Она наклонилась и, сорвав тонкий побег ядовито-зеленого растения, растерла его в пальцах. Понюхала:
— Шалфей.
Она была права, но он не смог бы сказать, откуда знает это.
— Я чувствовал этот запах в пище — иногда. Это как меланж?
— Нет, это растение улучшает вкус, но не изменяет сознания, — она выпрямилась и посмотрела на мальчика с высоты своего роста. — Запомни это место, Майлз, хорошенько запомни. Миры, породившие нас, давно исчезли, но здесь мы восстановили их малую частицу.
Он чувствовал, что она учит его чему-то очень важному. Он спросил:
— Почему ты подумала, что эта планета владеет нами?
— Мои Сестры считают, что мы — правители этой земли. Ты знаешь что-нибудь о правителях?
— Это как Ройтиро, отец моего друга Йорги. Йорги говорит, что его старшая Сестра когда-нибудь станет правителем их плантации.
— Верно. На некоторых планетах мы живем много больше, чем кто бы то ни было, но мы — только правители.
— Если не ты владеешь Домом Собраний, то кто же?
— Быть может, никто. Мой вопрос таков: какую метку мы наложили друг на друга — мои Сестры и эта планета?
Он взглянул снизу вверх в ее лицо, затем перевел взгляд на свои руки. Быть может, именно сейчас Дом Ордена накладывает на него свою печать, свою метку?
— Большинство таких отметин — внутри нас, глубоко внутри, — Одрейд взяла его за руку. — Идем. Они покинули травяную ароматную долину и поднялись по склону во владения Ройтиро, а Одрейд все говорила:
— Сестры редко создают сады с чисто ботаническими целями. Сады должны не только услаждать взгляд и обоняние.
— Пища?
— Да, в первую очередь то, что поддерживает нашу жизнь. Сады дают пищу телу. И та ложбинка позади — она тоже дает пряные травы для нашей кухни.
Он чувствовал, как ее слова вливаются в него, заполняя пространство между провалами в памяти. Он чувствовал, что значит предусмотреть все на века вперед: деревья для того, чтобы заменять потолочные балки, растения, предназначенные для того, чтобы сдерживать оползни, не позволять разрушаться берегам рек и озер, чтобы предохранять плодородный слой почвы от эрозии под действием ветров и дождевой воды, чтобы не допустить обмеления морей — и даже водяные растения, пища и убежище для рыбы… Бене Джессерит приходилось также думать о деревьях, дающих убежище и тень, и даже о тех, что будут бросать причудливые тени на газоны.
— Деревья и прочие растения для любых симбиотических отношений, сказала Одрейд.
— Симбиотических? — это было новым словом.
Она стала объяснять на примере того, с чем Тэг уже встречался например, когда ходил собирать грибы:
— Грибница будет жить и расти только подле подходящих ей корней. И каждый гриб находится в симбиозе с определенным деревом или растением. Каждое дерево или растение берет у других что-то, что ему нужно…
Она продолжала объяснение, и наконец, утомленный учением, Тэг поддал ногой поросшую травой кочку — и тут заметил взгляд Одрейд. Странный, какой-то неуютный взгляд. Он сделал что-то оскорбительное. Почему на одно растение можно наступить, а на другое нельзя?
— Майлз! Трава не дает ветру иссушить плодородный слой и развеять его, унеся частицы его куда-нибудь далеко — на речное дно, скажем.
Он знал этот тон. Тон упрека. Он снова взглянул на оскорбленную им траву.
— Эти травы кормят наш скот. Некоторые дают семена, которые мы употребляем в пищу с хлебом или другой едой. Некоторые — надежная защита от ветра, как лесополосы…
Он знал это. Пытаясь отвлечь Одрейд от отповеди, он спросил:
— Лесополосы? — произнося слово по слогам.
Она не улыбнулась. Тэг понял, что напрасно пытался обмануть Одрейд. Он сдался и вновь принялся слушать. Урок продолжался.
— Когда сюда придет пустыня, — говорила Одрейд, вероятно, виноградники погибнут последними — их корни уходят в землю на несколько сот метров. Сады погибнут раньше.
— Почему они должны погибнуть?
— Чтобы уступить место более важной жизни.
— Песчаным червям и меланжу.
Он увидел, что ее обрадовали эти слова: ей было приятно, что он знает о связи между песчаными червями и спайсом, который был необходим для существования Бене Джессерит. Он не знал точно, какова была эта необходимость, но ему рисовался круговорот: песчаные черви — песчаная форель — меланж — и снова по кругу. И из этого круга Бене Джессерит выбирала то, что было нужно Сестрам.
И все же это учение утомило его, а потому он спросил:
— Если все это все равно умрет, зачем мне снова возвращаться в библиотеку и учить имена деревьев и растений?
— Потому что ты человек, а в людях живет желание классифицировать. Вешать на все ярлыки.
— Почему нам так нужно называть вещи?
— Потому что таким образом мы заявляем право на то, чему даем имена. Мы принимаем на себя права владения, которые могут оказаться обманчивыми и опасными.
Итак, она снова вернулась к праву владения.
— Моя улица, мое озеро, моя планета, — говорила она. — На них навсегда — моя печать. А печать эта может и не пережить тебя — разве что останется как вежливая уступка победителя… или слово, которое вспоминается со страхом.
— Дюна, — сказал он.
— Ты схватываешь налету!
— Чтимые Матры сожгли Дюну.
— Так же, как сожгут и нас, если нас обнаружат.
— Этого не будет, если я буду вашим Башаром! — слова вырвались невольно, он не успел их обдумать, но, произнеся их, ощутил, что в них может быть доля правды. Летописи из библиотеки говорили, что враги содрогались уже от того, что Башар появлялся на поле битвы.
Словно прочитав его мысли, Одрейд сказала:
— Башар Тэг был знаменит еще и тем, что умел находить решения, не требующие сражений.
— Но он сражался с вашими врагами.
— Не забывай о Дюне, Майлз. Он погиб там.
— Я знаю.
— Прокторы уже давали тебе учить историю Каладан?
— Да. В истории, которую учу я, это называется Дан.
— Ярлыки, Майлз. Имена — только любопытные напоминания; большинство людей не связывает их больше ни с чем. Утомительная история, а? Имена удобные указатели, полезные, как правило, только таким, как ты?
— А ты — такая, как я?
Он много раз задавал себе этот вопрос, но до сегодняшнего дня только мысленно.
— Мы — Атридесы, ты и я. Помни это, когда вернешься к изучению истории Каладан.
Когда они прошли назад через сады, через пастбища к холму, с которого открывался прекрасный обзор Центральной, Тэг увидел административный корпус и окружавшие его плантации совершенно новым взглядом. И он постарался сохранить это ощущение в глубине души, пока они спускались по огороженной тропинке к арке входа на Первую Улицу.
«Живая драгоценность» — называла Центральную Одрейд.
Пройдя под аркой, Тэг поднял взгляд к названию улицы, выжженному в камне. Галах, изящный шрифт с мягкими изгибами линий, одно из украшений Бене Джессерит. Все улицы и здания несли на себе имена, выполненные тем же шрифтом.
Оглядев Центральную — танцующий фонтан на площади, изящные детали построек — Тэг задумался о глубине человеческого опыта. Бене Джессерит сделали так, что неуловимым для него образом это место поддерживало и придавало сил. То, что он узнавал на занятиях и во время небольших экскурсий в садах, все новые знания, сложные и совсем простые, проявлялись как-то по-иному. Это была скрытая реакция Ментата, но Тэг не знал этого. Он только чувствовал, что его память перераспределила соотношения и создала новую систему. Внезапно он остановился и оглянулся назад, на сад, видный в арке крытой улицы. Все было связано. Центральная производила метан и удобрения (он обходил завод с одним из прокторов).