-У тебя родные есть?
-Никого у меня нет. Неужели не понятно? Зачем им кролик с родней? Чтоб родня разыскивала?
Двери раскрылись, и Тина заметалась по гаражу.
-Что будем с ней делать? - спросил я у Тимоти.
-А ничего. Дадим полсотни - и пусть идет на все четыре.
-И куда она пойдет?
-А какое тебе дело?
-Никакого, - уныло согласился я и поплелся разыскивать Тину.
Тина, стоя на четвереньках, вылизывала лужу на полу.
-Ты что делаешь?
Она замахала на меня ладошкой и всосала остатки жидкости. Поднялась на ноги, повернула ко мне счастливое лицо. Прямо на глазах происходила удивительная перемена. Словно в спущенную резиновую куклу воздух накачали. Глаза блестят, улыбка от уха до уха, в движениях появилась грация.
-Чучело! С пола-то зачем?
-Копы все тайники очистили, - она уже оглядывыла себя, выгибая шею. - И на самом деле чучело! Пить как хочется! И нажраться бы от пуза!
-На третьем этаже я видел шкаф с женскими тряпками, - сообщил Тимоти.
-Покажешь? - Тина подбежала к пожарному гидранту, приоткрыла вентиль и жадно пила, подставив лицо под струю.
Такие дела. Два дня без воды. Сначала доза, потом утолить жажду.
Напившись, она замотала головой, стряхивая брызги и сверкнула улыбкой.
-Меня зовут Тина, - она сделала книксен. - А вас как?
-Тимоти, - представился Тимоти. - Можно - Тим.
-Гнус, - сказал я.
-Тим, ты обещал что-то показать! - она уже тащила его за руку к лифту. Тощий, ногастый, рукастый жизнерадостный щенок. Каратистка. Наширявшаяся каратистка. Прямо с пола. Из лужи. Я попытался почувствовать отвращение - и не смог. Когда-то она была именно такой - жизнерадостной, открытой, веселой. Сколько ей осталось? Лет пять, не больше. Сейчас двадцать восемь, будет тридцать три. Возраст Христа.
Я неспеша поднялся на третий этаж. Тимоти нашел быстро. Он курил у окна. Не помню, когда Тим последний раз курил.
-Она в ванной, - сказал Тимоти. Холодная идет слабо, но чистая, а горячая хорошо, но ржавая. Чуть теплая.
Он еще долго что-то говорил. Про фильтры очистки, про пластиковые трубы… Какие, к черту, фильтры, если через неделю дома не станет.
Я достал предпоследнюю сигару, скусил кончик и прикурил от золоченой зажигалки. Стена резервуара за окном возвышалась словно стена средневекового замка.
-Она каратистка, - сказал Тимоти, растоптал окурок и отобрал у меня сигару. - Спасибо.
-Сигары не курят взатяжку.
-Она каратистка, понимаешь ты это, или нет?
Нет, средневековые замки делали не из бетона. Из камня, из кирпича, но не из бетона. И башенок наверху нет.
-Ты меня слушаешь, или нет? Скажи мне, ну что ты с ней будешь делать? Мы же как ежики пахать будем!
-Ежики не пахают.
-Не пашут. Грамотей.
Я машинально обстучал карманы, но курева не нашел. Сигары - не курево. А курить я завязал. Два года назад.
-Тим, ты же все понимаешь.
-Мальчики, не оборачивайтесь, я голая! - прозвучал за спиной жизнерадостный голос.
- О! расческа нашлась! Все, можете повернуться!
Мы повернулись. Тина оделась в спортивный костюм и расчесывала волосы. Она была до синевы бледная. Раньше это маскировалось грязью. Плоское лицо северных народов, но не круглое, а вытянутое, красноватый оттенок кожи индейцев, типично французский носик - да в ней перемешалась кровь всех наций. Теперь она с веселой яростью расчесывала мокрые, спутанные волосы.
-Есть хочешь?
-Еще как! Слона слопаю.
Тимоти протянул ей сотенную бумажку. - Иди, подзаправься.
-А вы?
-Мы на службе. Ты забыла? Жильцов выселяем.
-А-а… Я последняя. Чес-слово!
-Тина, если бы мы не поднялись на последний этаж, ты умерла бы от жажды через пять дней, - сказал я. - Это наша работа.
Зрачки у нее были абсолютно нормального размера. По внешнему виду - просто веселая девчонка. Это после полной дозы. Я скинул два года с отведенных ей пяти лет жизни.
-Я мигом! Мальчики, вам что принести?
-На твой выбор, - буркнул Тимоти,
-Она не вернется.
Тимоти с яростью обрушил на замок удар кувалды.
-Она каратистка. Некогда нам с ней заниматься. Ну некогда - и все! Куда ты ее денешь? В лечебницу? А денег у тебя хватит? В хоспис? Туда она и сама дорогу найдет.
В наркохоспис никому не пожелаю попасть. Кормежка, койка, четыре часа легкой работы в день - для тех, кто не на последней стадии - и любая наркота без ограничения. Год, максимум полтора - и ты покойник. Гуманно. Ты сам выбрал этот путь. Государство тебе помогает пройти его до конца. Все довольны. Ты попал в рай, государство в кратчайший срок избавляется от балласта.
-Ты хотя бы две сотни ей дал.
-Где ты видел две сотни одной бумажкой?
-Спасибо, Тим.
-За что?
-За то, что не дал две сотни одной бумажкой. Открой мою дверь.
Яростный удар кувалдой.
Мы спустились уже до 13-го этажа, когда лифт пошел наверх. Потом вниз, с частыми остановками.
-Вернулась, - произнес Тимоти. - Ну чего рожу перекосил? Ты ведь хотел, чтоб она вернулась.
Лифт остановился на нашем этаже.
-Парни! Вы здесь?
-Здесь! - откликнулся Тимоти.
-Я пиццу принесла! И еще кое-что!
Кое-что оказалось тремя бутылками легкого виноградного вина и двумя картонными пакетами всякой снеди. Мы нашли квартиру с мебелью. Тина сдернула со стола пыльную, в пятнах, скатерть, смахнула ею пыль со стульев и швырнула в угол. Высыпала на стол содержимое пакетов. Шоколадки, огурцы, пирожки, фрукты, сосиски, запеченые в тесте и конфеты россыпью. Из кармана появились пластиковые одноразовые стаканы, кучка мятых купюр и мелочь.
-Сдача! - заявила Тина. От сотни осталось не больше двадцатки.
-Оставь на карманные расходы, - сказал Тимоти.
-Спасибо! За мной не заржавеет!
-За что пьем? - поинтересовался я, разливая по стаканам.
-Как за что? За мое освобождение из лап кровожадных разбойников!
-За это можно выпить, - согласился Тим, и мы выпили. Потом выпили за освобождение из лап свирепых одноглазых морских пиратов.