– Комендант застрял в лифте, и его разрезало пополам.
– По делу велось следствие?
– Нет, только стандартная запись в журнале. Слишком простое дело: его классифицировали как несчастный случай – элементарный обрыв на линии, из‑за которого лифт остановился на несколько минут, а потом без постороннего вмешательства пришел в движение. Так что он погиб по собственной халатности.
– А как родственники?
– У него не было семьи. Он жил в гостинице для холостяков.
– Он что‑нибудь оставил?
– Да. Довольно крупную сумму.
– Кто ее унаследовал?
– Никто из родственников не объявился в установленные сроки, и деньги отошли государству.
– Еще что?
– Пустяки, не стоящие упоминания. Он жил отшельником в отдельном номере, друзей не имел.
– До свиданья.
Полицейского, который был откомандирован в архив периодических изданий, Иенсен тоже застал дома.
– Говорит Иенсен.
– Слушаю, комиссар.
– Какие результаты?
– Вы не получили мое донесение?
– Нет.
– Я вчера утром завез его.
– Доложите устно.
– Одну минуту, я попытаюсь все восстановить в памяти.
– Жду.
– Все буквы для письма взяты из одной газеты, но за разные дни. Они вырезаны из двух номеров – за пятницу и за субботу прошлой недели. Этот шрифт носит название “бодони”.
Иенсен достал блокнот и записал полученные сведения на внутренней стороне обложки.
– Что еще?
Полицейский ответил не сразу:
– Еще вот что: искомое сочетание букв и текста на второй странице встречается не во всех экземплярах газеты, а только в так называемом тираже А.
– Что это за тираж?
– Другими словами, такой подбор букв можно встретить только в тех экземплярах, которые печатаются последними. Для городских киосков и городских подписчиков.
– Можете считать расследование законченным и вернуться к обычной работе. – сказал ему Иенсен. – До свиданья.
Он положил трубку, сел в машину и поехал дальше.
Ровно в десять он миновал по‑воскресному безлюдный рабочий район, где тысячи совершенно одинаковых домов правильным четырехугольником обступили фабрику. Из фабричных труб валили лохматые клубы желтого дыма. Поднявшись на несколько сот метров, они сливались в сплошное облако отработанных газов и медленно падали вниз, на дома.
Еще через пятнадцать минут он был у цели.
Итак, время он рассчитал правильно, поскольку лишние пятнадцать минут ушли на заправку и телефонные разговоры.
Перед ним был вполне современный спортивный домик: стены из стекла, крыша из рифленого пластика. Он стоял в трех километрах от автострады и был со всех сторон окружен деревьями. Внизу, под обрывом, плескалось озеро. Вода в нем была мутная, серая, а воздух пропитан дымом фабричных труб.
На бетонированной площадке перед домом стоял полный мужчина в домашней куртке и тапочках. Вид у него был заспанный и вялый, и посетителя он встретил без особого воодушевления. Иенсен показал ему свой значок.
– Я Иенсен, комиссар шестнадцатого участка. Я веду следствие по делу, касающемуся вашей прежней должности и прежнего места работы.
– Что вам угодно?
– Несколько вопросов.
– Тогда войдите.
Всевозможная мебель из стальных трубок, пепельницы и ковры, составлявшие убранство обеих комнат, выглядели так, словно их взяли напрокат в издательстве.
Иенсен достал блокнот и ручку.
– Когда вы ушли оттуда?
Хозяин сделал вид, что подавляет зевок, и повел глазами по сторонам, словно желая от чего‑то уклониться.
– Три месяца тому назад, – сказал он под конец.
– Почему вы ушли?
Хозяин перевел взгляд на Иенсена, и в его серых глазах мелькнула искра раздумья. Казалось, он раздумывает: стоит ему отвечать или нет. Наконец он неопределенно развел руками и сказал:
– Если вы хотите посмотреть мой диплом, предупреждаю: здесь у меня его нет,
Иенсен промолчал.
– Диплом остался у… у моей жены, в городе.
– Почему вы ушли?
Хозяин наморщил лоб, словно пытаясь сосредоточиться. И – опять не сразу – ответил:
– Поймите, все, что вы слышали, и все, что вы вбили себе в голову, не соответствует действительности. Больше ничем не могу служить.
– Почему вы ушли?
Молчание продолжалось несколько секунд. Хозяин уныло подергал себя за кончик носа.
– Собственно говоря, я даже и не уходил. Правда, срок контракта уже истек, но я до сих пор связан с концерном.
– Чем вы занимаетесь?
Иенсен обвел глазами холодную комнату. Хозяин следил за направлением его взгляда.
После молчания, еще более длительного, чем предыдущее, хозяин сказал:
– Послушайте, для чего вы это затеяли? Я ничем не могу вас порадовать. А диплом остался в городе, клянусь вам.
– Почему вы думаете, что мне нужен ваш диплом?
– Не знаю. А вообще нелепо тащиться за двести километров ради такой чепухи! – И хозяин покачал головой. – Сколько вы сюда ехали? – Он спросил это не без любопытства, но Иенсен ему не ответил, и тогда он впал в прежний тон. – Мой лучший результат – один час пятьдесят восемь минут, – мрачно сказал он.
– Телефон у вас есть?
– Нет.
– Дом принадлежит вам?
– Нет.
– А кому?
– Концерну. Я просто снял его, чтобы отдохнуть, прежде чем приступить к выполнению новых задач.
– Каких задач?
Все длиннее становился промежуток между вопросом и ответом. На этот раз он, казалось, вообще никогда не кончится.
– Вам здесь удобно?
Хозяин поглядел на Иенсена, как бы что‑то прикидывая.
– Послушайте, я уже говорил вам, что вы ошибаетесь. Мне решительно нечем вас порадовать. Все эти истории не стоят выеденного яйца.
– Какие истории?
– А я почем знаю, какие вы слышали.
Иенсен не сводил с него глаз. Было тихо. Фабричный дым чувствовался в комнате не меньше, чем на улице.
– Кем вы были в концерне?
– Спросите лучше, кем я не был. Сперва спортивным обозревателем. Потом главным редактором в разных журналах. Потом перешел на рекламу. Много ездил, писал, по большей части спортивные репортажи со всего света. Потом служил в филиале концерна за границей; ну и ездил повсюду и… учился.
– Чему вы учились?
– Всему понемножку. Изучал общественные отношения и прочее.
– Что такое “общественные отношения”?
– Это трудно объяснить.
– Значит, вы много путешествовали?
– Да, я бывал почти всюду.
– Языками владеете?
– У меня нет способностей.
Теперь замолчал Иенсен. Он молчал и не сводил глаз с человека в куртке. Наконец он спросил:
– А журналы часто публикуют спортивные репортажи?
– Нет.
Вид у хозяина сделался совсем пришибленный.
– Никто в наши дни не интересуется спортом, разве что смотрят по телевизору.
– И все‑таки вы путешествовали и писали спортивные репортажи?
– Я не умел писать ни о чем другом. Пробовал – не получилось.
– Почему вы ушли?
– Наверное, потому, что это слишком дорого стоило.