- Того, что я знаю, мне хватает.
- Ты положил жизнь и силы на возведение империи в каком-то нереальном мирке, который существует только в компьютере.
- Господи, сынок, ты мне что, проповедуешь?
- Мать всегда хотела, чтобы я стал священником, - вспомнил Дун. - Ей ужасно не хватало отца - то есть тебя, - поэтому она пыталась сотворить себе отца духовного, который бы никогда не оставил ее. Как это ни печально, дед, но в конце концов она обрела приемного отца в лице Господа.
- Черт, а я-то думал, что дочке перейдет хоть толика моего здравого смысла, - раздраженно проговорил Герман.
- Ты и так передал ей куда больше, чем думаешь.
На голоэкране возникла Европа 1914д. Преобладающим цветом на карте был розовый, итальянский.
- Она прекрасна, - прошептал Дун, и Герман очень удивился тому искреннему восхищению, что прозвучало в голосе юноши.
- Как мило, что ты наконец это осознал, - ответил Герман.
- Только ты мог построить ее.
- Я знаю.
- Как ты думаешь, сколько времени уйдет на то, чтобы уничтожить ее?
Герман рассмеялся:
- Ты что, не знаешь истории, сынок? Рим как республика кончился за пятнадцать столетий до того, как исчезли последние останки этой великой империи. Власть Англии начала ослабевать начиная с семнадцатого века, но никто этого даже не замечал, поскольку она обладала огромными землями. Таким образом, она оставалась независимой страной еще четыре сотни лет. Разрушение империй - процесс длительный.
- А что ты скажешь об империи, которая падет за неделю?
- Значит, это не империя вовсе.
- А как насчет твоей империи, дедушка?
- Прекрати называть меня так.
- Ты хорошо ее построил?
Герман яростно воззрился на Дуна:
- Лучше не строил никто и никогда.
- Но как же Наполеон?
- Его империя кончилась вместе с ним.
- И ты думаешь, твоя переживет тебя?
- Даже полный дурак способен поддерживать ее существование.
- Но мы-то говорим не о полном дураке, дед, - усмехнулся Дун. - Мы говорим о твоем собственном внуке, который обладает теми же дарованиями, что и ты, только в превосходной мере.
Герман поднялся:
- Наша встреча бессмысленна. У меня нет семьи. Я отрекся от дочери, потому что она была не нужна мне. Я не знаю и знать не хочу ни ее, ни ее детей. Через несколько месяцев я снова приму сомек, а когда проснусь, то выкуплю Италию, во что бы ты ее ни превратил, и отстрою ее заново.
- Но, Герман, если страна исчезает с карты, в игру ее не вернешь. Когда я закончу с Италией, от нее останется лишь запись в компьютере, и ты уже не сможешь купить ее.
- Послушай, мальчик мой, - холодно процедил Герман, - ты что, намерен силой удерживать меня здесь?
- Кажется, это ты просил меня о встрече, а не я тебя.
- И очень сожалею об этом.
- Семь дней, дедушка, и Италия будет стерта с карты мира.
- В такой срок это неосуществимо.
- Вообще-то я планирую завершить работу через четыре дня, просто учитываю возможность всяких непредвиденных обстоятельств.
- Из всех преступников самые отвратительные те, кто воспринимает красоту исключительно как объект разрушения.
- Пока, дед.
Дойдя до двери, Герман все-таки не выдержал. Обернувшись, он взмолился:
- Ну, зачем тебе это? Почему ты не хочешь оставить все как есть?
- Красота относительна.
- Ты что, не можешь подождать следующего раза? Почему ты не хочешь отдать мне Италию?
Но Дун лишь ухмыльнулся в ответ:
- Дедушка, я знаю, как ты играешь. Если ты получишь сейчас Италию, ты захватишь весь мир - или я тебя совсем не знаю. И игра закончится.
- Разумеется.
- Вот поэтому-то я и должен уничтожить Италию - пока это в моих силах.
- Но почему именно Италию? Почему ты не стремишься разрушить какую-нибудь другую империю?
- Все потому, дед, что расправа со слабым противником, как правило, не приносит удовлетворения.
Герман вышел, и дверь за ним тихонько скользнула на место. Он добрел до трубокоммуникаций, и вскоре труба доставила его на родную станцию. Дома, посреди комнаты, по-прежнему висела голограмма земного шара, и по-прежнему преобладающим цветом был розовый. Герман остановился и обвел взглядом картину. Он уже собирался было снова лечь в постель, как вдруг прямо у него на глазах огромная часть Сибири изменила цвет. Он больше не злился на глупости Дуна. Мальчишка пытается рассчитаться с ним за нелегкое детство, за ту религию, которой его пичкали в юности - во всем этом он винит своего деда. Но каким бы талантом мальчишка ни обладал, он в принципе не успеет расправиться с Италией. Компьютер строго придерживается реального хода времени. Как только до воссозданных компьютером итальянцев дойдет, что творит персонаж Дуна, диктатор, вступят в действие вековечные законы взаимодействия правительства и населения, а это ничто не пересилит. Ему придется продавать, и тогда Герман выкупит страну обратно. И быстро исправит нанесенный ущерб.
Англия снова восстала, и Герман отправился спать.
Проснулся он от какого-то странного удушья и с удивлением обнаружил, что плакал во сне. Почему? Но тщетно, как он ни пытался припомнить, что же ему приснилось, сон упорно ускользал от щупальцев мозга. Он помнил только то, что каким-то образом сновидение было связано с его бывшей женой.
Он подошел к компьютеру и выключился из игры. Бернисс Хамбол. Компьютер вызвал на дисплей фотографии, и Герман начал просматривать их, отмечая, как менялась жена день ото дня. Тогда она была прекрасна, и компьютер пробудил старые воспоминания.
Бракосочетание было каким-то целомудренным и чрезвычайно простым возможно, уже тогда религия пустила корни в Бернисс, чтобы позднее пышным цветком распуститься в ее дочери.
В свадебную ночь они впервые разделили ложе, Герман даже рассмеялся, вспомнив, как это было - Бернисс, такая мудрая и искушенная жизнью девушка, превратилась вдруг в маленькую девочку, признавшись мужу в своей неопытности в делах подобного рода. Нежно и осторожно Герман провел ее через таинства любви. Когда все закончилось, она спросила его:
- И это все?
- Спустя какое-то время ты научишься получать удовольствие, - ответил он, более чем уязвленный тоном ее вопроса.
- Ну, это не так ужасно, как мне казалось, - сказала она. - Повтори-ка то же самое еще разок.
Они все делили пополам. Все-все, кроме игры. А тогда Италия переживала нелегкие времена. Он начал ложиться в постель все позже и позже, стал меньше общаться с ней - он не мог говорить ни о чем, кроме как об Италии, да о внутренних проблемах этого маленького, но изумительного мирка.
Когда они развелись, никого другого у нее не было. Чтобы удовлетворить внезапный приступ любопытства, он заглянул в социологический банк данных. Он совсем не удивился, когда компьютер сообщил, что она так больше и не вышла замуж, хотя вернула себе девичью фамилию.
Неужели в их совместной жизни было что-то настолько примечательное, что она так и не смогла выйти замуж во второй раз? А может быть, причина заключалась в том, что в своей жизни она могла довериться только одному мужчине, но, доверившись, вскоре поняла, что супружество отнюдь не ее идеал - тем более что секс ее мало интересовал.
Ее боль отравила дочь; боль дочери передалась Дуну. "Бедный мальчик, подумал Герман. - Вот что значит грехи отцов". Однако, как это ни печально, развод был неизбежен. Чтобы удержать жену, Герману пришлось бы пожертвовать игрой. А ведь в мировой истории не было ни одного примера - реального ли, выдуманного - той красоты, что воплотила в себе его Италия.