Остальные ее предложение просто проигнорировали.
– А я с вами на просмотр, – взмахнув черными крыльями своих рукавов, Самвел снялся с перил. – Все равно здесь меня не слушают.
– Я‑то думала, что вы мне на сон почитаете Исаакяна…
Самвела вознесло обратно на перила.
Гамалей возмущенно фыркнул и влез в лоджию.
– Я через вашу комнату пройду… – И, по‑гусиному разворачивая ступни в каких‑то первобытных сандалиях, зашлепал к задней стене.
– Вы бы посидели с нами, Ян Янович! – лицемерно предложила Кшися.
– Вот погодите, проверю завтра вашу прополку! – проворчал он, просачиваясь сквозь потайную дверь. – Да, чуть не забыл: доконали вы меня со своим парниковым эффектом. Сегодня с ноля часов и до четырех тридцати – проветривание. Стена будет опущена до двух с половиной метров. Посему во всем Колизее, исключая аварийное освещение в колодце, с ноля часов будет выключаться свет.
– А не опасно? – невольно вырвалось у Кшиси.
– Отнюдь нет. Кузнечиков всяких напрыгает, бабочек да шмелей – так это даже к лучшему. Тоскливо без живности, а тут не то что птиц, летающих насекомых ни одного вида не обнаружено. В лучшем случае – прыгучие. Скотина вся тоже какая‑то… придонная… да что я вам объясняю, вы же все это просматривали в период подготовки. Мохнатые ползучие ящеры, жабовидные ползучие млекопитающие. Удивительнейший пример сходимости видов! Но если принять гипотезу, что животный мир Та‑Кемта миллиарда на полтора старше земного, то становится ясно…
Он глянул на скучающие физиономии Диоскуров и осекся.
– После ванны в лоджии спать не советую, – буркнул он по‑стариковски. – Может быть ветрено. Спокойной ночи!
– Бары гешер, Гамалей‑джан! – ответили хором Самвел и Кшися.
Помолчали секунд тридцать.
– А проела ты ему плешь со своим парниковым эффектом, – восхищенно проговорил Алексаша. – Чтобы такие перестраховщики, как Гамалей с Абоянцевым, разрешили убирать стену на ночь?..
– Ну, не убирать, – лениво поправил брата Натан. – Всего‑навсего приспускать. И чего было не сделать это с самого начала – кемиты народ хиловатый, во всем городе, говорят, не наберется десятка мужиков двухметрового роста. Даже с поднятыми руками им до края стены не дотянуться. А если учесть, что глазеют на нас теперь только детишки да несколько стариков, определенно выживающих из ума, да и то они хором чешут отсюда, как только начинает садиться луна, то я определенно считаю, что установка стены поднебесной высоты была ошибочной с самого начала.
– Да если б они и поголовно были ростом с Петра Великого, все равно на стенку никто бы не полез, – поддержал брата Алексаша. – И даже не потому, что жрецы не велят, – силушки не хватит. Ну, помните по фильмам среднестатистического кемита – абсолютно никаких бицепсов!
– Поглядела бы я на твои бицепсы, – заметила Кшися, – на таких‑то харчах, как тут.
– Кстати о харчах. – Наташа только обрадовался перемене темы. – С «Рогнеды» дразнились, что в Петергофе университетские биологи ввели в своем кафе обязательное кемитское блюдо, на предмет добровольного эксперимента. Им рогнедские транспортники поставляют хвосты от здешних крокодилов. Техника получения сего продукта предельно проста: двое подкрадываются к ящеру и берутся за хвост, а третий над самым ухом…
– Говорит жалобно: сделай милость, отдай хвост! – вклинился Алексаша.
– Третий стреляет холостым патроном. Остальные патроны, естественно, боевые, – до сих пор все гады вели себя с феноменальной сговорчивостью, обламывали сами себе лучшую половину, как наши ящерки, и удирали.
Остальные патроны, естественно, боевые, – до сих пор все гады вели себя с феноменальной сговорчивостью, обламывали сами себе лучшую половину, как наши ящерки, и удирали. Но вдруг попадется какой‑нибудь строптивый?
– Строптивых есть целиком!
– Зачем? В хвосте добрый пуд чистого мяса, а такой живой мясокомбинат отращивает на себе три‑четыре хвоста в год.
– А что такое пуд? – спросила Кшися.
– Вот серость! – возмутился Алексаша. – В килограммах – это две руки, да одна рука, да один палец.
– Дошло. Но для кемитов такая мера сложновата.
– Меткаф говорит, в здешних горах есть пещерные твари, ну прямо скаты сухопутные. Ползет такой ковер, ворс сантиметров на семьдесят… – Самвел все еще безуспешно пытался привлечь внимание Кшиси, но это ему никак не удавалось.
– Нет, бросаю эту мышеловку, лечу в Петергоф! – загорелась она. – Представляете, вечер в кафе: бульон из гадских хвостов, антрекот… то есть антрегад подхребетный, хвостики вяленые над Этной, на запивку…
– Лучше не надо про запивку, это дурной тон! – снова попытался высказать свое мнение Самвел, но его опять проигнорировали.
– А на дежурных студентках униформа – гадские мини‑дубленки! – А вот у Наташи сегодня был приступ буйной фантазии.
– Не слушай ты его, Кшиська, – поморщился Алексаша, – стопроцентный плагиат: бюстгальтеры на меху.
– Я и не слушаю. В горных пещерах сталагмиты, не попасешься. А во многих еще и вода. Что там делать мохнатому скоту, не представляю. Намокнет и замерзнет, сердечный. Так что нашему Меткафу, конечно, до Распэ далеко, но догоняет. На брехунов, вероятно, тоже распространяется закон сходимости видов.
– Ну, Кшиська, зачем так безапелляционно? Ты‑то откуда знаешь, что там в пещерах?
– Можете представить себе, господа лоботрясы, – я всегда была отличницей. И когда нам во время подготовки крутили «Природу Та‑Кемта», я не писала записочек разным курносым практиканткам с факультета стюардесс малокаботажных линий, как некоторые из здесь присутствующих.
– Ничего‑ничего, – зловеще каркнул Алексаша, – поругайся еще со своим Гамалеем – он тебя отсюда в два счета выпрет. И пришлют нам пару курносеньких… А про горные пещеры, между прочим, в нашем курсе ничего наглядно не было, одни гипотезы – съемки‑то велись со спутника, тогда и «Рогнеду» еще не смонтировали.
– Пещеры я видела! – запальчиво возразила Кшися.
– Во сне?
– Хотя бы!
– Ой, Кшиська, ой – уши вянут.
– А почему – нет? – вступился Наташа. – Кемиты вообще производят на меня впечатление малых с великими странностями. Наш Салтан не допускает, чтобы они владели телекинезом, а я не вижу в этом ничего удивительного после того, как они за четверть часа могут превратить собственные руки хоть в метлу, хоть в топор. С земной точки зрения – абсурд, но ведь при желании ту же самую аутотомию ящериц можно рассматривать как проявление нечистой силы. Оборвали хвост – значит, вырастить его сможет только черт. Чистым силам это недоступно. А здесь любая тутошняя корова и хвост отбрасывает с испуга, и шкуру меняет по весне. Чертовщина!
– Так что, по‑твоему, кто‑то из здешних экстрасенсов, ковыряя себе в носу, транслирует Кшиське свой вариант «Клуба путешествий»? Из альтруистических соображений, так сказать?
– А почему нет? Не спится кемиту… Опять же квасной патриотизм, любование захудалым, но родным уголком.
– «Почему нет?» – передразнил его Алексаша.