Но мне плевать - в этом доме только один человек мне небезразличен.
Какой-то миг они смотрели друг другу в глаза. Затем улыбнулись. И больше не говорили о случившемся, потому что в четырнадцать лет не принято выказывать нежные чувства - так называемые "слабости".
Когда Бергену исполнилось двадцать, до их планеты добрался сомек.
- Это же гениально! - воскликнул Локен Бишоп. - Да ты понимаешь, что это значит?! Если мы пройдем тест, то пять лет будем проводить во сне и пять лет - бодрствовать.
Мы проживем на этой земле на целое столетие дольше.
- А пройдем ли мы этот самый тест? - поинтересовался Берген.
При виде такой наивности родители громко расхохотались.
- Здесь же все дело в заслугах, а мальчик еще спрашивает, пройдет ли его семья тест! Конечно, мы пройдем, Берген!
Берген смотрел на отца и мать с холодной яростью, которую они вызывали у него в последнее время.
- С чего вдруг? - стараясь говорить как можно спокойнее, спросил он.
Локен уловил звенящие нотки в голосе сына и немедленно принял серьезный вид.
- Да с того, что твой отец обеспечивает работу пятидесяти тысячам мужчин и женщин, - ткнул он пальцем в грудь Бергену. - С того, что, если я вдруг решу прикрыть свое дельце, половина этой планетки отправится в тартарары. Да ты только посмотри, какие я плачу налоги! Больше, чем кто-либо, во всей Империи лишь пятьдесят человек обладают таким богатством, как я.
- Иными словами, мы получаем сомек, потому что ты богат, констатировал Берген.
- Да, потому что я богат! - сердито отрезал Локен.
- В таком случае, если не возражаешь, я пока откажусь от сомека. Я хочу добиться этой чести собственными силами, а не принять ее по наследству от отца.
- Если бы я решила дожидаться, когда мне присвоят право пользоваться сомеком, я бы прождала до конца дней своих! - рассмеялась Селли.
- И будь на этом свете хоть какая-нибудь справедливость, ты бы его так и не получила. - Берген посмотрел на нее с отвращением.
Он сам не ожидал от себя подобной вспышки, но ни отец, ни мать не сказали ему ни слова в ответ.
Зато весь вечер с ним говорил Дэл. Они засиделись допоздна, заканчивая каждый свою картину. Дэл наносил последние штрихи на выполненную маслом миниатюру, а Берген завершал огромное полотно величиной чуть ли не со стену. На картине поместье было изображено таким, каким, по мнению Бергена, ему и следовало быть. Сам дом совсем крошечный, зато амбары достаточно вместительны, чтобы действительно приносить пользу. И деревья-хлысты были прекрасны.
Спустя несколько недель тайком от всех Берген ускользнул из дома и, заплатив за экзамен, набрал приличное число баллов по всем трем категориям: по интеллекту, творческим способностям и честолюбию. Ему было присвоено право проводить три года в сомеке и пять лет бодрствовать.
Теперь и он присоединился к рядам Спящих. И добился он этого, не прибегая к деньгам.
- Поздравляю, сынок, - сказал отец, явно не слишком гордый независимостью сына.
- Я вижу, ты установил свой график так, чтобы проснуться за два года до нас. Небось надеешься вдоволь повеселиться в наше отсутствие? - сказала Селли. Насколько горестно было ее лицо, настолько же ядовито прозвучали слова.
Дэл же, услышав, что вскоре Берген примет сомек, сказал только одно:
- Сначала освободи меня.
Берген растерянно смотрел на него.
- Ты обещал, - напомнил Дэл.
- Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.
- А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.
Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.
- Но что я могу сделать? - Берген был искренне расстроен.
- Убеди отца дать мне свободу. Или не принимай пока сомек. Через год ты достигнешь совершеннолетия и сам освободишь меня.
- Я не могу откладывать сомек. Добившись этой привилегии, ты должен использовать ее. Претендентов множество.
- Тогда убеди отца.
Потребовался целый месяц постоянных уговоров и споров, прежде чем Локен Бишоп согласился наконец освободить Дэла от контракта. Но при одном условии.
- В течение пяти лет семьдесят пять процентов твоих доходов, не считая затрат на жилье и питание, будут отходить нам. Или ты можешь сразу заплатить мне восемьдесят тысяч. На выбор.
- Отец, - запротестовал Берген, - это же нечестно.
Через одиннадцать месяцев я и сам смогу его освободить. А восемьдесят тысяч - это в десять раз больше, чем ты когда-то заплатил за контракт. Не говоря о том, что деньги эти ты платил не ему.
- Но я кормил его целых двадцать лет.
- А он работал на тебя.
- Работал? - перебила Бергена Селли. - Скажи лучше, развлекался. С тобой вместе.
И тут заговорил Дэл, заговорил так тихо, что спорщикам пришлось умолкнуть, чтобы услышать его:
- Если я соглашусь на ваши условия, то не смогу собрать денег на экзамен на право сомека.
- Это уже меня не касается, - сжав зубы, процедил Локен. - Либо ты соглашаешься, либо продолжаешь работать по контракту.
Берген спрятал лицо в ладонях. Селли довольно улыбнулась. А Дэл кивнул:
- Только я хочу, чтобы условия эти были изложены на бумаге.
Голос его был тих, но эффект напоминал раскат грома.
Локен вскочил на ноги и угрожающе двинулся на Дэла. Он словно башня возвышался над продолжавшим сидеть юношей.
- Что ты сказал, мальчишка? Ты хочешь, чтобы Бишоп подписал письменный договор с каким-то паршивым наемным работягой?!
- Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - мягко повторил Дэл, встречая бешенство Локена с абсолютным спокойствием.
- Я тебе дал слово, этого вполне достаточно.
- А кто свидетель? Ваш сын, который следующие три года проведет во сне, да ваша жена, которая известна своей страстью к пятнадцатилетним юношам-слугам.
Селли открыла рот от изумления. Локен побагровел, но все же отступил от Дэла. А Берген пришел в ужас.
- Что? - переспросил он, не веря своим ушам.
- Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, - еще раз произнес Дэл.
- А я хочу, чтобы ты убрался из этого дома! - прорычал Локен, но голос его предательски задрожал.
"Если Дэл говорил серьезно, а мать ни слова не произнесла в свою защиту, представляю, каково отцу", - подумал Берген.
Но Дэл поднял глаза на Локена и, улыбнувшись, спросил:
- А вы, наверное, думали, что поле, которое вы возделали первым, всегда будет принадлежать вам одному?
Берген отказывался понимать происходящее:
- О чем он, отец? Что Дэл хочет сказать?
- Так, ничего особенного, - чересчур резко оборвал сына Локен.
Но Дэл не останавливался.
- А твой отец, - обратился он к Бергену, - играет в очень, очень странные игры с пятилетними мальчиками. Я не раз просил его, чтобы он и тебя пригласил, но он почему-то всегда отказывался.
Гвалт не смолкал по меньшей мере час. Локен нервно стучал кулаком по бедру, тогда как торжествующая Селли твердила, что ее невинный флирт ни в какое сравнение не идет с его позором. Лишь Берген пребывал в искреннем отчаянии:
- Все эти годы, Дэл... Что же творилось все эти годы?
- Тебе я был другом, Берген, - сказал Дэл, опуская почтительное "сэр", - но в их глазах я оставался слугой.
- Ты ничего не говорил мне.
- А что бы ты сделал?
Часом спустя Дэл вышел из комнаты. В руках он держал письменное соглашение.