– Не разрешите ли узнать, что еще скрывается в этой кладовой? – поинтересовался я.
– К сожалению, больше ничего такого, что могло бы сослужить нам службу. И эту плитку придется расходовать экономно, другой пищи у меня нет. Съедим каждый по два квадратика, а остальное сбережем до последней крайности.
Мы жадно сжевали свои порции и запили шоколад еще одним глотком бренди. Амелия защелкнула ридикюль, и мы решительно встали.
– Пойдем в ту сторону. – Она махнула параллельно зарослям.
– Почему же в ту, а не в эту? – откликнулся я, несколько удивленный ее категоричным тоном.
– Потому что солнце поднялось оттуда, – она показала в направлении пустыни, – значит, заросли тянутся с севера на юг. Мы уже убедились, что ночью здесь невыносимый холод, а потому у нас нет другого выхода, кроме как идти к югу.
Логика была поистине безупречной. Мы отшагали не менее десяти ярдов, прежде чем я сумел подыскать возражение.
– Вы исходите из посылки, что мы по‑прежнему находимся в северном полушарии?
– Конечно. К вашему сведению, Эдуард, я уже пришла к определенному выводу насчет того, где мы очутились. Здесь так высоко и так холодно, что это наверняка Тибет.
– Если вы угадали, то мы движемся в сторону Гималаев, – сказал я.
– Как быть с Гималаями, подумаем, когда доберемся до них.
Я бросил на Амелию быстрый взгляд и увидел, как с лица у нее сбежала краска, а веки наполовину смежились.
Мгновением позже она пошатнулась, беспомощно посмотрела на меня и упала, вытянувшись во весь рост на песке. Я бросился к ней.
– Амелия! – позвал я взволнованно, но она не шевельнулась.
Схватив ее за руку, я нащупал пульс: он был слабый и неровный.
Ридикюль оставался у меня, и я, повозившись с застежкой, открыл его. Я знал заведомо, что там должно быть что‑либо подобное, и тем не менее пришлось переворошить все содержимое, прежде чем на дне ридикюля отыскался крошечный флакончик с нюхательной солью. Свинтив колпачок, я помахал им у Амелии перед носом.
Реакция не заставила себя ждать. Амелия сильно закашлялась и попыталась отстраниться. Обняв девушку одной рукой за плечи, я помог ей сесть. Кашель не прекращался, на глаза у нее навернулись слезы. Тут я кстати вспомнил прием, который мне однажды показывали, и почти сложил Амелию пополам, мягко пригибая ей голову к коленям.
Через несколько минут она выпрямилась и посмотрела на меня осмысленным взглядом, но лицо у нее было по‑прежнему бледным, а глаза все еще слезились.
– Мы слишком долго шли без пищи, – проговорила она. – У меня закружилась голова, ну и вот…
– Это, вероятно, высота, – я пришел ей на помощь. – Надо будет спуститься с плато при первой же возможности…
Порывшись в ридикюле, я достал плитку шоколада. Мы ведь едва почали ее, большая часть была в целости, и я, отломив еще два квадратика, протянул их Амелии.
– Нет, нет, Эдуард, не надо.
– Съешьте, – настаивал я. – Вы слабее меня.
– Мы совсем недавно завтракали. Будем экономными. – И, отобрав у меня шоколадные квадратики, она решительно засунула их вместе со всей плиткой обратно в ридикюль. – Вот что я действительно хотела бы, так это стакан воды. Жажда меня совершенно замучила.
– А вам не приходило в голову, что сок этих растений можно пить?
– Если мы не найдем воды, то рано или поздно придется это проверить.
– Знаете, – сказал я, – когда нас вышвырнуло в заросли ночью, я нечаянно хлебнул немного сока. В общем‑то он напоминает воду, только слегка горчит.
Спустя две‑три минуты Амелия поднялась на ноги, пожалуй, не слишком уверенно, и заявила, что может идти дальше. На всякий случай я заставил ее сделать еще глоток бренди. Но хотя мы шли медленнее, чем прежде, Амелия через несколько шагов пошатнулась снова. Сознания она на этот раз не теряла, но призналась, что ее тошнит. Мы отдыхали целых полчаса, а солнце упорно взбиралось по небосклону.
– Прошу вас, Амелия, съешьте немного шоколаду. Уверен, что единственная причина вашего недомогания – недостаток пищи.
– Я не более голодна, чем вы, – ответила она. – Дело вовсе не в голоде.
– Тогда в чем же?
– Не могу вам сказать.
– Но вам известна причина?
Амелия кивнула.
– Если вы сообщите ее мне, я постараюсь придумать, как вам помочь.
– Вы не можете мне помочь, Эдуард. Я сейчас приду в себя.
Я опустился перед девушкой на песок и положил руки ей на плечи.
– Амелия, мы просто не знаем, сколько нам еще идти. И мы никуда не дойдем, если вы больны.
– Я не больна.
– Мне сдается, что это не так.
– Я испытываю определенные неудобства, но я вполне здорова.
– Тогда будьте добры, держите себя в руках, – бросил я.
Моя озабоченность неожиданно для меня самого обернулась раздражением. Амелия помолчала немного, потом, опираясь на мою руку, поднялась и сказала:
– Ждите меня здесь, Эдуард. Я долго не задержусь.
Забрав у меня ридикюль, она медленно двинулась к зарослям.