Диниш, успевший по дороге избавиться от длинной накладной бороды царского советника, пошел договариваться с хозяином насчет вечернего представления. Там, как и ожидалось, требования были обратны желаниям церковного совета. Пляски, музыка, и никаких назиданий. Вернувшись во двор, он застал Дагмар у бочки с водой. Она сменила наряд святой на старое холщовое платье. сняла черный парик и смывала с лица белила и уголь.
Всякий знает, что святые, знатные дамы и влюбленные девицы должны иметь золотые волосы и голубые глаза. Черные волосы (а у мужчин также и бороды) пристали только злодейским персонажам, а рыжие - предателям. Но Дагмар настояла на том, чтобы надеть черный парик и обвести глаза широкими черными полосами. И - странное дело - в этом облике она удерживала внимание толпы сильнее, чем любая другая актриса на памяти Диниша. Он уже перестал с ней спорить. Но его порой зачаровывало, если не пугало, когда она избавлялась от грима. Женщина, мужчина, чертовка, святая, неважно кто : персонаж, полный жизни и огня, в реальность которого успел поверить, исчезает, и на твоих глазах из под него проступает - нет, не другой. Никакой. С картины стерли краски, остался непрорисованный холст.
Диниш не отличался красотой даже в молодости - у него были торчащие скулы и приплюснутый нос. Но его это не смущало. Он любил говорить, что не смазливая рожа, а рост и голос делают актера. Может быть, к актрисам это было не вполне применимо, но... Рост у Дагмар был подходящий, голос богатый, а облик совершенно бесцветный. Когда Диниш с ней познакомился, она была еще более "никакой", чем теперь. За годы бродячей жизни она хотя бы загорела, а раньше кожа ее казалась такой же тусклой, как глаза и волосы.
Она утерла мокрое лицо рукавом и сказала в пространство:
-- Чтоб я еще раз стала произносить эту чушь...
-- Сколько раз я слышал от тебя такой зарок...
-- Возможно. - Это было любимое ее присловье, и Диниш поморщился, услышав его.
Из повозки высунулся Матфре и махнул рукой. Диниш догадывался, о чем будет беседа, и это доставляло мало радости. Но когда-то обсудить дела было нужно, и он последовал за помощником.
-- Что делать будем, старший? - спросил Матфре.
-- Играть, что ж еще!
-- Я не про сегодняшний вечер.
-- Я тоже.
-- На площади нам представлять больше нельзя. Здесь долго сидеть мы не можем. Нужно нового места искать. Или подаваться на Север.
-- На Север? - Диниш поднял брови.
-- А что такого. Мы туда ходили, когда, можно сказать, зола после мятежа не остыла. И ничего, вернулись с целой шкурой. А сейчас там говорят, все спокойно. Диниш промолчал.
-- Или, может, попробовать все же ко двору? Когда их величество в духе, сказывают, он сыплет золото горстями.
-- Вот потому-то нас там могут сгрызть живьем, - вздохнул Диниш. - Я говорил тебе - нужен покровитель.
-- Может поискать... здесь знатных господ, что во дворец вхожи, пруд пруди.
-- Не сунуться ли нам к господину канцлеру во дворец?
-- Ты еще скажи - в Старый Дворец!
-- Типун тебе на язык! - Матфре сплюнул и перекрестился. Он был суеверен, как все актеры. - Мне еще жить не надоело! Вот в Новый...
-- Хорошо бы... Ладно, я подумаю. К ночи скажу. Что нынче предлагаешь?
-- Ничего такого. Приустали все. Гиро и Баларт покривляются, и хватит с них.
-- Маловато. Петь придется, и пусть Зика танцует.
-- Может, ты еще танцы с мечами прикажешь устроить? Зика против Дагмар. Диниш не понял, всерьез это предлагает Матфре или язвит.
-- Обойдутся. Ступай, отдыхай, пока публика не соберется. Матфре отправился в гостиницу промочить горло, а Диниш остался сидеть, размышляя. Поездка на Север... Танец с мечами... с этого все и началось.
Тогда, четыре с лишним года назад их занесло в герцогство Эрдское не в самое лучшее время, а прямо сказать - в поганое.
Мятеж в Вальграме был только что подавлен, войска герцога Тирни и принца Раднора все еще наводили порядок. По лесам прятались дезертиры, на дороги вышли разбойники. Вдобавок и "корпорацию" посетило несчастье. В пути умерла Фотина, старшая из актрис. Взяла и померла, неизвестно с чего. Может, простудилась, или надорвалась, а может, просто время ее пришло, много ли надо на пятом десятке! Зика горевала по матери, но она была комедианткой и дочерью комедиантки, и отплакав, продолжала петь и плясать. Другие тоже. Они почти не играли тогда фарсов. Неподходящее это было зрелище по тем временам. Что ж, у них имелись в запасе другие зрелища. И находились люди, готовые за них заплатить. Одни - чтоб забыться, другие - чтоб развлечься.
В тот день они остановились возле городишки, название которого Диниш забыл. Остановились на лугу, там же и представляли. На площади не было места - в городе стоял стоял какой-то воинский отряд, там же ошивались неизбежные в такие времена бродяги, лишенные крова.
Рыцарь, командовавший отрядом, оказался не вовсе лишен куртуазности, и был не прочь побаловать себя и своих людей представлением. Но, помимо прочего, пожелал увидеть "танец мечей". Что ж, "Дети вдовы" могли ему это предоставить. В труппе Диниша показывали довольно редкий вариант этого старинного танца, бывшего когда-то воинским упражнением. В Эрде его всегда танцевали мужчины, не меньше, чем вдвоем, или так, чтоб число участников всегда оставалось четным. На юге допускался и одиночный танец, женщины также могли его исполнять. Вероятно, в древности к этому отнеслись бы как к кощунству, теперь же смотрели, как на забавный курьез.
Комедианты воткнули в землю двенадцать мечей остриями вверх. Разумеется, это были всего лишь грубо обработанные полосы железа - даже если б вся труппа запродалась в рабство, они не добыли бы денег на дюжину боевых мечей. Они располагались вроде бы в произвольном прядке, а на самом деле в сложном, определявшем фигуры танца, требовавшем пробежек между близко поставленными лезвиями, прыжков через острия. Танец мечей танцевали босиком, и во времена боевых мечей человек, не обладавший ловкостью и умением, истекал кровью. Да и теперь, когда воинское упражнение стало забавой, ноги можно было посечь преизрядно.
Гистрионы взялись за инструменты. У Гиро был бубен, у Баларта флейта. Матфре, казавшийся самым грубым и мрачным из троих, играл на нежной лютне. Зика, высоко подоткнув платье, вскинула руки. Мужчины исполняли этот танец, держа мечи или короткие копья. Диниш подозревал, что женщины в прежние времена - тоже. Но сам он этого не видел, не говоря уж об остальных. В руках Зики были всего лишь кроталы. Она щелкнула ими, Гиро ударил в бубен, и начался танец.
Диниш, следуя привычке, присматривал и за действием и за публикой. Ее набралось больше, чем он предполагал.
Помимо благородного заказчика, гордо восседавшего на коне, и его приближенных, поглазеть на диковинный танец явились и солдаты, а следом за ними подтянулись и бездомные, бродившие в окрестностях городка. Это были не мирные и скандальные нищие, которые были привычны в других краях, а люди молчаливые, потерянные, замкнувшиеся в себе. Тем опаснее они могли быть, очнувшись от ступора, и Диниш, обычно не терпевший солдатни, был рад ее присутствию. Беженцы, сидя на земле, наблюдали за танцем молча, а солдаты, наоборот, выражали шумное одобрение как мастерству актерки, так и ее прелестям. Зика, не будучи красавицей, умела с достаточной выгодой преподнести то, что в ней было хорошо - покатые плечи, пышную грудь, кудрявые каштановые косы. Выглядела она несколько медлительной, но с необъяснимой легкостью проскальзывала между мечами и прыгала через них. Ноги ее при этом открывались столь высоко, что у солдат вырывался восторженный вой.