Однако только он мог в полной мере удовлетворить звериный инстинкт, вложенный в него природой. Или Хозяином?
Он ненавидел эту свою привычку к самоанализу. Но Хозяин говорил, что без этого невозможно существование по-настоящему умного человека. С его коэффициентом интеллекта он мог быть абсолютно спокойным. Но Хозяин часто повторял, что помимо ума и знаний развитый человек обязательно должен обладать и чутким эмоциональным восприятием.
– Это зачастую осложняет человеку жизнь, – говорил Хозяин, – но в то же время во сто крат обогащает наше существование.
Очевидно эту истину стоило принять безоговорочно, как и всякую другую, исходящую от Хозяина – единственного на всем свете существа, которое заслуживало уважения.
Солнце припекало все сильнее. Для начала октября погода была более чем теплой. Бабье лето в этом году припозднилось. Сентябрь был ветреным и слякотным, а в первые дни октября неожиданно для всех установилась погожая, августовская погода, теплая, солнечная и тихая.
Если бы это зависело от него, он предпочел бы совершить свою вылазку в иных условиях. Но выбирать не приходилось. К тому же предоставился великолепный шанс испробовать себя в непривычной обстановке. Она вовсе не обязательно должна быть приятной и комфортной. Скорее, наоборот.
Все эти мысли беспрестанно роились в его гудящей от жары голове. Собственно, жары-то никакой не было. Градусов 25–27 по Цельсию, не более. Да и осеннее солнце «работало» не так рьяно, как летом. Но и этого было более чем достаточно для того, чтобы временами у него мутнело в глазах от жажды.
На счастье идти пришлось не так долго. Вскоре он вышел на оживленное шоссе. Одежда полностью высохла и он выглядел вполне пристойно.
– И все-таки очень жаль, что Хозяин не удосужился обучить меня вождению, – пробормотал он, провожая взглядом проносящие грузовики и легковушки.
Ему безумно хотелось остановить машину, выкинуть из нее водителя, влезть внутрь и, заведя мотор, помчаться вперед, вместо того, чтобы сбивать ноги, топая по шоссе под ярким слепящим солнцем.
Еще через некоторое время смутное желание стало оформляться в ясный план. Он подошел к самому краю обочины, остановился, повернулся лицом к автомобилям, направляющимся в сторону города и поднял руку. Он видел, как это делают актеры в просмотренных им фильмах. Возможно, движение получилось недостаточно естественным, или выглядел он слишком подозрительно, но, как бы там ни было, ни одна из многочисленных машин даже не замедлила ход.
Это нисколько не ослабило его решимости. Дождавшись, пока на трассе появится одинокая легковушка, он внезапно выскочил на дорогу прямо перед ней, заставив водителя резко затормозить. План был простым, в лучших традициях современных боевиков: заставить владельца автомобиля под угрозой ножа доставить себя в город, после чего он намеревался поступить с водителем приблизительно так же, как и со своими предыдущими жертвами.
– Ты че, совсем охренел, идиот! – заорал высунувшийся в окно мужик лет сорока-сорока пяти. – Если тебе жить надоело, мне-то чего ради из-за какого-то мудака в тюрьму садиться! Вот псих-то!
Не говоря ни слова, он медленно приближался к машине, незаметно сжимая рукоятку ножа.
– Если надо тебе, мог бы и проголосовать, как все нормальные люди делают, я бы тебя подвез, – продолжал мужик, глядя на «психа» скорее доброжелательно, чем гневно.
Это наблюдение резко изменило ход его мыслей. Он замер в нерешительности.
– Ну че встал-то, олух? – усмехнулся водитель. – Иди, садись, раз уж тормознул.
Распахнулась дверца переднего пассажирского сиденья. Он с трудом втиснулся в крошечный салон видавшей виды развалюхи и закрыл дверь.
– Ну ты, потише хлопай, – взъярился мужик, – двери у меня, чай, не казенные.
Он снова промолчал, не зная, как реагировать на человека, грубые слова которого так явно противоречили добродушному тону, которым были сказаны. Это нарушение простейших логических законов выбивало из колеи.
– Кто ж так машину тормозит? Я тебя едва на задавил. У меня хотя и «Запорожец», но движок у него помощнее, чем у иного «Жигуленка». Никто не останавливался, что ль? – поинтересовался водитель.
Он отрывисто кивнул.
– Оно и понятно. Нынче времена такие – каждый боится связываться с кем ни попадя. С меня-то взять нечего. На мою старушку-развалюшку желающих не найдется. А сам я человек не вредный. Если хороший человек попросит, не отказываю.
«Хороший человек» исподлобья глянул на водителя и ничего не сказал.
– Тебе куда ехать-то? – спросил мужик, нимало не смущаясь тем, что попутчик все еще не произнес ни слова.
– В город, – ответил он глухим надтреснутым голосом и откашлялся, прочищая горло.
– Простыл, что ль?
– Что?
– Заболел, говорю, что ли?
– Д-да, немного, – ответил он, понимая, что необходимо стараться поддерживать беседу.
– Рыбак, что ль? – продолжал расспрашивать водитель.
– Да, рыбак.
– А где же снасти?
– Потерял, – увидев, что мужик кинул на него недоумевающий взгляд, пояснил, – в воде утопил случайно.
– С берега рыбачил, или с лодки?
– С лодки, – ответил он и тут же добавил: – Она тоже утонула.
– Бывает, – ответил водитель, – я и сам однажды так нарыбачился, что потом себя самого еле из воды вытянул. Лодка перевернулась. Я, правда малость навеселе тогда был, – мужик засмеялся. – С тех пор на рыбалке ни-ни. А ты как на счет этого?
Он щелкнул себя по шее, изображая всем известный жест.
– На счет чего?
– Ну ты прям как с луны свалился! – хохотнул мужик. – Выпиваешь, спрашиваю?
Он пожал плечами, не найдя, что ответить. Как выяснилось, беседа с незнакомым человеком – дело не из легких.
– Тебя как звать-то, браток? – поинтересовался мужик, словно угадав мысли своего попутчика.
– Гера… – машинально было ответил он и резко осекся.
– Как-как? Гера? – переспросил мужик. – Герасим, значит?
У меня так отца звали. А сам я Анатолий Герасимович Федоров. Можно просто Толян.
Водитель весело подмигнул ему и он невольно улыбнулся в ответ. Это его удивило. Снова закипело раздражение – чувства напрочь отказывались повиноваться разуму.
– Да ты не сиди бирюком-то, – добродушно сказал мужик, заметив, что его пассажир нахмурился. – Со всяким такое бывает. Приедешь домой, освежишься под душем, поешь сытно, ляжешь, отдохнешь и все печали пройдут.
Ответом был шумный вздох, вызванный словами о душе. Он отдал бы, кажется, все на свете, лишь бы ощутить на своем разгоряченном теле живительные струи ледяной воды.
– А ты как сюда добирался, Гера? – не отставал мужик, не замечая, что попутчик не особенно охотно поддерживает разговор.
– На машине, – ответил он, вспомнив оранжевую колымагу, которую он сталкивал с обрыва.
– А че с машиной стало?
– Сломалась.
– Так че ж мы с тобой в город-то едем? – встрепенулся мужик. – Давай вернемся, на буксир возьмем. Разве можно такое добро на дороге оставлять? Завтра уже от нее ни винтика, ни шпунтика не останется.
– Не надо, – решительно выпрямился пассажир, видя, что водитель собирается вырулить на встречную полосу, – я ее в море скинул.
– Это ты зря, парень, – ошарашено заявил мужик, впервые за все это время посмотрев на собеседника с подозрением.
– Не зря. Она все равно уже никуда не годилась.
– Да? – произнес мужик, отводя взгляд и пожимая плечами.
– Оно, конечно, тебе виднее. И все ж таки я бы на твоем месте не стал бы машину бросать.
Вместо ответа он снова пожал плечами.