Может быть, даже похуже домов? Зарданские дома - ей следовало бы догадаться, что Тарны должны жить в зарданских. Сорок девять таких домов, сказал Булрион. Когда Полион женится на Ниад, все сообща построят еще один.
КРУГЛЫЕ дома. Хижины: деревянные столбы, кольцом вкопанные в землю, плетеные стены, промазанные белой глиной и конические соломенные крыши. Утрамбованные земляные полы - или выложенные плоскими камнями. Зарданцы строили свои жилища только так. С одним помещением внутри. Пятьдесят домов на три с лишним сотни людей... то есть шесть-семь человек на дом. В некоторых меньше, в других много больше - но все в одной комнате.
Его вторая жена умерла три года назад. Сколько детей еще живет в его доме? Возможно, он ей уже сказал, так что спросить его об этом нельзя.
Почему она не сообразила, что Тарны живут в хижинах? Возион пытался предостеречь ее, а она не стала слушать. И она же не глупа! Любовь бывает слепой, но она-то как будто все-таки не влюблена в Булриона до безумия. Знай она, с чем сопряжен брак с ним, так, вероятно, приняла бы то же решение. И теперь, когда узнала, вовсе не собиралась пойти на попятный. Угнетало ее ощущение чьего-то вмешательства, словно ее обманули. Кем или чем введена она в заблуждение - и ради чего?
Последнее время она не слышала таинственных голосов, с подозрением вспомнилось ей.
Под гром копыт примчались встречающие конники. Одни подростки, и на Булриона с Гвин они почти даже не посмотрели, а окружили Полиона и его белокурую спутницу. Полион, знакомя их, напыжился точно голубь.
Приближалась и бегущая толпа. Конечно, впереди были тоже мальчишки. Они весело кричали и смеялись, но Гвин, к сожалению, напомнили об обезумевших толпах в Далинге, гонявшимися за мечеными, убивавшими их. Лошадей пришлось осадить. Булрион говорит, чтобы она спешилась. И толпа поглотила ее. Это тот-то, это та-то. Имена, имена, имена. Тарны десятками, плотные, широкоплечие, темноволосые. С закваской мужей и жен со стороны, разумеется: большинство те же зарданцы, но есть и куолцы, и даже светловолосые. Объяснения. Улыбающиеся лица. Имена. Знакомые лица. Имена. Незнакомые лица. Имена. Сильные руки, обнимающие ее. Мозолистые крестьянские ладони, прижимающиеся к ее ладони в пожатии. Она неуклюже бредет по ухабам в сапогах для верховой езды, увлекаемая потоком смеха и поздравлений. Молодые, старые, крупные мужчины, крупные женщины - у многих на руках младенцы, а главное и больше всего - дети. Она была по пояс в волнах вопящих ребятишек. Теперь все они - ее люди.
Она была в поселке среди лабиринта круглых домов. Она была грязной, липкой от пота, совсем разбитой, но нельзя показать слабость - ради Булриона и собственной ее гордости. Из-под ног во все стороны прыскали куры и поросята. Собаки заливались истерическим лаем. Булрион куда-то подевался, и вокруг толпились неизвестные, чужие...
Спасительный голос с далингским выговором произнес:
- Мы уже встречались, Гвин-садж.
Из людского марева выделилась женщина, примерно ровесница Гвин невысокая, тоненькая. К груди она прижимала спящего младенца, другой рукой держала ручонку едва научившегося ходить карапуза. Лицо ее казалось смутно знакомым. Круглое лицо, странно сочетающееся с такой хрупкой фигуркой, но с доброй улыбкой, проблесками ума, намеком на внутренний огонь.
- Встречались? Прости, но я...
- Меня зовут Шупи. А тут называют Шупиим, а ты очень скоро станешь Гвиним, думается мне. Я прежде работала в "Гостинице на улице Феникса".
Гвин сделала огромное усилие, чтобы собраться с мыслями, и потерпела полную неудачу.
- Мне очень жаль. Но я не помню.
Шупиим засмеялась:
- Конечно! Мы никогда не были по-настоящему знакомы. Тогда Кэрп-садж ухаживал за тобой, и я тебя несколько раз видела.
И понятно, что ты меня не запомнила. Я очень сочувствую... но ты, наверное, не хочешь, чтобы тебе напоминали... Ты не окажешь мне честь переночевать в моем доме?
Гвин почувствовала себя человеком из пословицы, цепляющимся за мифическую соломинку. Женщина, которая думает, как она, - или, во всяком случае, поймет ее, если понадобится.
- Но Булрион...
Шупиим снова засмеялась и перехватила младенца поудобнее.
- Вы еще не поженились? До тех пор тебе не положено спать под его кровом, Гвин-садж. Как бы ты их ошарашила! У нас, конечно, есть гостевой дом, но в нем сейчас живет приезжий. Мужчина. В моем доме ты будешь желанной гостьей.
Теснившиеся вокруг одобрительно заулыбались и закивали.
- Ты очень добра, Шупиим. Но, возможно, твой муж...
- А ты с ним знакома. Он поехал в Далинг, это гнездо всех бед! Хорошо, что ему я могу доверять, верно?
- Просто ты его до смерти заругала! - сказал мужчина, и все захохотали.
- Вот я ему скажу, как ты ко мне липнул, Конион!
Конион завопил в притворном ужасе, и опять все захохотали. Семейные, непонятные чужим шуточки. Год-другой, Гвин станет одной из них, поймет подоплеку поддразниваний.
- Идем! - сказала Шупиим и повернулась, показывая дорогу. - Мой муж Джукион Тарн, Гвин-садж. Ты его знаешь?
- Ну конечно! Великан!
Миниатюрная женщина просияла от гордости:
- Самый дюжий Тарн из них всех!
Следуя за ней через толпу, Гвин сказала:
- Он пришел мне на помощь! На меня напал пьяный, и Джукион свалил его одним ударом.
- Да? - Шупиим грозно нахмурилась.
- Я была ему очень благодарна.
- Ну, тогда хорошо.
Однако, судя по лицу Шупиим, ничего хорошего тут не было. Судя по ее лицу, она предпочитала держать своего колосса-мужа на привязи покрепче. Взрослые вокруг них мало-помалу исчезали. Даже собаки, обнюхавшие следы Гвин, начинали утрачивать интерес, но дети продолжали глазеть на нее. У нее стучало в висках, все тело разламывалось от боли. Вокруг этого дома направо, вокруг того налево... Почему у них нет настоящих улиц? Запахи стряпни, куриного помета, детей. Через несколько лет Гвин уподобится этой женщине? Неуклюжая одежда из домотканого холста, младенец у ее груди, его братишка держится за ее подол? Что-то не похоже на Гвин Солит. Но через несколько дней она станет Гвиним Тарн. И Гвиним будет иной.
Теперь она обнаружила, что в расположении домов есть определенный порядок. Они группировались по пять-шесть - так, что все двери были обращены к подобию общего внутреннего двора, поросшего замусоренной травой. Шупиим направилась к черному провалу в грубой, беленной известью стене. По сторонам - две скамьи. Навстречу ринулся поток испуганно квохчущих кур.
Внутри приятная прохлада, но и сумрак, пропитанный запахами древесного дыма, стряпни и людей. Окон не было, свет падал из дверного проема и из-под стропил, так как стены не смыкались с кровлей. На середине очаг, по стенам - кровати, прялка и больше ничего. Значит, они едят, сидя на полу. Горшки и сковороды, мешки с запасной одеждой, плетенки с овощами, пучки душистых трав свисали с балок, куда не могли забраться крысы. Первозданная убогость, но в самой ее простоте было что-то странно привлекательное. Жизнь в таком доме должна быть бесконечно далека от интриг и политики Далинга. Еда, сон, любовь - вот и все, что важно тут.
Нет, еще одно! Ведро с водой, накрытое тряпицей. Оно поглотило ее внимание, более желанное, чем торжественный обед из семи блюд.
- Разденься и вымойся, Гвин-садж, - сказала Шупиим, осторожно укладывая младенца на одну из кроватей. - Сейчас подберу тебе чистую одежду.
- Я привезла кое-что, но не знаю, куда отвели лошадей. (И кто-нибудь вспомнил про Джодо, джоолгратку?)
- Городская одежда тут не годится. И не беспокойся о Старике... то есть о Булрионе-садже.