Какого черта! Тишина так же пугала его, как и сам этот звук. Он медленно встал и тут же снова раздался этот звук, но теперь он доносился с обеих сторон и сзади. Наполненный ужасом, Депо кинулся вперед, спотыкаясь, проламываясь сквозь заросли, падая, иногда даже сходя с тропы.
Где же эта проклятая дорога, на которой он спрятал велосипед?
Этот оглушительный шум раздавался вокруг всего его: и спереди, и сзади, и по бокам. Депо, тяжело дыша и спотыкаясь, на ходу попытался нащупать фонарик в рюкзаке. Почему он не взял с собой оружие? Хотя бы автоматический пистолет? Что-нибудь небольшое, вроде того, что у Тимьены. Проклятье! Что же это за шум? Хватит ли у него смелости включить фонарик и описать лучом круг. Он не мог взять с собой даже маленький пистолет! Нет! Его легенда любителя птиц не позволяла ему этого! И вот теперь он задыхается и тяжело дышит. И болят ноги.
Дорога была уже у него под ногами, когда он наконец понял это. Он остановился и попытался сориентироваться в темноте. Сошел ли он с тропы только что? Депо не думал, что он далеко от тех кустов, где спрятал этот чертов велосипед. Он должен быть где-то тут. Отважится ли Депо все-таки включить фонарик? Шелест-свист доносился со всех сторон. Велосипед должен быть где-то рядом, справа от него. Депо протянул руку к более темным теням, споткнулся о куст и упал на раму велосипеда.
Тихо бормоча проклятия, он встал на ноги, вытащил велосипед и оперся на него. Теперь он лучше различал дорогу: отдельные светлые участки в темноте. Депо вдруг подумал, как приятно будет взобраться на велосипед и помчаться назад, к автофургону и Тимьене. Но этот шелест-свист становился все громче, окружая его! Да пошло оно к черту! Схватив фонарик, Депо нажал на кнопку. Луч света скользнул по деревьям. И он увидел трех молодых женщин, одетых так же, как те амазонки на ферме, в плотно облегающие шорты и сандалии, но лица их скрывали темные блестящие маски. И у каждой в руках был продолговатый предмет с раздвоенным, как у бича, концом. Сначала вид этих предметов заставил его подумать о какой-то странной антенной системе, но раздвоенные концы были направлены прямо на него, и от них явно исходила угроза.
Из дневника Нильса Хелльстрома:
"Иногда я осознаю, что имя мое не так уж важно. Оно
могло быть любым иным набором звуков, а я все равно
оставался бы Самим собою. Имена неважны! Хорошая мысль.
Именно это говорили и моя праматерь, и мой первый учитель.
Имя, которое я использую, - случайное. Я мог бы получить и
совсем другое имя, если бы родился в семье Чужаков из
Внешнего Мира с присущим им индивидуализмом. Их сознание
не мое сознание; их временная линия - не моя. Мы, дети
Улья, когда-нибудь расстаемся с именами. В словах моей
праматери касательно них заключен глубокий смысл. Наше
совершенное общество не может позволить себе
индивидуальные имена. Одни метки, в лучшем случае, - не
имена. Они полезны только на коротком отрезке пути.
Возможно, у нас будут другие метки в иных периодах нашей
жизни. Или номера. Почему-то номера кажутся более
подходящими по смыслу намерения, высказанному моей
праматерью столь удачно".
Было 2:40 ночи, и вот уже почти десять минут Кловис наблюдала, как Эдди ходит взад-вперед по крохотной гостиной ее квартиры. Телефон разбудил их, и отвечал Эдди. Он открыто пришел к ней. Агентство смотрело на это сквозь пальцы. Определенные сексуальные шалости предполагались и ценились, лишь бы они не заходили слишком далеко. Ничего серьезного - просто здоровые, энергичные телесные наслаждения.
Повесив трубку, Эдди только заметил:
- Это ДТ. Позвонить его просил Мерривейл. Они потеряли контакт с Карлосом и Тимьеной.
- О Господи!
Она вскочила с постели, набросила халат на обнаженное тело.
Эдди прямо направился в гостиную.
- Мне следовало ответить по телефону, - бросила она, надеясь вывести его из задумчивости.
- Почему? ДТ искал меня.
- Здесь?
- Да.
- А как он узнал, что ты тут?
- Он позвонил мне, но там никто не ответил.
- Эдди, мне это не нравится.
- Чепуха!
- Эдди, а что еще сказал ДТ?
Он остановился перед ней и посмотрел вниз на ее ноги, которые она поджала, плюхнувшись в кресло.
- Он сказал, что нам придется еще раз сыграть брата и сестру. Ник Майерли будет, нашим папочкой, и у нас будет прекрасный отпуск в Орегоне!
Из дневника Нильса Хелльстрома:
"Фэнси обнаруживает явные признаки неудовольствия своей
жизнью в Улье. Может быть, она привыкла к жизни Снаружи.
Нас всегда беспокоила возможность подобного - такие вещи
иногда случаются. Боюсь, как бы она не попыталась сбежать.
Тогда, как мне кажется, лучше просто уничтожить ее, чем
отправить в чан. Ее первенец, Салдо, оправдывает все наши
ожидания. Мне бы не хотелось, чтобы Улей потерял такой
прекрасный, воспроизводящий материал. Слишком плохо, что у
нее так хорошо получается с насекомыми. Нам придется
повнимательнее следить за ней до завершения нашего нового
фильма. Что бы ни случилось, мы не можем посылать ее во
Внешний Мир, пока мы не убедимся в ее абсолютной
надежности. Возможно, мы можем предоставить ей большую
ответственность во внутренних делах при съемках фильма.
Может быть, она разделит тогда мое видение фильма, и это
излечит ее от неуравновешенности. Этот фильм так нужен
нам. Начало нового этапа! С ним и последующими фильмами мы
подготовим мир к нашему ответу на проблему выживания
человека. Я знаю, что Фэнси разделяет эту еретическую
веру. Она верит, что насекомые переживут нас. Даже
праматерь этого боится, но ее ответ и мою интерпретацию
этого ответа следует развивать. Мы должны как можно больше
походить на тех, кому собираемся подражать".
- Это вас шокирует? - спросил Хелльстром.
У него были светлые волосы, среднее сложение, на вид ему нельзя было дать более тридцати четырех лет. Таким и было его описание, имеющееся в Агентстве. В нем ощущалось чувство внутреннего достоинства, целеустремленность, излучающаяся из его голубых глаз, когда он цепко рассматривал что-то его заинтересовавшее. И из-за этого в нем ощущался заряд внутренней энергии.
Хелльстром стоял в лаборатории напротив пленника, привязанного к пластиковому стулу. Эта лаборатория представляла собой смесь полированного металла, блестящих стен, стекла и инструментов, освещенных молочным светом, который исходил от всего периметра потолка.
Депо уже пришел в сознание. Он не знал, сколько прошло времени, но голова до сих пор была в тумане. Хелльстром стоял перед ним с двумя обнаженными женщинами по бокам, его охранниками. Депо понимал, что слишком много внимания обращает на женщин-амазонок, но ничего не мог с собой поделать.
- Вижу, что шокирует, - заметил Хелльстром.
- Ну, допустим, - признался Депо. - Я не привык видеть вокруг себя так много обнаженной женской плоти.
- Женской плоти, - повторил Хелльстром и щелкнул языком.
- Их что, совершенно не трогает, как мы о них говорим? поинтересовался Депо.
- Они не понимают нас, - ответил Хелльстром. - А даже если бы и понимали, то не поняли бы это ваше отношение. Типичное для Чужака, но мне всегда оно казалось странным.
Депо осторожно попытался проверить крепость веревок, которыми он был привязан к своему стулу. Он очнулся с головной болью, и она не проходила. За глазами пульсировала боль, и он не имел ни малейшего понятия, сколько прошло времени.