Так оно и есть. Разбирался. Но даже если и нет, я не стала бы спорить с Игорем Дмитриевичем. Бог с ней, с истиной, пусть не рождается!
* * *
Этому тоже учил Первоиезуит. Мир дороже. Мир - и покорность. На том все и стоять должно.
Впрочем, меня бы он к себе не взял. И даже не из-за того, что я Эра, а не Эрик. Три степени покорности: повинуйся телом, повинуйся разумом, повинуйся сердцем. Хорошо придумано, но не для меня. Не умею. Хотя учили крепко.
Повинуйся телом: это когда бьют, приставляют к горлу осколок стекла, валят на дощатые нары, срывают клифт, вонью дышат в лицо. И ты повинуешься - телом, избитым, опозоренным, но еще желающим жить.
Повинуйся разумом: это когда годами работаешь под чужой личиной, выверяешь каждый шаг, жрешь горстями успокоительное - или пьешь по-черному по субботам, закрывшись на все задвижки. Повинуешься, потому что разум говорит: иначе нельзя, поводок крепок, намордник жмет, к тому же деньги - для нее, и для меня самой, той, что когда-нибудь сможет уйти из этой паутины.
Сердцем... Не знаю, не получалось. А может, и не пробовала. Не для кого было. Саша... Нет, и с Сашей тоже. Даже в постели, даже в тот миг, когда самая фригидная баба забывает обо всем, приходилось помнить: завтра надо писать очередной отчет об объекте "Паникер". Я думала, что сердце когда-нибудь не выдержит - разорвется:
Выдержало. Не выдержало Сашино - пуля пробила аорту...
...Нельзя, нельзя!. Присесть, закрыть глаза. Валидол! Черт, дьявол, забыла! Вот о чем думать надо - о валидоле, а не о серых глазах и ямочке на подбородке...
* * *
Перед тем как зайти в комнату, откуда слышался плеск и всхлипывания сестрички-истерички, я заглянула в зеркало. На меня взглянула холодная надменная особа средних лет в дорогом пальто и сбившейся на сторону шапке. Шапку я поправила, но снимать не стала. Сойдет, нежарко; батареи, похоже, совсем холодные. Наверно, гражданка Бах-Целевская домовому булки пожалела.
Как они все должны меня ненавидеть!
Ладно.
Кентавров в коридоре не оказалось. Не обнаружились они и в комнате - не иначе на автозаправку решили завернуть. И очень хорошо, без них воздух свежее. Зато все остальные были на месте; вдобавок откуда-то появился таз, полный воды, вкупе с полотенцем. Хмурый Петров вместе с заплаканной Идочкой сдирали с гражданина Залесского окровавленные брюки. Похоже, намечалось мытье. Мытье или обмывание?
Я вновь вступила в кровавую лужу, невольно поморщилась (запах, запах!), коснулась холодного запястья. Да, гражданин Залесский жив. Пульс нормальный, четкий. Я приподняла веко - на меня глянул мутный недвижный глаз. Да, обморок, старикан не ошибся.
Сам гражданин Молитвин застыл у окна, глядя на окрестные крыши. Я подошла, стала рядом.
- Хотите меня арестовать?
На бледных губах - бледная улыбка. Вблизи его лицо выглядело усталым, больным. Неудивительно, неделю назад чуть ли не с инсультом валялся. Как еще встал, старикашечка?! Итак, хочу ли я арестовать гражданина Молитвина?
- Нет. Арестовывать вас нет оснований. Оснований нет. Для ареста. А вот для всего прочего...
- Вместе с тем, гражданин Молитвин, вы очень нужны следствию. Если бы не наша встреча, завтра же объявила бы розыск. Как свидетеля.
И это - почти правда. Быть может, и объявила бы. Один адресок в тетради у Очковой дорогого стоит!
Бледные губы шевельнулись, но на этот раз гражданин Молитвин предпочел промолчать. За нашими спинами послышалась какая-то возня, тихий стон - и нервный вскрик Идочки: "Смотрит! Смотрит!" Я вздохнула. Врача бы сюда! Знахари-пекари, хироманты-гадалки!
- Кстати, Иероним Павлович, вы ведь Алику соседом будете? Тут прописаны, в этом доме? Он кивает - все так же молча.
- А кто тогда проживает на Гвардейцев- Широнинцев? Двадцать второй дом, если не ошибаюсь?
Губы сжались, но ответ прозвучал спокойно, и в этом спокойствии звенел лед:
- Квартиру по указанному вами адресу я снимал для моих личных целей. А вообще-то предпочитаю общаться в присутствии адвоката. Конституцию еще не отменили?
Ну-ну! А может, и те "ЗОО гр." - тоже для адвоката? Тертый, видать, гражданин! Ничего, не он первый.
Сзади уже слышался плеск. Гражданина Залесского купать изволили.
- Я бы настоятельно советовала вам, Иероним Павлович, оказать следствию помощь. Иначе обижусь, вызову архаров - и отправлю всю вашу компанию вплоть до выяснения. Сорок восемь часов, согласно Конституции. А потом продлю. С санкции прокурора - до месяца.
Кажется, дошло. Послышался тяжелый вздох:
- Вам сколько было в 91-м? Лет двенадцать-тринадцать? Значит, скорее всего не помните. А я вот помню - радовался. Радовался, что такие, как вы больше не сможете... Ладно, чего вы хотите?
Хочу-то многое. Но для начала...
- Завтра вы встретитесь с одним человеком и ответите на его вопросы. Кстати, он не из наших. Ученый - как и вы. Магистр мифологии. Лучший ученик Буриана Пражского.
И тут он вздрогнул - резко, всем телом. Глаза превратились в щелочки:
- Магистр, говорите?.. Хорошо, завтра в полдень. Я буду здесь, возле Алика. Так что не бойтесь, не убегу.
В голосе его звучало нечто, напоминающее презрение. И вдруг - проклятая память! - мне вспомнился Саша. Когда он начинал говорить о "наших" госбезопасности, прокуратуре и прочей "ментуре", его голос так же...
Не смей! Не смей! Не сейчас!
3
А через час стало ясно, что не слыхать мне рокота струн гитарных, не спеть "чибиряк-чибиря-шечка" и кадриль не сплясать. Отменялась гитара. По крайней мере на сегодня. У Мага по имени Истр оказалось много дел, и я в их число не входила. Не сотруднику Стреле обижаться на гостя. Мое дело простое: встретить, помощь оказать. Встретила, оказала. Что еще понадобится - сделаю. И все. Даже то, что я его привезла с вокзала к себе на квартиру, - уже нарушение. Кофием Думала напоить, дура! Коньячком прельстить!
Договорились на завтра. Игорь решил остановиться в гостинице, с утра отправиться в университет, затем - на встречу с Неуловимым Джо, а вечером заглянуть ко мне. С гитарой. Опять нарушение, но не объяснять же ученику неведомого мне Ярослава Буриана, что такое хорошо и что такое плохо с точки зрения конспирации. В конце концов, мы, так сказать, коллеги. По научной части. .
После его ухода квартира показалась мне особенно пустой. Странно, день так хорошо начинался! Точнее, начинался так себе - с гражданки Очковой и фаллоимитатора, но после, на вокзале, почему-то показалось... А вообще-то креститься надо, если кажется! На что я, интересно, рассчитывала, дура?
Оставался компьютер, и оставался доклад, который следовало подготовить к вечернему разговору. Если сегодня опять придется общаться с Пятым, точно не выдержу - завою среди ночи.
На страх соседям.
* * *
"Здесь Девятый. Добрый вечер! Как дела, голубушка?"
Я облегченно перевела дух. Нет. Слабо сказано - дух перевела! Да я чуть от радости не завопила!
"Здесь Стрела. Я стараюсь, но очень устала. Очень! И писем нет. Помогите, а?"
Вдруг представилось, что этакое читает Пятый... Нет, и представлять не хочу!
"Голубушка, а может, вас отозвать? Завтра же. Вы свое сделали. Теперь специалист справится и без вас. Недельку в психушке посидите, а потом - в отпуск!"
Смеющаяся рожица на экране. Я улыбнулась.
Старый добрый дедушка сидит в глубоком "вольтеровском" кресле, в руке серебряный подстаканник с черным чаем. Сейчас сказку расскажет. Сказку про отпуск на теплом пляже, где по серому песку катится синий мяч, а в море, которое на самом деле не море, а самый взаправдашний океан, плавают акулы...