Если прибавить к этому клочковатую бороду и кривые зубы, то его внешность показалась бы отталкивающей в любом другом месте, но здесь он смотрелся такой же естественной частью обстановки, как выщербленные плиты пола.- А я оказался здесь по злой воле шатлены Леокадии. Я судил ее тяжбу с шатленой Нимфой, и когда мы с ней приехали сюда, чтобы я мог проверить счета в ее поместье, пока она участвует в обрядах филомата Фокаса, шатлена Леокадия завлекла меня в ловушку с помощью Санхи, которая...Пожилая женщина по имени Никарет перебила его, воскликнув:- Смотри-ка, он ее знает!Так оно и было. В моей памяти возникла комната: что-то пунцовое, слоновая кость, стены - почти сплошь стекло в изысканных рамах. Там горело пламя на мраморных плитах, тусклое по сравнению с ярким солнечным светом, который проникал в комнату через огромные окна, но наполнявшее воздух теплом и благоуханием сандалового дерева. Старуха, закутанная во множество шалей, восседала на стуле, больше похожем на трон. Хрустальный графин и несколько чаш темного стекла стояли на столе.- Женщина преклонных лет с крючковатым носом, - припомнил я. - Вдова Форса.- Ты и впрямь ее знаешь. - Ломер медленно кивнул, как будто мои слова были ответом на его вопрос. - Первый за многие годы.- Вернее будет сказать - я ее помню.- Да. - Старик снова кивнул. - Говорят, она умерла. Но тогда она была молода и красива. Ее подбила на это шатлена Леокадия, а потом сделала так, чтобы нас застали. И Санха о том знала. Но ей было всего четырнадцать, и обвинить ее не могли. Да я ничего ей и не сделал - она только начала меня раздевать.Я заметил:- Вы сами тогда, верно, были совсем молоды. Он промолчал. За него ответила Никарет:- Ему было двадцать восемь.- А вы? - спросил я. - Как вы оказались здесь?- Я добровольно.Мой взгляд выразил несказанное удивление.- Кто-то должен брать на себя вину за все грехи Урса, иначе Новое Солнце никогда не придет. И кто-то должен привлекать внимание к этому месту и ему подобным. Я из семьи армигеров, которая, может быть, еще помнит обо мне, потому-то надзирателям приходится обращаться со мной с осторожностью - и со всеми остальными, пока я здесь.- Вы хотите сказать, что можете выйти на волю и не делаете этого?- Нет, - ответила она и покачала головой. Волосы у нее были совсем седые, но она носила их распущенными, как молодые женщины. - Я выйду отсюда, но только при условии, что всех, кто за давностью лет позабыл свое преступление, выпустят вместе со мной.Я вспомнил столовый нож, который украл на кухне для Теклы, и красную струйку, выползавшую из-под двери ее камеры в нашем подземелье.- Правда ли, что преступники забывают здесь о том, что совершили?При этих словах Ломер встрепенулся:- Нечестно! Вопрос за вопрос - это правило, старое правило. Мы все еще держимся за них. Мы последние из старшего поколения - Никарет и я, но пока живы, со старыми обычаями не расстанемся. Вопрос за вопрос. Есть ли у тебя друзья, которые могут способствовать твоему освобождению?Конечно же, Доркас - если бы она только знала, что со мной. Доктор Талое так же изменчив, как причудливые формы облаков, и как раз поэтому может возжелать моей свободы, хотя никакой особой причины желать этого у него нет. Больше надежды на то, что я посланец Водалуса, а у него есть, по крайней мере, один человек в Обители Абсолюта - тот, кому я должен передать послание. По дороге я дважды пытался избавиться от огнива, но что-то меня удерживало - похоже, альзабо сковал своими чарами мою волю. Теперь я был этому только рад.- Есть у тебя друзья? Родственники? Если да, то ты можешь что-нибудь сделать для остальных.- Друзья, может быть, - ответил я. - Они могут попробовать помочь мне, если только каким-нибудь образом узнают, где я. Как вы думаете, это возможно?Так мы говорили очень долго.
Если все это передать на бумаге, то моей истории не будет конца. В той комнате нечего было больше делать, как только разговаривать да играть в некоторые простенькие игры. Узники так и поступают, пока не теряют к игре последний интерес, и тогда они отбрасывают ее, как хрящ, который многие дни жевал голодающий. В некотором смысле этим заключенным приходится лучше, чем нашим клиентам: они не живут в постоянном ожидании боли и не испытывают одиночества. Но зато наши клиенты обычно находятся в заточении недолго, а потому они полны надежд, тогда как большинство узников Обители Абсолюта потеряли свободу много лет назад и уже давно отчаялись.Минуло десять страж или чуть больше, и свет стал меркнуть. Я признался Ломеру и Никарет, что валюсь с ног от усталости. Они отвели меня в самый дальний от дверей конец, где было совсем темно, и объяснили, что это и будет моим местом, пока кто-нибудь из узников не умрет. Тогда я смогу занять лучшее.Когда они уходили, я слышал, как Никарет спросила: "Они придут сегодня?" Ответа я не расслышал, а задавать новые вопросы у меня не было сил. Ногами я почувствовал тонкую подстилку на полу; тогда я сел и уже собирался вытянуться во весь рост, как вдруг рука наткнулась на что-то живое.Голос Ионы произнес:- Что ты так дергаешься? Это всего лишь я.- Почему ты молчал? Я видел, как ты проходил мимо, но никак не мог оставить двух стариков. Почему ты не подошел?- Я молчал, потому что думал. А не подошел, потому что сначала тоже не мог отделаться от тех женщин, которые меня увели, а потом, наоборот, они не могли отделаться от меня. Северьян, я должен выбраться отсюда.- Кто бы этого не хотел! - ответил я. - И я - не исключение.- Но я должен.Он сжал мою руку своей узкой и твердой рукой - левой, настоящей. - Если не смогу, я убью себя или сойду с ума. Я был тебе верным другом, ведь правда? - Его голос понизился до еле слышного шепота. - Этот талисман, который ты носишь.., этот голубой камень.., не сможет ли он освободить нас? Я знаю, что преторианцы не нашли его, когда тебя обыскивали. Я следил за ними.- Мне не хотелось бы доставать его, - сказал я. - Он гак сияет в темноте.- Я приподниму подстилку и прикрою тебя. Я подождал, пока прикрытие не было готово, и достал Соготь. Свет его был так слаб, что я мог бы заслонить его ладонью.- Он умирает? - прошептал Иона.- Нет, он часто бывает таким. Но когда действует - например, когда он превратил воду в вино в нашем кувшине или заворожил обезьянолюдей - тогда светит очень ярко. Если он вообще способен помочь нам спастись, то, о всяком случае, не сейчас.- Давай поднесем его к двери. Вдруг он откроет замок. - Голос Иона дрожал.- Позже, когда все заснут. Я освобожу и их, если мы сами сумеем выбраться, но в противном случае - а я не думаю, что дверь откроется, - им лучше не знать о Когте, теперь скажи, почему ты должен выйти отсюда прямо сейчас, немедленно?- Пока ты говорил со стариками, - начал Иона, - меня расспрашивала целая семья. Там были несколько старых женщин, мужчина лет пятидесяти, другой мужчина лет тридцати, еще три женщины и целый выводок детей. Они привели меня в собственную нишу в стене. Другие узники не могли туда зайти, не получив приглашения, а такового не последовало. Я ждал, что мне станут задавать вопросы о друзьях на воле, о политике или же о войне в горах. Но оказалось, что им нужно от меня просто что-то вроде развлечения. Они желали послушать о реке, о том, где я побывал, и многие ли одеваются так же, как я. И еда - они очень много говорили о еде на свободе. Некоторые вопросы просто поражали своей нелепостью. Видел ли я когда-нибудь скотобойню? И просят ли животные не убивать их? И правда ли, что те, кто делает сахар, держат при себе отравленные мечи, чтобы охранять свой товар?..Они никогда не видели пчел.