Бровкин Владимир Николаевич
Владимир Николаевич Бровкин
Бабка Марья с трехлетним внуком Юриком гоняла на озеро гусей, а теперь неторопливо возвращалась с ним домой.
Шли они с внуком потихоньку, да помаленьку и шли так совсем не потому, что их занимало ласковое утреннее солнце - дел по хозяйству дома пропасть, а потому, что старому да малому в рысь много не набегаешь. По ихней прыти только того и осталось, что гонять на озеро гусей.
Поначалу все внук норовил было бежать передом, но быстро подустал, начал кукситься и теперь тоже тихонько плелся рядом с бабушкой.
А раньше на озеро гусей гонял старший внук Васька, но вот уже третий день мать берет его с собой на свеклу. Нынче-то людям сахару слишком уж много требуется, зубы свои люди совсем беречь перестали, потому-то и загонки с каждым годом становятся все больше и больше.
В нынешний год вышло по полтора гектара на человека. Зайдешь с одного края, другого не видно. Однойто колупаться на пол-лета, а парню еще зимой двенадцать лет исполнилось - он рядок, другой пройдет, а матери все помощь.
Выходя с Харченкова переулка в улицу, бабка Марья увидела бабку Крупенчиху. Та что-то ковырялась в ограде.
Крупенчиху бабка Марья давно не видела; сказывали, что поехала та в гости к сыновьям и дочерям.
- С гостей вернулась, - заключила бабка Марья.
Да и что ей в самом деле не разъезжать. Села да поехала. И хоть дочь у нее работает дояркой, так внуки у Крупенчихи большие - всегда за хозяйством доглядят.
Вон самая младшая - Верка, и та уже невеста, школу напрок кончит. Девка большая - все по дому сделает.
Потому Крупенчиха и разъезжает по гостям.
А тут вот который год собираешься в Белибердянск, да что.с того толку. Собираться-то собираешься, да никак не вырвешься.
Правда, кроме Белибердянска бабке Марье шибко-то ехать некуда, свои дети все рядом живут. А в Белибердянске у бабки Марьи живет, сестра родная. И езды-то до Белибердянска от станции всего два часа, да некогда все - все дела с ног валят. А не дела, так хворь. Собралась в эту зиму кое-как, да расхворалась некстати. Вот тебе и съездила. Летом же - огород. Да и за внуком еще нужен глаз. Сноха только зимой дома сидит. Летом же все на полосе торчит.
Правда, внука можно бы на время в детский сад определить, так опять же сноха говорит: "Прям, по гостям посеред лета разъезжаться. Будто дела нету!" Вот и поговори.
Так вот и откладывается уже который раз поездка в Белибердянск.
- Здорово, подруга, - подойдя к ограде, заулыбалась бабка Марья. - А я вот гусей на озеро с мальчонкой гоняла, назад с проулка выхожу, вижу, Пелагея дома, по ограде уже снует, дай-ка, думаю, подойду - давненько я что-то ее не видела. Чай, подруга, с гостей вернулась? Слыхала я, что по гостям ты нынче разъезжала.
- Здорово, здорово, - обрадованно отвечает Крупенчиха, обтирая руки о подол фартука. - Да ты проходи,, проходи в ограду-то, чего же ты на улице стоишь.
Бабка и внук вошли.
- А я, подруга, только что вчера с отпусков своих вернулась. К сыновьям да к дочкам в гости ездила, на внучаток глядела - всех перепроведовала. Весь белый свет пообъезднла-пооблетела. Теперь мне и помирать не страшно.
И Крупенчиха с ходу начинает бойкий рассказ про свои путешествия и о том, как в поезд села, и о том, как с него потом слезла, и о том, какие в поезде были попутчики, да что те попутчики говорили, да что она сама им говорила, и так далее и тому подобное, и все это пересыпая такой массой подробностей, что не то что за день, за год всего, возьмись слушать, не переслушаешь.
- Что и говорить, досыта по гостям-то накаталасьнаездилась. А теперь вот я дома.
Тут Крупенчиха делает перерыв.
А бабке Марье тоже хочется поделиться своими заботами-, целый день одна, по соседям же живет все народ молодой, стариков не держат, а со внуком-то много ли натолкуешь.
Поэтому бабка Марья, пользуясь перерыбом, начинает свое рассказывать:
- А я, милая моя, говорила уже тебе, гусей отгоняла с внуком вот на озеро. Допречь-то гусей отгонял старший - Васька, да вот Ваську мать на свеклу берет - теперь гонять нам.
А гуси-то нонче совсем неважно вывелись. Совсем неважно. Только и осталось от четырех гусих десять гусенят, да и то трое так совсем никудышные. Один до того квелый, того гляди не сегодня завтра подохнет.
А склались хорошо, хорошо склались. Да ведь что толку, половину болтуны.
А как в прямушку их высадили, так крыса натакалась на них, натакалась, милая моя, да так пять штук и утащила. Да двое где-то на озере отбились.
А когда склались, думали, ну гусей нонче не пересчитать, а их вот на тебе - десяток осталось, да и с теми неизвестно, что будет. Вон оно как дело-то с гусями. А ведь до того хорошо гуси водились, до того хорошо - по сорок, а то и больше бывало. В осень рубить уморишься, перо дергать умаешься.
А теперь, на тебе - ни мяса, ни пера.
Я Таське говорю: "На кой леший их держать, когда толку никакого нет. Порубить надо. Одна кругота с ними.
Больше-то ничего. Кружишься, кружишься, а толку-то никакого".
И уже четвертый год, подруга, такая вот песня с гусями.
Да и к чему их держать, ну посуди сама. Что ли пять девок во дворе на выданье. Были бы девки - тогда другое дело, тогда плачь, а держи. А так и не к чему. Перины-то справлять некому. Вот и говорю Таське. снохе-то: "Все, нонче с гусями последний год. Хватит с ними ручаться".
- Ой, подруга, - не дослушав до конца, перебивает бабку Марью Крупенчиха, - да чего же это мы посреди двора-то выстроились. Пойдем хоть на крылечко присядем.
Бабки садятся на крыльцо.
Внука же, однако, заинтересовало корыто с водой. Бабка у озера еле-еле оттащила внука от воды; глядя на здоровенную ребятню, пропадающую у озера целыми днями, внук поднял рев.
Кое-как справилась бабка с развоевавшимся внуком.
Как только бабка Марья оттащила внука от корыта, разговор продолжила Крупенчиха.
- Да, - говорит она, - хорошо по гостям, а душа-то все-таки болит, как там, дома-то? Да и к городской жизни я непривычная. Хоть в том же Чаевске у старшего сына. Сидишь на восемнадцатом этаже, как на каланче, точно ангел. А аэропланы того и гляди - за голову заденут. Днем только одно занятие глядишь с балкона вниз, на улицу, ровно как в пропасть какую, потому как в квартире, кроме телевизора, ни одной живой души Да и тот что пень. Ему ведь ничего не расскажешь. Поговорить-то совсем не с кем. Сын со снохой утром скок и на работу. И внуков тоже с утра по учреждениям разводят. Внуки-то там нонче, что казенные. Вот и выходит, что только вечером у нас и свиданка. Город, правда, хороший - неплохой город, зря плохого ничего не скажу.
Они меня водили по городу, на базар сводили, и даже удумали в театр сводить. Да ведь кабы я в нем что понимала; скачут как черти в ступке да визжат - это шибко хорошо означает по-нонешнему.
Я им и говорю: "Да за что же тут деньги платить - билет то, поди, не пятак стоит?" "Не пятак", - отвечают. Вот то-то.
"Да за что же, - спрашиваю, - им хорошие деньги платить? Нет, чтобы вышли, да спели как полагается, лолюдски".
А про магазины, скажу прямо - все есть Всякий фрукт, всякий продукт: мясо, колбаса всех сортов Но ведь все купить надо, что ни кинься: морковочку купи, лучок купи, за головкой чеснока тоже надо в магазин бежать. Конечно, молодым в городе оно, может быть, и ничего, но только нам, старикам, там не слишком понравится. Больно уж суматошно.
И прожила я у Василия ровно две недели.
А уж от него я полетела в иную державу на космическом аэроплане, к дочери Клавдии.