми стенами комнате стояли три кровати. Две были пусты, на третьей лежал больной. Над ним склонилась светловолосая женщина в халате.
Как только мы вошли, она улыбнулась профессору и сказала:
- Здравствуйте, Аркадий Михайлович. Я не видела вас больше десяти лет, но узнала сразу. Когда я училась в школе, вы преподавали нам ботанику.
Довгалюк, по всей вероятности, не узнал свою бывшую ученицу, но приветливо пожал ей руку.
- Очень приятно! Я к вашим услугам.
- Прошу вас подойти к больному и посмотреть на него. Он без сознания сейчас... Знаете ли вы его?
Склонившись вместе с профессором над больным, я пристально вглядывался в его лицо. Насколько позволяли разглядеть бинты, это был подросток со вздернутым носом и тонкими, плотно сомкнутыми губами.
- Аркадий Михайлович, ведь вы видели фотографию? - спросил я.
- Видел. Да разве по ней можно узнать?
Фотографию Тараса Чутя Аркадию Михайловичу показывали в Староднепровском детском доме.
- Может быть, и он, - проговорил наконец профессор, но уверенности в словах его не было. - Попрошу вас, - обратился он к врачу, - покажите мне его уши.
Умелые пальцы Корсаковой осторожно отогнули марлю, и из-под нее показалось сначала одно, а потом и другое ухо. Меня они ничем не поразили. Но Аркадия Михайловича этот осмотр совершенно удовлетворил.
- Видите, - прошептал он, - уши без мочек. А верх левого словно чуть-чуть срезан.
Врач, сестра и я смотрели на профессора, ничего не понимая.
- Это его приметы, - объяснил он нам, но понял его только я. - О них мне сказали в Староднепровском детском доме. Это он... он, он! взволнованно повторял профессор.
- Вы знаете его? - спросила сестра.
- Это Тарас Чуть, - ответил профессор, не сводя глаз с больного.
- Так он не Адриан Маковский? - спросила доктор.
- Нет, Адриан Маковский сидит в вестибюле. А это Тарас Чуть... Но расскажите же нам о состоянии его здоровья и как он попал к вам.
- Присядьте, профессор.
Аркадий Михайлович сел у постели на предложенный ему стул.
- Очень прошу вас, товарищ Корсакова, объяснить нам, что с мальчиком.
- Состояние его тяжелое, но не безнадежное, - ответила та. - Правда, первые дни мы почти не верили, что он выживет. Его принесли к нам с проломленной головой и разбитой грудью. Кроме того, у него сломана рука. Его нашли возле высокого моста, по которому проходит железная дорога. По-видимому, он упал с этого моста и разбился. Мы три раза делали ему операцию.