Безумен я или нет, я точно не знаю, что когда-то он существовал и что я был им. Как актер, он так и не добился успеха – мне даже кажется, что иногда его охватывало самое настоящее безумие. И последний выход вполне отвечал его характеру: у меня до сих пор хранится пожелтевшая вырезка из газеты, в которой говорится, что его нашли «мертвым» в комнате одного из отелей в Джерси. Причина смерти – чересчур большая доза снотворного – возможно принятая им в результате утраты последних надежд, так как его агент заявил, что несчастный не имел никаких предложений вот уже на протяжении нескольких месяцев. Лично я считаю, что им не следовало писать о том, что он остался без работы – не говоря уже о том, что это было еще и недобро как-то, что ли… По чистой случайности дата заметки доказывает, что ни в Новой Батавии, ни где-либо еще он во время избирательной кампании …15 года быть не мог. Наверное, мне лучше сжечь ее.
Хотя сейчас в живых уже не осталось почти никого из тех, кто знал правду – только Дэк и Пенелопа – да еще люди, которые убили плоть Бонфорта.
С тех пор я три раза становился Верховным Министром и нынешний срок скорее всего последний для меня. Первый раз меня свалили после того, как мы все-таки протащили неземлян – венерианцев, марсиан и обитателей Внешнего Юпитера в Великую Ассамблею. Но внеземляне входят в нее и до сих пор, а я вновь был избран. Люди не могут переварить сразу много реформ, время от времени им нужен отдых. На самом деле люди не любят реформ, не любят никаких изменений – да и ксенофобия имеет очень глубокие корни. Но мы усовершенствуемся, иначе и быть не может – если мы хотим выйти к звездам.
Снова и снова я спрашивал себя: «Как бы поступил Бонфорт?». Я не уверен, что мои ответы всегда были правильными (хотя я уверен, что я самый крупный специалист в Системе по Бонфорту), но исполняя его роль, я всегда старался ей соответствовать. Давным-давно кто-то – Вольтер – в общем кто-то сказал: «Если бы Сатана когда-нибудь занял бы место Бога, он наверняка счел бы необходимыми и атрибуты божественности».
Я никогда не испытывал сожалений по поводу утраченной профессии. В определенном смысле я не оставлял ее. Виллем был прав. Аплодисменты могут быть и не хлопаньем в ладоши, а хорошее представление всегда и так заметно. Я постарался, как мне кажется, создать идеальное произведение искусства. Может быть это мне и не совсем удалось – но мой отец, я уверен, оценил бы это как «хорошее представление».
Нет, я ни о чем не жалею, даже хотя прежде я был счастливее – по крайней мере спал я крепче. Но есть какое-то огромное удовлетворение в том, чтобы посвятить свою жизнь на благо восьми миллиардов людей.
Может быть, конечно, их жизни и не имеют космического значения, но у них есть чувства. Они могут страдать.