Капитолий (Сага о Вортинге - 2) - Кард Орсон Скотт 6 стр.


Дэл было расхохотался, но потом вспомнил, что сначала неплохо бы проглотить то, что в данный момент находилось во рту:

- Берген, друг мой, я выше этих материй.

- Следовательно, - незамедлительно отреагировала Трив, - материи эти весьма прочны, раз способны выдерживать твой вес.

Дэл улыбнулся, снова облапил жену и сказал:

- Во время еды не смей даже заикаться насчет моего веса, Худющая. Это портит мне весь аппетит.

- Так, значит, ты изменил свое мнение насчет городов?

- Все города - мрачные, уродливые создания, - объяснил Дэл. - Я отношусь к ним как к огромным сточным канавам, которые убивают все в округе. Когда на планету, которая может вместить всего лишь пятнадцать миллионов населения, набивается пятнадцать миллиардов человек, надо же куда-то сливать отходы. Вот и начинаешь нагромождать металлические плиты друг на друга, и деревья постепенно вымирают. Под силу ли мне остановить прилив?

- Конечно, - кивнула Трив.

- Она безгранично верит в меня. Нет, Берген, я закончил войну с городами. Городские жители покупают мои картины и дают мне возможность жить в роскоши, писать изумительные полотна и спать с красавицей женой.

- Раз уж я такая красавица, почему ты еще не написал мой портрет?

- Не в моих силах установить во Вселенной справедливость, - продолжал Дэл. - Я всего лишь могу писать Кроув. Я пишу его таким, каким он был до своей гибели, до того, как его смердящий труп получил прозвище Капитолий. Эти картины просуществуют сотни лет. И люди, которые увидят их, надеюсь, скажут: "Вот как выглядит настоящий мир. Это тебе не коридоры из стали, пластика и искусственной древесины".

- Мы используем только натуральное дерево, - запротестовал Берген.

- Ничего, скоро перейдете на заменители, - пообещал Дэл. - Деревьев почти не осталось. А возить бревна с другой планеты не очень-то выгодно.

Вот тогда-то Берген и задал вопрос, который вертелся на языке все это время:

- Это правда, что тебе предлагали сомек?

- Они чуть силой меня туда не засунули. Только рулоном холста и отбился.

- Так, значит, ты и вправду отказался? - уточнил Берген, с трудом веря услышанному.

- Отказался. Даже не один, целых три раза отказывался. Они все угомониться не могли: "Десять лет под сомеком! Пятнадцать лет под сомеком!" А что мне с этого сна? Я не умею рисовать во сне.

- Но, Дэл... - попытался убедить его Берген. - Сомек - ведь это, по существу, бессмертие. Вот я, к примеру, сейчас перехожу на десять лет сна и лишь один год бодрствования, и это означает, что пятьдесят мне исполнится лишь через три сотни лет! Три столетия пройдет, а я буду жив! И наверняка протяну еще лет пятьсот. Я стану свидетелем расцвета и падения Империи, увижу полотна тысяч художников, отделенных друг от друга веками. Я разорву узы времен...

- Узы времен. Неплохо сказано. Ты в восторге от прогресса. Поздравляю. И желаю всего наилучшего. Счастливых сновидений, да будет тебе сон в руку.

- Молитва типичного капиталиста, - добавила Трив, улыбнувшись и подложив в тарелку Бергена салата.

- Но, Берген, пока ты летишь над водой, подобно камешку, пущенному умелой рукой, оставляя еле заметные круги и практически не касаясь поверхности - пока твой мозг занят проблемой, как бы проскакать подольше, я буду плыть. Я люблю плавать. Это позволяет мне почувствовать воду, погрузиться в нее. Это требует недюжинных сил. Но когда я уйду из этого мира, а это случится, когда тебе и тридцати не будет, то, уверен, останутся жить мои полотна.

- Бессмертие в иной форме - не мелковато ли?

- Мои картины - это мелковато?

- Нет, - признался Берген.

- Тогда доедай, взгляни еще раз на мои полотна и возвращайся обратно. Строй свои города-гиганты до тех пор, пока весь мир не затянет сталью и планета не засияет в пространстве, словно звезда. В этом тоже есть своя красота, и твое творение переживет тебя. Живи как знаешь.

Но скажи мне, Берген, когда ты последний раз прыгал в озеро голышом?

- Да, такого я не вытворял уже много-много лет, - расхохотался Берген.

- А я проделал это не далее как сегодня утром.

- В твоем-то возрасте?! - изумился Берген и тут же пожалел о сказанном. Не потому, что Дэл обиделся - он, казалось, пропустил это восклицание мимо ушей. Берген пожалел о своих словах потому, что они были концом всякой надежды на дальнейшую дружбу. Дэл, который изображал на полотнах прекрасные деревья-хлысты, сильно постарел. Еще пара лет - и он окончательно превратится в старика; линиям их жизней уже не суждено пересечься - разве что по чистой случайности. Трив, и та была ближе Бергену. "А ведь я, - вдруг понял Берген, - именно я строю эти города".

Поздним вечером, расставаясь с Бергеном, как с добрым другом, шутя и подсмеиваясь совсем как в старые времена, Дэл вдруг спросил (и голос его стал неожиданно серьезным):

- Берген, а ты все еще рисуешь?

Берген покачал головой:

- Совсем замотался, ни секунды свободной. Но скажу честно - будь у меня твой талант, Дэл, я бы нашел время.

Но вот таланта-то у меня и нет. И никогда не было.

- Не правда, Берген. Ты был куда талантливее меня.

Берген посмотрел Дэлу в глаза и понял, что тот говорит искренне.

- Нет, не убеждай меня, - поспешно проговорил Берген. - Стоит мне поверить в это - и я не смогу и дальше жить так, как живу сейчас.

- О, друг мой, - печально улыбнулся Дэл. - Я чуть не расплакался. Обними меня на прощание ради тех двух мальчишек, которыми мы когда-то были.

Они обнялись, и Берген покинул дом Дэла. И больше они никогда не встречались.

Берген прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как Капитолий от края до края затянуло сталью - даже океаны отступили перед неудержимым натиском, превратившись в конце концов в маленькие прудики. Однажды Берген отправился в круиз вокруг планеты, чтобы полюбоваться своим детищем из космоса. Планета блестела и переливалась.

Она была прекрасна. Настоящая звезда.

Берген прожил достаточно долго, чтобы увидеть и кое-что еще. Как-то раз он заглянул в магазин, который специализировался на редчайших, старинных картинах. И там он увидел полотно, стиль которого узнал с первого взгляда.

Краска уже облупилась, яркие тона поблекли. На картине были изображены деревья-хлысты, и принадлежала она кисти Дэла Ваулза.

- Кто довел холст до такого состояния?! - в негодовании обратился Берген к владельцу магазинчика.

- До какого состояния? Сэр, вы хоть представляете, сколько лет этой картине? Семь сотен, сэр! Так что она весьма неплохо сохранилась. Этот пейзаж принадлежит великому художнику, величайшему творцу в нашем тысячелетии, но, к сожалению, никакой холст, никакие краски не способны храниться вечно. Чудес, увы, не бывает!

Вот тогда-то Берген и понял, что в отчаянной погоне за бессмертием он зашел дальше, чем сам рассчитывал. Ибо он не только обогнал и пережил всех своих друзей - он пережил даже их творения. Какие-то шедевры превратились в пыль, другие только начинали рассыпаться. Один Берген прожил достаточно долго, чтобы явиться свидетелем зрелища, которое Вселенная тщательно укрывает от глаз человеческих. Он увидел энтропию.

И Вселенная стареет, сказал Берген, глядя на картину Дэла. Стоило ли платить такую цену, чтобы прийти к этой истине?

Он купил картину. Она рассыпалась в прах еще до его смерти.

Глава 2

ВТОРОЙ ШАНС

Уже в семилетнем возрасте Батта была связана по рукам и ногам, хотя впервые осознала это, только когда ей исполнилось двадцать два. Путы ее были настолько неприметны и невесомы, что, окажись на месте Батты другой человек, может быть, он бы ничего и не заметил.

Назад Дальше