Он плохо слышал, плохо видел, часто не понимал обращенных к нему слов и занят был только одним: рассортировывал приборы и материалы, привезенные с последним обозом. Он не ел, не пил, не реагировал на наши просьбы поддерживать в должном виде свою биологическую составляющую. Он соединял контакты, тестировал системы и задавал аналитической машине долгие задачи, в которых ни я, ни Диего, ни дворецкий не понимали ни символа.
Прошла неделя, и Синко справился, очевидно, с первой частью своей миссии. Потрогал лоб с нарисованной пятеркой, вздохнул и перезагрузил машину.
- Я отдохну, - сказал он мне. - Будьте добры, разбудите меня, когда придет новая работа от дона Аманесера.
Забившись в угол мастерской, он лег на какие-то тряпки и моментально заснул, подтянув колени к животу.
Диего долго смотрел на него. Диего испытывал к мавру необъяснимую симпатию - несмотря на то, что Синко никак не мог запомнить имя юноши и вообще был равнодушен ко всему на свете, кроме своей работы. И сейчас, когда бритоголовый залег в спячку, Диего даже скамеечку подтащил поближе - сидеть и смотреть, как он спит.
- Донна Клара, - сказал Диего, когда я пришла звать его обедать. - А давайте... давайте его чип посмотрим, а?
* * *
- Донна Клара! Побежденный рыцарь у ворот!
Осталось всего несколько стежков - и на полотне расцветет хризантема.
- Донна Клара!
Я со вздохом отложила пяльцы. Воткнула иголку в подушечку. Вышла на крыльцо, оступилась, ухватилась за перила, чтобы не упасть.
На пятачке перед воротами, на площадке голой земли, вытоптанной ногами побежденных, стоял дон Сур - высокий, нескладный, с длинным белым лицом. Вместо правой руки с его плеча свисала черно-серая упругая сопля - будто капля застывшего битума.
- Прекрасная донна Клара, - выговорил дон Сур, мертво глядя мне в глаза, - исполняя приказание Аманесера, рыцаря рассвета, вызвавшего меня на честный поединок и одолевшего твоим именем, приношу к стопам твоим все имущество мое, а также самое жизнь. Распоряжайся ими, как сочтешь нужным!
И левой рукой протянул мне нечистую тряпицу, завязанную в узелок. Из узелка выглядывал краешек бумаги.
Я спустилась с крыльца и подошла ближе.
Он рыцаря-мага пахло гнилой капустой. На висках темнели черные синяки. Желтые совьи глаза тускло смотрели мимо меня.
- Значит, вы все-таки повстречались, - сказала я. - Ваше желание исполнилось, дон Сур...
Некромант не ответил.
Превозмогая брезгливость, я взяла подношение из его руки. Рядом очень кстати оказался Диего, он развязал узелок и с поклоном протянул мне содержимое - лист бумаги и маленькую плату с грязными отпечатками пальцев.
Любимая, - писал Аманесер. - Каждый день приближает нашу встречу. Каждая минута ведет меня к тебе... Прости, что посылаю тебе это ничтожество. Мне показалось, ты говорила о каком-то некроманте, встревожившем тебя. Если это тот самый - я рад. Правда, у него нет ничего, кроме нескольких ячеек памяти - но ты, если пожелаешь, можешь поискать им применение. Например, навесить их на пушку и попробовать какую-нибудь баллистическую программу. А если тебе лень с этим возиться - отдай плату Синко, он куда-нибудь ее приспособит.
Люблю.
Аманесер.
* * *
Я выбросила плату в сточную канаву. Вместе с базой данных на тысячи тысяч убийц.
Вечером того же дня мы с Диего сидели не во внутреннем дворике, как обычно, а в мастерской. В углу дремал Синко; после того, как мы вернули его плату на место, он спросил сонным голосом: "Приказания от господина Аманесера?" - и, получив отрицательный ответ, снова заснул.
На Диего огромное впечатление произвел визит побежденного некроманта. Он не хотел этого показывать, но радость и гордость прямо-таки распирали его.
- Как? - спрашивал он в двадцатый раз.
- Нет, но как? Это был очень сильный колдун, я не хотел пугать вас, донна Клара, но это было прямо чудовище какое-то, а не колдун!
Еще бы, думала я с улыбкой. Тебе для самоуважения просто необходимо считать, что он был сильнее всех на свете. Он, о котором Аманесер пишет небрежно, вскользь: "Прости, что посылаю тебе это ничтожество..."
И, будто прочитав мои мысли, Диего с благоговением прошептал:
- Он всемогущий, сеньора. Он...
И перевел взгляд на спящего Синко.
Накануне мы все же поместили его чип в машину, и увиденное поразило нас обоих. Создавалось впечатление, что поверх личности умелого мастера-аналитика безжалостно, но очень точно набита сетка привнесенных мотиваций. Что это за мотивации, мы могли только гадать; прошлое Синко было блокировано и полностью отрезано от сознания - мы сумели только вычислить, что в предыдущей жизни носитель чипа не был ни мавром, ни рыцарем. Будущее Синко оказалось очень близким и совершенно определенным: все мотивации сходились, как ниточки, в одной точке, за которой не было ничего.
Конечно, у нас с Диего не хватило умения, чтобы проанализировать чип подробно, но мы оба поняли: человек, способный практически "на коленке" производить подобные метаморфозы с людьми второго порядка - чудотворец и гений. Мне даже стало немного страшно: получается, я совсем не знала Аманесера.
В тот вечер между половинками зеркала вдруг наладилась ясная, почти безотказная связь. Лунный свет лежал на опущенном забрале, Аманесер смотрел на меня, покачиваясь в седле, и я говорила, изливая сердце, минуты три, не меньше.
Ответ его был различим, несмотря на треск и помехи:
- У нас еще будет время, чтобы узнать друг друга. Длинная жизнь. Мы каждый день будем разгадывать загадки и не узнаем всего. Так и не узнаем...
Судя по голосу, он улыбался.
* * *
Вышивая на пяльцах, я спрашивала себя: а что такое я? Какую загадку я могу предложить Аманесеру, который знает все?
Я оставила рукоделие и подошла к зеркалу. Все говорят, что я прекрасна; наверное, это в самом деле так. У меня тонкое лицо, гладкое, как мрамор, подсвеченное изнутри теплым румянцем. У меня золотые волосы до пят и голубые глаза.
Я умею наводить пушку и немного разбираюсь в технике, совсем немного. Я отлично умею вышивать... а больше ничего. Нет, вру - еще я танцую, умею петь: голос слабенький, но мелодичный, и я способна повторить самую сложную мелодию с первого раза...
Я женщина.
Достаточно ли этого, чтобы каждый день задавать загадки такому человеку, как Аманесер?
* * *
Диего тренировался в стрельбе из лука. Я подошла неслышно и наблюдала, не выказывая своего присутствия.
Перед каждым выстрелом он закрывал глаза и что-то шептал. Иногда его стрела попадала прямо "в яблочко" - такой выстрел сделал бы честь любому мастеру. Но чаще стрелы уходили мимо, выше и ниже, откалывали щепки от края мишени и ранили окрестные стволы. Диего закусывал губу и снова поднимал лук; ни одного выстрела, характерного для упорного новичка. Он стрелял либо как снайпер, либо как криворукий погонщик мулов.
- Диего!
- Сеньора? Простите, я всего лишь...
- За что ты извиняешься?
Он быстро снял тетиву - как будто боялся, что я попрошу дать пострелять. Спрятал лук за спину:
- Извините, сеньора, мне еще надо стрелы собирать.
- Диего, ты ведь ни в чем не виноват... Почему ты краснеешь?
Он совсем смутился:
- Я... я хочу быть рыцарем, донна Клара.
- И прекрасно!
- Но я не знаю, во имя чего, понимаете? Настоящие подвиги совершает только тот, чьи намерения... чьи мотивации, понимаете?
- Конечно.
- Я пытался... разное. Например, во имя дружбы. У меня был друг в детстве, его потом бык забодал. Во имя счастья всех людей... ничего не получается! Если я с такой мотивацией выйду на дорогу, меня же первый встречный наденет на копье, как бабочку. А...
Он запнулся.
- Понимаю, - сказала я медленно.
Он покраснел еще больше.