Кров, пища и огонь — вот в чем я нуждался. Прежде всего кров. Затем пища. Огонь немного подождет. Кроме рыбы, должна найтись и другая еда. Может быть, клубни и коренья, даже листья и кора. Правда, я не знаю, какие из них безвредны. Можно понаблюдать, что едят медведи и другие животные, получая какой-то шанс: возможно то, что они едят, безопасно. Что-то вроде игры. Еще мне нужно оружие, дубинка. Можно использовать ружье. Но это вещь тяжелая и неудобная для руки. Лучше была бы палка. Несомненно, где-нибудь можно найти хорошую палку, удобную для руки, выдержанное дерево, которое не разломится при первом же ударе. Еще лучше были бы лук и стрелы. В свое время, возможно, я выйду и с таким оружием. Надо найти острый камень или такой, который можно разбить, чтобы образовалась острая кромка. С ним можно срезать и очистить побег для лука. В молодости, как я помнил, мы помногу болтались с луком и стрелами. Нужна тетива, и тонкий упругий корень мог бы послужить тетивой. Какой же это корень индейцы использовали для шитья своих каноэ? С тех пор, как я читал «Песнь о Гайавате», прошли годы, а ведь там об этом говорилось.
Размышляя обо всем этом, я возвращался от реки к рощице берез. По пути я забрался на маленький бугор. Стоило начать прямо сейчас и приглядеть какое-нибудь место для ночлега. Пещера была бы идеальной находкой. Но, в крайнем случае, я могу заползти в кустарник. Ветки его клонятся к земле. От холода они не защитят, но по крайней мере могут защитить от ветра.
Я перевалил через бугор, начал спускаться вниз, разыскивая убежище. Поэтому я не сразу заметил ЭТО — дыру в земле. Стоя на ее краю, я глядел вниз, но прошло еще несколько секунд, прежде чем я осознал, что нашел.
И внезапно я понял. Это была та яма, где я проводил свои раскопки. И она уже была старая. Ее стенки заросли травой, а на дальней стенке выросла маленькая березка. Дерево росло под сумасшедшим углом.
Я сидел на корточках и смотрел на яму, и странная волна ужаса захлестывала меня. Ужасный смысл времени. По какой-то причине, которой я не мог понять, древность ямы вызвала во мне глубокую подавленность.
Холодный нос коснулся моей обнаженной спины, и я инстинктивно подскочил, взвыв от страха. Я упал на склон, докатился до дна ямы, и ружье выпало у меня из рук.
Лежа на спине, я уставился на склон, на то, что коснулось меня своим носом. Это был ни волк, ни саблезубый тигр. Это был Боусер, смотревший на меня сверху с глупой ухмылкой и неистово размахивающий хвостом.
Я на четвереньках выбрался из ямы, обнял собаку, в то время, как Боусер вылизывал мое лицо. Шатаясь, я встал на ноги и ухватил его за хвост.
— А ну-ка, домой, Боусер! — громко закричал я, и хромающий Боусер на негнущейся ноге направился прямо к дому.
9
Я сидел за кухонным столом, завернувшись в одеяло, и пытался унять дрожь. Райла готовила оладьи.
— Надеюсь, — сказала она, — ты не простудился.
Я дрожал. Я не мог с этим справиться.
— Там было холодно, — ответил я ей.
— Это была твоя мысль — выйти в одних пижамных штанах.
— Там, к северу, были льды. Лед можно было чувствовать. Держу пари, что был не более чем в двадцати милях от ледникового фронта. В этом районе ледник не проходил. Лед двигался к югу по обе стороны от нас, но никогда не закрывал эту землю. Никто не знает почему. Но в двадцати-тридцати милях к северу лед мог быть.
— У тебя было ружье, — вспомнила она. — Что с ним?
— Когда Боусер подошел ко мне сзади, он напугал меня чуть ли не до потери рассудка. Я вскочил и уронил ружье, а когда увидел Боусера, то уже не стал останавливаться, чтобы подобрать его. Понимаешь, я думал только об одном — что он может привести меня домой.
Она поставила на стол деревянное блюдо, на котором горой лежали оладьи, и села напротив.
— Вот странно, — сказала она, — мы разговариваем о твоем путешествии во времени, словно это повседневное событие.
— Для меня — нет, — ответил я, — а вот для Боусера так и есть. Он уже делал не раз нечто подобное и бывал во многих временах. Его не могли ранить дротиком каменного века в то время, когда жили динозавры, одного из которых он притащил домой.
— А что касается наконечника Фолсона, — заметила она, — то в тот раз он не мог путешествовать в прошлое больше чем на двадцать тысяч лет. Ты уверен, что не нашел признаков людей?
— Какие признаки? Следы? Разбросанные сломанные стрелы?
— Я подумала о дыме.
— Никакого дыма не было. Единственное, за что можно зацепиться, — это мастодонт, который, черт побери, чуть не растоптал меня.
— А ты уверен, что был в прошлом? Ты не насмехаешься надо мной? Может быть, тебе все это привиделось?
— Несомненно. Я зашел в лес, спрятал ружье, свистнул Боусера и схватил его за хвост…
— Прости меня, Эйса… Я знаю. Конечно, ты этого не придумал. Как ты думаешь, это создание с кошачьим лицом имеет к этому отношение? Да, давай есть оладьи, а то они остынут. Выпей горячего кофе, согрейся.
Я вилкой подцепил оладью, положил ее на свою тарелку, помаслил и полил сиропом.
— Знаешь, — сказала Райла, — мы могли бы кое-что иметь.
— Верно. У нас есть место, где небезопасно пойти прогнать лиса.
— Я серьезно, — продолжала она. — Мы можем иметь кое-что грандиозное. Если ты открыл путешествие во времени, подумай, что можно с ним сделать.
— Ну уж нет, — сказал я. — Не круглый же я дурак. Если я его увижу снова, то развернусь и быстренько уберусь подальше. Если хочешь, можешь сама попадать в эту ловушку. Нельзя же рассчитывать, что Боусер будет каждый раз отыскивать меня.
— Предположи, что это можно контролировать.
— А как?
— Если бы ты имел дело с Кошариком…
— О, черт, я с ним не могу даже разговаривать.
— Не ты. Может быть, Хайрам. Он ведь говорит с Боусером, не так ли?
— Это он так считает. Будто бы разговаривает с Боусером. Будто бы разговаривает с малиновками.
— А откуда ты знаешь, что это не так?
— Но, Райла, в этом должен быть смысл, черт побери.
— Я и стараюсь держаться в пределах смысла. Откуда ты уверен, что он не разговаривает с Боусером? Как ученый…
— Будто он ученый.
— Отлично, пусть будет, будто он ученый. Ты очень хорошо знаешь, что не можешь определить истинность утверждения — безразлично, негативного или позитивного — пока не получишь доказательств. И вспомни, как Эзра говорил, что Кошарик бродит поблизости и приглашает Бродягу побегать с ним.
— Старый Эзра сумасшедший. Очень спокойный, но все же сумасшедший.
— А Хайрам?
— Хайрам не сумасшедший. Он простак.
— Может быть, то, что могут делать очень спокойные сумасшедшие или простаки и собаки — не можем делать мы? Может, у них есть возможности, которых мы не имеем?
— Райла, мы можем нацелить Хайрама на Кошарика.
Дверь скрипнула, и я обернулся. В дом входил Хайрам.
— Я услышал, — сказал он, — что вы говорили про меня и про Кошарика.
— Нам было интересно, — ответила Райла, — можешь ли ты с ним разговаривать. Ну, как ты говоришь с Боусером.
— Вы имеете в виду то создание, которое околачивается возле фруктового сада?
— Так ты его уже видел?
— Много раз. Он похож на кота, но это не кот. У него только голова. Тело совсем не видно.
— А ты с ним разговаривал?
— Время от времени. Но это неинтересно. Он говорит о вещах, которых я не понимаю.
— Ты имеешь в виду, что он использует незнакомые слова?
— Ну да, и слова тоже. Но, главным образом, идеи. Понятия, о которых я никогда не слышал. И вот что удивительно: он шевелит губами и не издает ни звука, а я слышу слова. Похоже, как с Боусером. Его я тоже слышу без звуков.