Орала так, что я боялся, как бы соседи не сбежались, и требовала еще.
- НуЕ Тоже имеет место. Боюсь, что я теперь бы-ыстро наверстаю все, что упустила за последние два-три годаЕ В-вот ведь дура-то упрямая!
- Нет, ты права. Раньше была хотя бы убежденность, что жить не стоит. Хоть какой-то стержень. А теперь, - да, я по-настоящему больше не верю, не могу, потому что если бывает такое наслаждение, то грош цена моим мудрствованиям, остались от них только рожки и ножки, вообще ничего, пшикЕ А кроме ничего и не было, теперь и вообще ничего от меня не осталосьЕ
- Ну! Не прибедняйся! По-моему, ты себя недооцениваешь: такие, как ты, все с тем же незатейливым нытьем способны без малейшего вреда для своего чахлого организма пройти сквозь ад и при этом ни на что не обратить особенного вниманияЕ Так что, сдается мне, что ты тут же, быстренько отыскал себе новый Символ Веры взамен старому. С похвальной быстротой и гибкостью убеждений.
- Ты про это? Ну что ж, - заменаЕ недурна, - и вдруг шутливый тон его как будто бы сломался, и он продолжил, снова, враз впав в тоску, - да вот только бесполезна-а! Слушай, раньше я не хотел и не мог больше жить, а теперь, когда уже хочу? Будет еще только хуже, потому что по-прежнему не могу, ведь ничего больше не изменилосьЕ Слушай!
- А?! Чего?!
- Но ты же все можешь! Я не такой дурак, я только на твою сумку глядя понял уже, что ты точно так же можешь вывернуть наизнанку и весь этот мирЕ Так что тебе стоит вывернуть наизнанку чью-то душонку, которая еще то ли есть, то ли нет?
- Еще раз треснуть? н Сонным, ленивым голосом, тоном, напрочь противоречившим смыслу сказанного, осведомилась Елена, как раз задремавшая. - Как ты не поймешь, что это и есть та единственная вещь, которая совершенно неприемлема и лишена смысла? По определению. Легче просто избрать новую модель, - но это уже вовсе не имеет смысла для тебя. Так что в любом случае не имеет смыслаЕ Каждая, как ты выражаешься, "душонка" н бесценна именно из-за своей неповторимости и имеет шанс стать всем.
- Моя не имеет. Слушай, а, может, ты возьмешь меня с собой?
- Чего? н Сонливость ее сняло, как рукой, так ее поразило это предложение. н Куда это?
- НуЕ Откуда ты естьЕ
- Слушай, - ты ж мне совершенно не нужен. Это не в обиду, а просто н возня с тобой никак не входит в мои планы. Ты хоть представляешь себе, чего просишь, куда собираешься?
- Нет. Правду сказать, - сегодня я первый раз в жизни услыхал про место, именуемое Сулан, про Рыбий Замок и про славный род Птиц. До сих пор думаю, что Земля Т`Цанг Качена, - приснившаяся мне абракадабра.
- Нет, ты это всерьез?
- Вполне.
- Чем бы это ни грозило? На свой страх и риск?
- Ну да!
- Скажите, какая решимость! И уже во снах не боимся заблудиться?
- Они несколько отличаются от всех прежних. Так что можно и рискнуть.
И, неожиданно для себя, - зевнул. Сонливость парадоксальным образом комбинировалась с дурным весельем, характерным для четвертого часа бессонной ночи.
- И что, - на лице ее проявилось выражение небезобидного любопытства, - слушаться будешь?
- Я буду все.
- Это надо понимать так, что я приобрела в личное пользование раба? н Елена-Ланцет захохотала, как бешеная. н За один-единственный разик? Это у меня такие потрясающие успехи на поприще ритуальной проституции? А что, - продолжила она, вернув себе способность дышать и скорчив серьезную мину, - пожалуй, это тебе подойдетЕ
- ПослушайЕ
- Нет, в самом деле! н Продолжала веселиться она. - Самое для тебя существование, - покормят, погладят по головке, все за тебя решат, что делать н скажутЕ Посекут, если что не так.
И никогда никаких страхов, - кроме одного-единственного, никакой борьбы прямо-таки по положению! Попробовал бы толькоЕ
- Вообще-то рабство у нас как-то не узаконено, и вообще до неприятного напоминает тот сорт договоров, которые, по слухам, принято подписывать кровьюЕ
-Да? Какой интересный обычай. Немного претенциозно, не без этого, но не лишено своего стиляЕ Это надо понимать так, что ты отказываешься? Жаль, я думала, что это все всерьез и рассчитывала на хорошее приобретениеЕ
- Это более, чем всерьез, - угрюмо ответил он, - и уж ты, будь добра, - отрежь так или иначе. Посоответствуй прозвищу.
- Да? н Она вдруг перестала веселиться и тоже зевнула. н Тогда давай-ка спать. Под словом "спать" я имею ввиду именно спать, как состояние, исключающее бодрствование, а отнюдь не что-то другое. Тем более, что алтарь все-таки побаливает.
- Какой алтарь?
- Тот самый, которому ты поклонялся с усердием неофита.
- Да ну тебя! Спи.
- Эй!
Это было сказано со вполне отчетливым намерением разбудить, сопровождаясь даже легким тычком локтя в спину, но все-таки, почему-то свистящим шепотом.
- У?! Че?!
- Ты намерен и дальше просто так лежать?
- АЕ Слушай, у меня все плывет и двоится. К концу, спросонок, я уж совсем было решил, что все это мне приснилось, и как раз собирался заплакатьЕ И я буду валяться, как бесчувственное бревно, когда тут н такое? Не-ет, это была бы уж слишком большая, непростительная глупостьЕ Но погоди, - он нахмурился, опомнившись, - ты ж говорила, что у тебя болит?
- Мало ль какие глупости я говорю? Кроме того, - она хихикнула, - я тут вспомнилаЕ Мне рассказывали оЕ альтернативных вариантах. Ты, кстати, и сам порывался изобразить что-то такое.
Он ответил с сосредоточенной хмуростью:
- Это было природное чутье. Инстинкт. Так с чего начнем?
- Слушай, я просто не знаю, чего делать. Раз, - ну и все, вроде бы, а потом проходит минут пятнадцать-двадцать, и я вроде забываю, как это бывает и страшно хочется вспомнитьЕ Я не нимфоманка, а? Как ты думаешь?
Он добросовестно, нахмурив лоб, изобразил раздумия, а потом медленно покачал головой:
- Нет. Вряд ли. Просто темперамент могучий. И слишком долго без использования. Кажется, это называется эксцессом, и ты в этом смысле устроена похоже на мужчинЕ
- Ну, спасибо! Где это я похожа? Где? Тут похожа?! Тут? О-охЕ Или, может быть, тут похожа?
- Ой, нет! Нигде не похожа. Мужики н такие пр-ротивные, костлявые, волосатые, все из углов, а тыЕ ты вся такая хорошаяЕ мо-окренькаяЕ
Фыркнув гигантской кошкой, она мгновенно вскочила с ложа:
- В-вечно ты ляпнешь какую-нибудьЕ несуразность. Пошли в ванную. Испачкал спинку, так мой теперьЕ
6.
- Я все-таки не понимаю. Там, где ты воевала, где, говоришь, поналомала дров, были ж мудрецы и герои. Были и просто специалисты по женскому вопросу, такие всегда везде есть. Ведь подбивали ж клинья. Не так, что ль?
- Так. И это все так, и то, что после какой-нибудь заварухи, когда сама себе не веришь, что осталась живаЕ В общем н жутко заводит. Ну и что? Все эти мудрецы и герои выступали, в таком разе, в роли обыкновенных кобелей. И постоянных своих дырок боялись. Так что мне все время казалось, что они о-отличнейшим образом обойдутся без еще одной игрушечки. Даже такой хорошенькой. Это н здорово вздыбливает.
- Ага, им не нужно было, а мне н нужно, и только поэтому тыЕ
- Это н хоть и небольшая причина, но зато законная. С точки зрения моих собственных законов, понятно. А всякие там хочется - не хочется, красивый-некрасивый, пора - не пора, все - не все, - это лирика. Чешуя лирическая.
- А самой, значит, никто так всерьез и не понравился?
- О! Еще как! И запросы былиЕ выше синевы, и губа не дура. Я, понимаешь ли, в самого Воплощенного втрескалась. Как я сейчас понимаю, это что-то вроде истерии было на сексуальной почве. Четырнадцать лет, а он - ка-ак глянет, бывало, этими своими огромными, как черный бархат, глазами, - и готово. Трусы мокрые.