Бедняжка сероглазый!
- Очки? Вы, Игорь, что, с кентавром встретились?
- Уг-гадали! И б-был сей китоврас зело страховиден и зраком м-мерзок...
Пальто, шапка, сапоги. Диктофон - в карман пальто. И еще: выкатку фотографии, ту, что сделала утром.
Пистолет? Нет, не надо.
Понадобится - руками на части разорву.
Мы идем по улице - тихой, совершенно пустой, покрытой свежим чистым снегом. Давно заметила: в этом городе улицы пустеют с темнотой, особенно зимой. Каким-то образом Игорь берет меня под руку, и мне становится легче. Он что-то рассказывает, я отвечаю - не слыша себя. Это нетрудно, этому учат. Кажется, я смеюсь. Какая все-таки у него красивая улыбка!
Теперь налево. Похожая улица, только чуть поуже. Направо, пересекаем проспект. Поздний "Мерседес" освещает нас фарами. Направо... Здесь!
Возле знакомого подъезда - пусто. На белом, искрящемся в свете фонарей снегу - одинокая цепочка следов. Мужских. Зато чуть дальше, прямо посреди улицы...
Кентавры! Двое, один - гнедой, со знакомой бородищей. И я впервые жалею, что не взяла оружие.
Теперь - стоп. Хлопок по лбу... Нет, это лишнее, достаточно удивленного взгляда на подъезд. Мотивация внезапной остановки - этому тоже учили. Итак: удивление, внезапное озарение (надо же, совсем забыла, нужно передать... или забрать, не важно)...
Игорь слушает весь этот бред, улыбается, кивает:
- К-конечно, Ирина! Если не в-возражаете, я тут п-подожду, к-кентаврами полюбуюсь...
Свинство оставлять приезжего человека на ночной улице наедине с кентами, но брать Игоря с собой невозможно. А если встретят выстрелами в упор?
- Я быстро. Десять минут - не больше!
Ныряю в темноту подъезда... Все! Дурацкую улыбку - прочь! Первого - кто откроет. Если, конечно, это не будет гражданка Бах-Целевская.
Сучонку - по шее. А еще лучше - за шею, за "яблочко", и пусть зовет своего сладенького Алика!
Знакомая дверь - уже с новым замком и новыми петлями. Зато звонок старый. Теперь встать слева, если что - не попадут.
Шаги!
Я ждала вопроса, дурацкого "Кто там?", но открыли сразу. Точнее, открыл. Гражданин Залесский - в тапочках, в спортивных штанах, старых, вздутых на коленях, в грязной майке.
- Вы?!
Можно не отвечать - вопрос риторический. "Quousque tandem abutere, Catilina, patientia nostra?"
Я улыбаюсь, отступаю на шаг. Способ старый - для дурачков. Писатель-алкаш переступает порог...
Левая тапочка летит в сторону. Гражданин Залесский покорно сгибается в поклоне, шипя от боли. А как не согнуться, когда его кисть - за спиной, вывернута пальцами к затылку, стоит мне двинуть рукой...
- Ни звука! Дернешься - больно будет! Понял? Если понял - кивни!
Он медлит, и я слегка додавливаю. Теперь гражданин Залесский не шипит стонет. Я же предупреждала!
- Ну что, сладкий мой, понял? Или руку сломать?
Кивок. Вот и хорошо!
- Теперь - вниз! Медленно!
Он подчиняется без звука - то ли перепуган до смерти, то ли о кентах у подъезда вспомнил. Но и я помню о них. Не помогут тебе кенты, писатель!
Руку не отпускаю, хотя бежать ему некуда. Пусть почувствует, ощутит каждую ступеньку. Выход! Уже? Да, уже.
- Стой! Налево, в подвал!
Подвал я приметила еще в первый свой визит. Дверь сорвана в незапамятные времена, ступеньки сбиты. Наверно, здешние пацаны подружек затаскивают тискаться. Вот и мы этим делом займемся!
Ступеньки кончились. Вокруг темно, и я отпускаю его руку.
Отбрасываю гражданина Залесского к стене.
- Стоять! Дернешься - стреляю. У меня глушитель - не услышат!
Кажется, поверил. Дыхание стало чаще - страшно! А мне каково, ублюдок?
- Ну, добрый вечер, Олег Авраамович!
-Добрый... добрый вечер...
- Отвечать будете тихо и короткими фразами.Ясно?
- Ясно! Но Эра Игнатьевна, почему?!
Очнулся! Рано очнулся, самое интересное впереди!
Я прислушиваюсь - наверху тихо. Из квартиры никто не вышел, кенты колесят на улице.
Вот и славно! Спросить о пленке? Нет, ведь есть еще и распечатка, значит, не вслепую работал!
- Вопрос первый. Какое вы имеете отношение к Эмме Александровне Шендер? Молчит. Затем изумленное:
- К кому?
Ударить? Так, чтобы завыл, скорчился, упал прямо на грязный цемент?
-К Эмме Шендер. Там, где она живет, ее обычно называют Эми. Иногда - Эмма.
Молчит. Может, и вправду не знает? Дал ему гражданин Молитвин (или еще какой-нибудь мерзавец) пленку, дал распечатку. Или не давал, сразу Петрову сунул?
Достаю диктофон. Палец скользит, никак не может найти переключатель.
"Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!"
"Не мели ерунды, девка! Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель..."
Выключаю. Молчит.
- Слушаю вас, Олег Авраамович!
- Это не ваше дело! Слышите! Не ваше! Ого! Откуда только голос прорезался!
- Не шумите, Олег Авраамович! Итак, что вы знаете...
- Это... Это вас не касается!
Бью. В полную силу, до боли в запястье. Пыльный мешок с отрубями грузно опускается к моим ногам.
- Можете... Можете забить меня до смерти... Не скажу... Это - не ваше дело!
До смерти! С удовольствием! И плевать на Первач-псов вкупе со Святым Георгием!
- Это мое дело, Олег Авраамович! Эмма Шендер - моя дочь. Сейчас она живет в США, побережье Южной Каролины, Стрим-Айленд...
...Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок... Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад...
Я сама нашла это место - самое тихое и далекое, какое только могла предложить Восьмая Программа. Уговорить свекровушку было непросто, ох как непросто! Да и не свекровь она вовсе - Сашина тетка, старая, злая, как ведьма, меня на дух не переносит. Помогла жадность - в глухомани пособия гуще, а дальняя родня в Чикаго обещала присмотреть за девочкой, если старуху кондратий . хватит. Но жива ведьма, здорова даже - видать, климат на этом Стрим-Айленде способствует!
- Вы... Вы говорите правду? В его голосе - удивление, и это решает все. Такое не сыграть. Не знал. Работал втемную. Точнее, его работали.
- Зачем мне врать, Алик? Эмма живет там уже восемь лет, сейчас ей шестнадцать, у нее есть парень по имени Пол, он тоже из эмигрантов...
- Был.
Его голос дрогнул. Был? "Это вы убили его, мистер Мак-Эванс!" "Не мели ерунды, девка! Твоего Пола сожрала его любимая тварюка!.."
- Извините, Эра Игнатьевна, но я вам не верю.
Я оглядываюсь - темно. Ни спичек, ни зажигалки. Черт, дьявол!..
- Поднимемся наверх. Только не вздумайте бежать!
На улицу выходить ни к чему, в подъезде горят лампочки. Темновато, но сойдет.
- Вот фотография! Смотрите! Я достаю снимок - свежий, только что из . принтера - и лишь тогда понимаю, какую делаю глупость. Он никогда не видел Эмму! Я сама - сама, дура! - показываю ему, как она выглядит...
- О Господи! Пашка!
Теперь настает время удивляться мне. Какой еще Пашка? Пол?
- Хорошо. Я вам верю.
Его голос становится тихим и каким-то странным, словно этот мальчишка постарел сразу на много лет.
- Эми звонила мне несколько дней назад,. чтобы сообщить о гибели моего отца и... и брата. Паши. Павла Авраамовича Залесского. Они живут... жили на Стрим-Айленде последние годы - переселились из Милуоки по Восьмой Программе.
Не врет? Нет, не врет! Ну и родственничек у бедняги Пола! Но даже если так...
- Пленка. И распечатка. Откуда? Кто вам их передал?
Он качает головой, на губах - грустная усмешка.
- Никто. Все это... получено в пределах моей квартиры. Можете считать это научным опытом. Или спиритическим сеансом - как вам больше по душе.
Научным опытом? Неужели эти штукари способны?! Но ведь сюда не зря прислали Игоря! Игорь! Его можно спросить! Или нельзя?
Во всяком случае, не сейчас.
- Вы, Эра Игнатьевна, прочитайте распечатку. Там понятнее, чем на пленке.