Бой на равных - да, но поднять оружие на беззащитного... Ты не понимаешь. Рука разожмется, это... это, как говорят у вас на Земле, физически невозможно. Разве что кто-нибудь из жавровой банды?
- Жители Равнины Паладинов не бывали на Лютых островах уже лет двести, возразил Эрм. - Перелететь через Внешнюю Цепь, очутиться здесь, где островок за островком тянется, как нанизанные на нитку бусины...
Действительно, островной архипелаг сверху смотрелся точно переплетение плавно изгибающихся гирлянд - во время большого отлива, наверное, можно было бы на конях пройти десятка два островов. В такой необъятной акватории выбрать ничем особенно не примечательную Игуану, да еще и в определенной ее точке, и в тот момент, когда. Бирюзовый Дол опустел, - это могло произойти с ничтожной вероятностью. Это понимал даже туповатый Пы.
- Может, аборигены? - робко подал он голос.
- На них это совсем не похоже, - с сомнением покачала головой мона Сэниа. - Да и остров необитаем. Конечно, какой-нибудь одичавший изгнанник...
- Полоумный робинзон? - усомнился Юрг. - А зачем? И куда он делся вместе с Чернавкой - ведь мы с того момента, как тут появился Сорк, не спускали глаз с ворот. Я допускаю, что, обладая цепкостью дикаря, он смог бы перемахнуть через каменную стену, есть же там трещинки, зацепочки; но перетащить еще и женское тело, пусть легкое - нет, невозможно. Здесь кто-то исчезал по-вашему, по-джасперянски.
- И все-таки королеву Ушинь надо поставить в известность о имевшем место случае вторжения... - чопорный тон Эрма свидетельствовал о том, что он накрепко вошел в роль сенешаля.
- Это само собой, - тоскливо согласился командор. - Когда нам будет что сказать.
А сказать можно было еще одно: появление в Бирюзовом Доле постороннего допускалось лишь в том случае, если кто-то из дружинников хотя бы на долю секунды принес этого постороннего сюда вместе с собой. Они, скажем, появились в запасном кораблике, предназначенном для гостей, один взгляд - и чужак уже исчезал. Чтобы вернуться сюда в любое время.
Пожалуй, все, кроме Харра, это уже понимали. Но никто не мог произнести это вслух: ведь тогда выходило, что один из сидящих сейчас в тесном кругу предатель.
- О, древние боги! - не выдержала принцесса. - А ты-то что на меня уставился и молчишь, славный менестрель? Раньше ведь рта не закрывал!
- А я все жду, когда вы мудрствовать перестанете, - спокойно изрек по-Харрада.
- Дерзишь! - рявкнул Эрм, которому тоже было не по себе.
- На том стою. А гляжу я на тебя, владетельница, потому как ты кожей светла, волосом черна, собой пригожа, летами млада, и дитя при тебе.
Все онемели, уже поняв, к чему он ведет.
- Так ту ли убили?
- Нет на Джаспере человека, который не знал бы меня а лицо, - с королевской простотой изрекла принцесса.
- Так то ж на Джаспере...
- Да ты сам подумай, что говоришь, - накинулся на него Юрг, - мы решили спасти Чернавку от твоих законников, а она, в благодарность за спасение, полоснула своей избавительнице по горлу?
- А другого не дано, - спокойно парировал Харр. - Две бабы, одно дите. Когда одна баба со своим дитем найдены убиенными, на кого думать?
- Знаешь, милый, это даже для варварской логики слишком примитивно.
- А то, что истинно, всегда просто, - пожав плечами, легко бросил менестрель. - Жизнь, смерть, злодеяние. Это как пальцем ткнуть - во, в этот кувшин. Вот я ткнул, это - истина. Вот я в руки взял - а она емкая, стерва. Внутри мно-ого чего.
Эта первобытная сентенция подействовала на всех ошеломляюще.
- Слушай, ты, гусь лапчатый, - встряхнулся наконец Флейж, - ты, конечно, поднаторел на своих пирах сиволапых караванников развлекать, но здесь...
Принцесса остановила его взмахом руки:
- Допустим, от всего пережитого Чернавка сошла с ума.
Но тогда где она?
- Эх, жалость, что ваши шустрики служивые говорить не обучены... Так. В ворота она выглянула - увидала коней. Что ей оставалось? Стена. Я бы враз вскарабкался.
- Глядите, у кухонного навеса уголок осыпался - утром был цел, - это, как всегда, не ускользнуло от наблюдательного Сорка.
- Но там же обрыв, высота невероятная, - осторожно вставил Дуз.
- А она что, знала?
Сразу трое или четверо, похватав факелы, воткнутые в землю, в один миг очутились на кромке стены.
- Гуен еще там! - крикнул Ких, вглядываясь в темноту ночного моря, глухо ворчавшего у подножия обрыва, который сейчас казался уходящим прямо в преисподнюю.
- В дом, и затворитесь, - коротко бросила мона Сэниа Эрму, передавая ему девочку. - Все - вниз!
Через секунду все дружинники, подняв факелы, уже стояли, сгрудившись, на отполированном волнами камне, едва выступающем из воды. Примерно в полуполете стрелы от них на остром, кривом, как коготь дракона, утесе сидела Гуен. Она периодически встряхивалась, подымая все три хохла, потом как-то опадала, становясь вдвое меньше. Внезапно она сорвалась с места, скользнула вдоль лунной дорожки и нацелилась на какую-то бесформенную массу, всплывшую из глубины. Послышался удар, сопровождаемый всплеском.
- Гуен, назад! - крикнула принцесса. - Домой, Гуен, домой!
Птица поднялась, описывая над водой сторожевой круг, нехотя начала набирать высоту, временами как-то обвисая и едва не срываясь в вертикальное падение. Флейж догадался, ринулся наперехват - несчастная стражница промокла до последнего перышка; исчез вместе с нею.
- Ты что, велел ей охранять Чернавку? - вполголоса спросила принцесса Сорка.
- Ну да. А разве можно было иначе?
Естественно, иначе было просто нельзя. Но в программе обучения этой могучей птицы не было предусмотрено такого случая, когда из двух вверенных ее попечению людей один нападал на другого. Сейчас было трудно - да в сущности, и незачем - гадать, что произошло в стенах Бирюзового Дола, когда Гуен услышала крики Касаулты и почуяла запах крови. Одно очевидно: спасаясь от разъяренного крылатого чудовища, убийца сумела вскарабкаться по каменному откосу, но там-то ее и достал смертоносный клюв никогда не промахивающейся Гуен.
Появился Флейж и притащил с собой по-Харраду.
- Ой-ей, - вздрогнул тот, обнаружив себя на скользком камушке посреди ночного моря - ситуация для странника, путешествовавшего всю свою жизнь исключительно по суше, не вполне ординарная. - А вы не думаете, что сейчас из воды дракоша вынырнет?
Но мифический дракоша никого сейчас не интересовал; все всматривались в лунную дорожку, на которой, кажется, снова появилось что-то бесформенное. Ких сунул свой факел Пы, скинул камзол и свечечкой бухнул в воду. Плыл он неумело, как подметил Юрг - "по-собачьи"; было видно, как он протянул руку, по-дельфиньи подпрыгнул - на берегу, в непроглядной темени сбегающего к самой воде лесочка, что-то тяжко хлюпнуло. Хорошо, догадался не тащить ЭТО в Бирюзовый Дол...
Склоненные факелы закапали смолой черную дрань одежды. Скрюченные, точно обугленные руки, белый оскал безгубого уже рта. А выше - ничего. Расклеванный бесчисленными ударами череп, мозг вымыло начисто. Влажные изломы кости поблескивали в лунном свете.
Сорк наклонил свой факел совсем низко к тому, что осталось от лица. Лохмотья мышечной ткани, изрядно намокшей за все это время, казались совершенно бесцветными, но вот остатки кожи выделялись аспидной чернотой.
- Кажется, на Тихри кто-то говорил, что ее светлой коже следует немного загореть, - пробормотал он неуверенно.
Но Харру этого было достаточно. Он выдернул из ножен свой меч, и мона Сэниа впервые в жизни вздрогнула от этого свистящего звука.