Можешь располагать им для своих нужд… А хочешь, он будет походить на Калиду?
— Ради Бога, Род! — не удержалась она от вскрика. — Только не это.
— Вашего Бога я спровадил в ад, — напомнил я. — Если не прикончил вовсе. А как мощи его мессии: не тлеют еще?
— Тебя впрямь это заботит? Или насмехаешься?
— Раньше различала.
— Раньше!.. Раньше-то многое было по-иному.
Помолчав, Лана ответила:
— Нет, тело Отца не меняется.
— Надо же!
— А что с его головой?
— Такая же пустая, — хмыкнул я. — По-твоему, пялюсь на нее каждый день?
Как будто это не так!..
— Может, все-таки вернешь?
— Мало тебе проблем? А вдруг Отец оживет?
Как раз этого Лана хотела меньше всего. Соблюсти приличия — куда ни шло. Но делиться властью?.. Бедняга Калида! Вот к чему приводит родительский деспотизм.
— Хотя бы береги ее, — попросила она, чтобы не выглядеть бессердечной. — Ради меня, ладно?
Экран потух, и я снова уставился на свое отражение. В темном кабинете, подсвеченное индикаторами, оно выглядело странно, словно чужое. Что делает с нами ночь! Мне и раньше казалось, что с наступлением тьмы мои чувства обостряются, а ныне это сделалось явным. Звереем, а?
— Даже не знаю, благодарить ли тебя, — проворчала Голова со своего насеста. — Такое назначение!..
— Сделай одолжение, Кощей, откажись. Я как-нибудь выкручусь.
— Ну, уж нет!
Помолчав, я прибавил:
— Не тебе объяснять, что я могу и что стану делать в этой ситуации. Ты кто угодно, только не дурак. Ну, так думай о последствиях, прежде чем советовать Лане! Не заиграйся, не доводи дело до крайностей. Мне вовсе не хочется бросать тебя в топку, как, говорят, поступали беляки с избранными большевиками.
Затем я вынул из тайника трофейный шлем и который раз принялся экспериментировать с ним, поднеся ближе к монитору.
— Чего вытворяешь? — спросил Калида, с интересом следя за мной.
— Почему-то мне кажется, что шлемная оснастка действует не только на пленку комбинезона, а на любую достаточно гладкую поверхность… зеркало, экран… Это такое поле, понимаешь?
— И ты хочешь сделать экран непрошибаемым?
— Думай, Калида, думай. У тебя ж не одна голова в запасе, даже не две. Да будь у меня такие резервы!..
— Зато у меня нет твоей интуиции. Как ты говорил? «Сколько ни складывай ноли…»
— Интуиция идет из подсознания, да? Что-то сродни инстинкту, нечто от животного, от зверя…
— Да хоть от черта! Был бы эффект.
В этот миг экран опять вспыхнул, наконец дождавшись ответа на мой вызов. Новый гость был не из тех, кто может разговаривать со мной в любое время, — нашу плодотворную, взаимовыгодную связь приходилось скрывать от всех, включая его подручных. Звали его, как ни странно, Гувер, а был он оком и рупором федеральных властей в нашем крае. Властью, если и владел, то потенциальной, ибо при надобности мог призвать немалую силу. А потому на него старались не наезжать. Большого зверя лучше не дразнить, пока не заряжено ружье.
— Ну, что тебе? — проворчал Гувер. Его широкое простоватое лицо гляделось помятым, но вряд ли от избытка работы. — Хотя бы ночью не дергал!
Пожелание не по адресу — как раз ночами здесь главные события.
— Загниваем помалу? — сказал я, глядя на него с сожалением. — А может, тебе нарочно подсовывают девиц, чтоб отвлечь от насущных дел?
— Скажешь тоже! — фыркнул он, впрочем без уверенности.
— Ладно, вернемся к баранам. Меня по-прежнему интересует Алмазин, наше всегубернское солнце, и его ближние сподвижники. Последнее время в их ведомствах заметно бурное брожение, а это не укладывается в мою схему.
— «Теория суха, мой друг», — неожиданно выдал Гувер. Оказывается, отдельные наши гебисты почитывают Гёте — образованные, блин!.. Хотя, скорее, подслушал где-нибудь — память-то тренированная.
— Как бы ты сам не позеленел вскоре, как то «древо», — огрызнулся я. — Нынешние модели не чета прежним, и если мой Дворецкий не справляется…
— То что?
— Либо заправил его неверным исходняком… что вряд ли… либо местные деятели стали меняться, невесть с чего. И последнее вроде бы подтверждается.
— Чем это?
— Моей агентурой, — осклабился я. — Да и сам многое повидал за эти дни. Главная угроза исходит от чинуш — какой-то там образовался рассадник. А к Двору примыкает Компания, и уж что клепают за ее забором… Вот, взгляни!
Я продемонстрировал Гуверу недавнюю запись, больше смахивающую на фрагмент из фант-боевика. Если бы он знал меня хуже, вряд ли бы поверил.
— Эдакий флайер, представляешь? — добавил я. — Да с супероружием, энергозащитой!.. Федералов это не беспокоит?
— По-твоему, он продукт Компании?
— Ну, или инопланетная летательная посуда — если тебя это утешит. Хотя абрисы знакомы. Смахивает на обычный броневик, только без колес. Но ведь их можно сделать выдвижными?
— Тогда на чем он летает? Крыльев-то нет.
— На честном слове, — буркнул я. — Про антигравитацию слыхал? А ведь в Океане мелькали слухи, будто проблемку решили.
— И сразу на поток? В глухой провинции, на задрипанном заводе.
— Во-первых, не такой задрипанный — машиностроительный гигант в недавнем прошлом. Во-вторых, не учитываешь человечий фактор. Говорю же: со здешними чинушами что-то стряслось!
— Скачком поумнели, да?
— И это тоже нельзя исключить. По крайней мере один такой феномен мне известен: Калида. Незадолго до гибели он сделался едва не гением.
— Шутишь!..
— Ты знаешь, что такое оперативная память?
— Ну, — подтвердил Гувер не слишком уверенно.
— Говоря грубо, это число мыслей, которые умещается в башке разом. У большинства людей она мизерная — отсюда их двоемыслие. То есть они верят во взаимоисключающие понятия, поскольку охватить их вместе не могут. Так вот, оперативка Калиды превышала норму на порядок.
Чуть не сказал: «превышает». О Голове лучше не распространяться. Доверишься одному— и пошло-поехало…
— С чего вдруг?
— Долго объяснять. И все равно не поверишь — доказательств у меня нет.
— А все ж таки?
— Изменилась здешняя среда, понимаешь? Соответственно меняются отношения. И чем ближе люди друг к другу, душевно или по крови, тем прочней связи. А при максимальном подобии их сознания будто сливаются.
— Ну, сказанул!..
— Не хочешь — не верь. Только не оказалось бы поздно, когда подтверждения появятся.
— По-твоему, это общее правило? — спросил Гувер. — Я хочу сказать: действует ли оно на всех? Может, в этом и причина нынешнего расслоения?
— Надо быть ближе к народу, полкан, — осклабился я. — Тогда б не спрашивал. Бери пример с меня.
— Ну да, ну да… Тоже мне, народник!
Лишь бы ответить. Впрочем, Гувер никогда не блистал реакцией. Зато въедливый, этого не отнять. И понимает многое, если разжуешь.
— Тебя не удивляет нарастающая эффективность губернских силовиков? — сказал я. — До сих пор высокие профи присутствовали разве в беллетристике и ваших самовосхвалениях, а как доходило до дела… Тут вас и макали по самые уши!
— Ну, ты… не очень-то.
— А вот здесь решили сказку сделать былью, — пренебрег я. — В прежних структурах, аморфных и рыхлых, стали возникать скелеты, и с каждым днем костяк делается прочней. Конечно, лохи преобладают, но сквозь них уже не пройдешь, как сквозь масло, — где-нибудь да напорешься.
— Чего это тебя занесло в образы? — пробурчал Гувер недовольно.
— Для наглядности. Нарисовалась картинка-то?
Помолчав, он со вздохом уступил:
— Ладно, попытаюсь разузнать по своим каналам. Но и ты, Шатун, про меня помни. И ту запись, с летуном, перешли, ладно? Информашка занятная.