Ролан набивал трубку, Пьер и Жан закуривали папиросы. Обычно один из них курил, расхаживая по комнате, другой - сидя в кресле, положив ногу
на ногу. Отец же всегда садился верхом на стул и ловко сплевывал издали в камин.
Госпожа Ролан в низком креслице, у столика с лампой, вышивала, вязала или метила белье.
В этот вечер она начала вышивать коврик для спальни Жана. Это была трудная и сложная работа, требующая, особенно вначале, пристального
внимания. Все же время от времени, не переставая считать стежки, она поднимала глаза и поспешно, украдкой, бросала взгляд на прислоненный к
часам портрет покойного. И Пьер, который с папиросой в зубах, заложив руки за спину, ходил по комнате, меряя четырьмя-пятью шагами тесную
гостиную, каждый раз перехватывал этот взгляд матери.
По всей видимости, они следили друг за другом, между ними завязалась тайная борьба, и щемящая тоска, тоска невыносимая, сжимала сердце
Пьера. Истерзанный сам, он не без злорадства говорил себе: "Как она сейчас должна страдать, если знает, что я разгадал ее!" И каждый раз,
проходя мимо камина, он останавливался и смотрел на светловолосую голову Марешаля, чтобы ясно было видно, что его преследует какая-то неотвязная
мысль И маленький портрет, меньше ладони, казался живым, злобным, опасным недругом, внезапно вторгшимся в этот дом, в эту семью.
Вдруг зазвенел колокольчик у входной двери. Г-жа Ролан, всегда такая спокойная, вздрогнула, и Пьер понял, до чего напряжены ее нервы.
- Это, наверно, госпожа Роземильи, - сказала она, снова бросив тревожный взгляд на камин.
Пьер угадал или полагал, что угадал, причину ее страха и волнения Взор у женщин проницателен, мысль проворна, ум подозрителен. Та, что
сейчас войдет, увидит незнакомую ей миниатюру и, может быть, с первого же взгляда обнаружит сходство между портретом и Жаном. И она все узнает,
все поймет! Его охватил страх, внезапный, панический страх, что позорная тайна откроется, и, в ту минуту когда отворялась дверь, он повернулся,
взял миниатюру и подсунул ее под часы так, что ни отец, ни брат не заметили этого.
Когда он снова встретился глазами с матерью, ее взгляд показался ему смятенным и растерянным.
- Добрый вечер, - сказала г-жа Роземильи, - я пришла выпить с вами чашечку чаю.
Пока все суетились вокруг гостьи, справляясь об ее здоровье, Пьер выскользнул в дверь, оставшуюся открытой.
Его уход вызвал общее удивление. Жан, опасаясь, как бы г-жа Роземильи не обиделась, пробормотал с досадой:
- Что за медведь!
Госпожа Ролан сказала:
- Не сердитесь на него, он не совсем здоров сегодня и, кроме того, устал от поездки в Трувиль.
- Все равно, - возразил Ролан, - это не причина, чтобы убегать, как дикарь.
Госпожа Роземильи, желая сгладить неловкость, весело сказала:
- Да нет же, нет, он ушел по-английски; в обществе всегда так исчезают, когда хотят уйти пораньше.
- В обществе, может быть, это принято, - возразил Жан, - но нельзя же вести себя по-английски в собственной семье, а мой брат с некоторых
пор только это и делает.
Глава 6
В течение недели или двух у Роланов не произошло ничего нового. Отец ловил рыбу, Жан с помощью матери обставлял свою квартиру. Пьер,
угрюмый и злой, появлялся только за столом.
Пьер,
угрюмый и злой, появлялся только за столом.
Однажды вечером отец задал ему вопрос:
- Какого черта ты ходишь с такой похоронной миной? Я замечаю это уже не первый день.
Пьер ответил:
- Это потому, что меня подавляет тяжесть бытия.
Старик ничего не понял и продолжал сокрушенно:
- Это ни на что не похоже. С тех пор как нам посчастливилось получить наследство, все почему-то приуныли Можно подумать, будто у нас
случилось несчастье, будто мы оплакиваем кого-нибудь!
- Я и оплакиваю, - сказал Пьер.
- Ты? Кого это?
- Человека, которого ты не знал и которого я очень любил.
Ролан вообразил, что дело идет о какой-нибудь интрижке, о женщине легкого поведения, за которой волочился сын, и спросил:
- Конечно, женщину?
- Да, женщину.
- Она умерла?
- Нет, хуже, - погибла.
- А!
Хотя старик и удивился этому неожиданному признанию, сделанному в присутствии его жены да еще таким странным тоном, он не стал
допытываться, так как считал, что в сердечные дела нечего вмешиваться посторонним.
Госпожа Ролан как будто ничего не слышала; она была очень бледна и казалась больной. Муж с недавних пор начал замечать, что иногда она так
опускается на стул, словно ее ноги не держат, и тяжело переводит дух, почти задыхается; он уже не раз говорил ей:
- Право, Луиза, ты на себя не похожа. Совсем захлопоталась с этой квартирой. Отдохни хоть немного, черт возьми! Жану спешить некуда, он
теперь богатый.
Она качала головой и не отвечала ни слова.
В этот вечер Ролан заметил, что она еще бледнее обычного.
- Видно, старушка моя, - сказал он, - ты совсем расхворалась, надо полечиться - И, повернувшись к сыну, добавил: - Ведь ты видишь, что мать
заболела. Ты хоть выслушай ее.
Пьер отвечал:
- Нет, я не замечаю в ней никакой перемены.
Ролан рассердился:
- Да ведь это же слепому видно! Что толку в том, что ты доктор, если не видишь даже, что мать нездорова? Посмотри-ка, ну посмотри же на
нее! Да тут подохнешь, пока этот доктор что-нибудь заметит!
Госпожа Ролан стала задыхаться, в лице у нее не было ни кровинки.
- Ей дурно! - крикнул Ролан.
- Нет... нет... ничего... сейчас пройдет... ничего.
Пьер подошел к матери и, глядя на нее в упор, спросил:
- Что с тобой?
Она повторяла прерывистым шепотом:
- Да ничего... ничего... уверяю тебя... ничего.
Ролан побежал за уксусом и, вернувшись, протянул пузырек сыну:
- На, держи... да помоги же ей! Ты хоть пульс-то пощупал?
Пьер нагнулся к матери, чтобы пощупать пульс, но она так резко отдернула руку, что ударилась о соседний стул.
- Если ты больна, - сказал Пьер холодно, - то дай мне осмотреть тебя. Тогда она протянула руку. Рука была горячая, пульс бился неровно и
учащенно. Он пробормотал:
- Ты в самом деле больна.