Пилот иногда не выдерживал и хрипло восклицал:
- Кем надо быть, чтобы осмелиться поднять руку на Бессмертного! Воистину пришли последние времена. Или:
- Гнев Единого пал на Орден. Вижу раскол и брань среди Священных!
Вообще он выражался очень книжно, в духе прописей гвардии и Корпуса Вестников.
Наконец топь стала мелеть, местность - возвышаться. Открылись поляны, затянутые сухим растрескавшимся илом. Скоро нашли чистый ручей, отмеченный по краю пестрыми цветами. Взобравшись на поваленный ствол у воды, беглецы с наслаждением разделись. Пилот принялся полоскать ворох одежды и сапог. Цепенея от страха перед Бессмертным, он все же не мог удержаться и нет-нет, а поглядывал, как Аштор моет прекрасные белые ноги с еще свежим лаком на ногтях.
Рыжую пришлось освободить от чехла, шортов и сырой, как губка, кожи фартука. Под ласковым рассеянным солнцем она окончательно пришла в себя. Кажется, она была сложена не хуже, чем Аштор, - но чудовищная худоба обрисовала мослы колен и кости бедер, приклеила кожу к ребрам и позвонкам... Бледная оливковая кожа с кровоподтеками на груди, с гри-фельно-серыми струпьями шрамов!
Устыдившись своей наготы, рабыня обхватила колени и зарылась в них головой.
Как бесконечно ни устала Аштор, как ни сжималось ее сердце при мысли о громадной вымершей земле, которую теперь, может быть, годами придется мерить пешком, она не выдержала и рассмеялась. А за ней и Вирайя. Пилот почтительно прыснул в ладонь. Медленно появились над сбитыми коленями живые, как родники, глаза - боязливые, вопросительные. Хохотала прозрачноглазая длинноногая красавица, едва прикрытая кружевным бельем. Ей вторили двое мужчин, одетых еще более скудно, - на одном, утлого сложения блондине, плавки проштемпелеваны номером.
- Здравствуй, - сказала длинноногая, насмеявшись. - Тебя как зовут, стыдливая мимоза?
- Орианой, моя госпожа. Прости меня, я испугалась, увидев себя без одежды.
- Доставила ты нам хлопот, Ориана!
Этого не следовало говорить. Ориана мигом уткнулась лбом в землю и стала молить о прощении. Вирайя, обняв за плечи, почти поднял женщину.
-- Здесь все тебе рады, рады тебе помочь.
- Слава Единому,- сказала Ориана, проведя рукой по волосам. Только теперь заметил Вирайя, сколько седого пепла скрывает рыжий огонь. - Я уже совсем прощалась с жизнью там, на горе. У меня кончился хлеб, я все время спала. - Она всплеснула ладонями.- Неужели вы тоже беглые?
- Беглые? Мы?!
Пилот напыжился, готовясь достойно ответить, но Вирайя жестом велел ему молчать и сказал как можно ласковее:
- Да, мы бежали из Меру.
Очевидно, злосчастный ягненок и не догадывался, что таинственный ночной вылет иерофанта был не сверхсекретным орденским делом, а бегством. После слов Бессмертного он несколько раз закрыл и открыл рот, но ничего больше не изрек. Стоя у ручья, отжимал только что выстиранную фуфайку Аштор. Коль скоро мир уже разрушен, пусть рушится до конца. Будем философами.
- И вам удалось захватить самолет? Какие же вы мо...
Тут Ориана вдруг уставилась, не мигая, в одну точку, на секунду замерла, как загипнотизированная, и ринулась со ствола, на котором сидела. Вирайя еле успел поймать ее за руку, потом подскочил пилот. Аштор вскрикнула, решив, что рыжая увидела змею.
Но рабыня, бившаяся в руках мужчин, с диким ужасом смотрела на два золотых крылатых диска,- большой и малый,- мирно покачивавшихся на дереве.
- Успокойся,- приказал Вирайя. - Да стой же! Сейчас, сейчас...
И, отпустив Ориану, сильным решительным движением забросил сверкающие бляхи в болотное окно, прикрытое ряской и сором.
Отчаянный вопль пилота разбудил эхо в лесу, спугнул птиц и потревожил гревшихся на солнцепеке мудрых сетчатых питонов.
XVII
Варуна видел великую армию.
Возможно, не так уж неправ он был, предполагая, что коротконосые узнали о гибели Архипелага. Волна вооруженных племен двигалась с гор Севера, увлекая за собой остатки приречных общин. Армейские посты успевали только послать отчаянную радиограмму соседу - и умереть, поскольку боеприпасы оканчивались быстро, подвозить их теперь было неоткуда, а коричневые воины, веселые фанатики, с песнями шли на пулеметы и орудия, пока молнии белых демонов не захлебывались под горой трупов...
В нежнейших сиреневых сумерках Варуна подвесил "стрекозу" над заболоченной равниной. Три больших муравьиных колонны извивались в пустынном просторе, порою сливаясь краями. Светлые огоньки, мерцая, перебегали вдоль колонн, словно солнечные блики на хитиновых панцирях,- то блестело оружие. Роями стремительных жуков стелилась конница. Подсвеченная закатом кровавая пыль взлетала из-под копыт на сухих участках. Прямо под собой Варуна различал даже распластанные ветром хвосты коней.
Он снизил машину и, маневрируя, погнал ее по большой дуге к югу, постепенно забирая в сторону штаба. Мертвый блеск озер, занесенные илом остатки леса. И всюду, всюду, от горизонта до свинцового лезвия большой реки, врассыпную и сплошными массами, движутся неутомимые муравьи. Ползут глыбы боевых слонов, вьются обозы телег, запряженных буйволами,- словно переселяющийся муравейник тащит свои запасы.
Банг! Неожиданно звонко ударила в брюхо машины стрела. "Стрекоза" слишком снизилась. Видимые до блеска зубов на лицах, бегут по топкой земле полуголые люди. У каждого - выгнутый парусом кожаный щит в человеческий рост. Пятится, косясь на летучее чудовище, слон с клыками, окрашенными киноварью, с помостом на спине. Но лучники на помосте хладнокровно осыпают машину стрелами. Коротконосые больше не боялись машин Избранных! Вкусив побед и крови вчера еще всесильных демонов, они кипели военным азартом.
Штабной холм перестал быть островом - вода схлынула, река почти вернулась в русло. Наносы ила и мусора уже прорастали иглами травы. Дом с белой крышей и серый квадрат двора окружены новым валом и рвом. Между валами и старой стеной - подернутые зеленью полосы огородов, дощатый навес коровника. Ряд скромных деревянных надгробий. Лишь место, где закопана урна с пеплом комсектором, отмечено стальным обелиском (сварен в мастерской Рама). Варуна невольно вздохнул: нет у них больше родной земли, куда можно было бы отвезти хоть прах...
Он не совсем удачно посадил "стрекозу". Пока останавливались винты, во двор сбежалось не меньше дюжины солдат. Матали вылез из-под транспортера измазанный до ушей, вытирая руки ветошью. Даже Рудра - совсем обрюзгший, постаревший, неопрятный,- высунулся в окно и закричал, брызгая слюной:
- Что ты шлепаешься, как коровье дерьмо, олух? Другой машины не будет!
У Рудры отнялись ноги после потопа и смерти старшего офицера Ямана, раздавленного рухнувшей балкой на глазах начальника поста. Не претендуя на разделение власти с Индрой, старик целые дни сидел в кресле у окна, курил трубку, пил слабый чай - надо было беречь оставшиеся пачки - и громогласно требовал у раба судно.
Не обращая внимания на бывшего командира, Варуна бросил солдатам:
- Убирайте коров в ограду! И вообще, полная боевая готовность.
Посыпались вопросы, но разведчик, напустив на себя непроницаемый вид, строго обратился к механику-водителю:
- Где командующий?
- В подвале натаскивает обезьяну,- ехидно сообщил Матали.- Слава Единому, ублюдок уже водит транспортер, теперь овладевает стрелковым оружием. Чтобы я учил коротконосого, который завтра всадит мне пулю в задницу,- да пусть лучше меня...
Не дослушав тирады водителя, Варуна бросился в коридор.