Саркастически:
– Он сказал, что любит тебя?
– Ханс говорит это всем.
– А тебе он это говорил?
– Да, но… но это были только слова.
– Ты ему это говорила?
– Конечно, нет.
– А ты… ты кончила?
Шепотом:
– Нет. – И тут слеза все же медленно поползла у нее по щеке. – Он… он спросил меня, кончила ли я. Как будто можно кончить, когда это так делают, раз‑два и готово. Он спросил меня. Я сказала, что нет. А он засмеялся… засмеялся и застегнул брюки.
– Когда это случилось?
– Ты помнишь ту пятницу, когда я пришла домой поздно и приняла душ?
– Нет. Погоди‑ка – да. Ты никогда не принимала душ по вечерам. Но это было несколько месяцев тому назад…
– В феврале, – подсказала Кэти.
Питер кивнул. Ему стало легче. Тот факт, что все это случилось так давно, почему‑то сгладил остроту ситуации.
– Шесть месяцев тому назад, – уточнил он.
– Да, – подтвердила она, но затем три слова, как три пули, вонзились ему в сердце. – В первый раз.
Все идиотские вопросы вмиг заворочались в мозгу. Ты хочешь сказать, что были и другие разы? Да, Питер, именно это она и имеет в виду.
– Сколько раз?
– Еще дважды.
– Всего, значит, три раза.
– Да.
Снова саркастически:
– Но «связь» неподходящее слово для этого?
Кэти промолчала.
– О Боже, – тихо выдохнул Питер.
– Это не было связью.
Питер кивнул. Он знал, что собой представляет Ханс. Разумеется, это не было связью. Разумеется, любовь тут совершенно ни при чем.
– Просто секс, – с горечью повторил Питер.
Кэти благоразумно промолчала.
– Боже. – Питер словно растерял все слова. У него в руках все еще был экран для чтения журналов. «Хорошо бы шарахнуть им об стену», – тоскливо подумал он. Но через минуту просто уронил его на диван рядом с собой. Экран бесшумно закачался на подушке. – Когда был последний раз?
– Три месяца тому назад. – Она говорила очень тихо. – Я пыталась набраться смелости рассказать тебе. Я… боялась, что у меня не получится. Я уже пробовала два раза, но просто не смогла это сделать.
Питер не ответил. Не существовало адекватной реакции, никакого способа с этим справиться. Ничего. Бездна.
– Я… я подумывала о самоубийстве, – еле слышно пробормотала Кэти после очень долгой паузы. – Но не травиться и не вскрыть вены – ничего такого, что выглядело бы как самоубийство. – Она заглянула ему в глаза. – Автомобильная катастрофа. Я хотела врезаться в стену. Тогда ты бы продолжал меня любить. Ты никогда бы не узнал, что я сделала, и… вспоминал обо мне с любовью. Я пыталась. Я была уже совершенно готова, но, когда дошло до дела, я отвернула машину, не смогла, струсила. – Слезы покатились у нее по щекам.
Молчание. Питер попытался разобраться во всем этом хаосе. Было совершенно бессмысленно спрашивать, не собирается ли она остаться с Хансом. Ханс не хотел никаких взаимоотношений ни с Кэт, ни с любой другой женщиной. Ханс. Этот проклятый Ханс.
– Как ты могла связаться с Хансом? Из всех мужчин именно с ним? – спросил Питер. – Ты же знаешь, что он за тип.
– Я знаю. – Она смотрела в потолок. – Да, я знаю.
– Ты должна признать, что я старался быть хорошим мужем, – продолжал Питер, – всегда и во всем помогал тебе.
Мы легко находили общий язык, могли разговаривать с тобой о чем угодно, и я обычно до конца выслушивал тебя.
В ее голосе впервые прозвучала обида:
– А заметил ли ты, что вот уже несколько месяцев я долго не могу уснуть и плачу по ночам?
У их кровати стояли два вентилятора, которыми они пользовались, чтобы заглушить шум машин и случайные храпы друг друга.
– Я ведь и не мог этого знать, – сказал он в свое оправдание. Правда, временами, засыпая, он чувствовал, что она вздрагивает рядом. Полусонный, он подумывал в таких случаях, что она занимается мастурбацией; однако эту мысль он держал при себе.
– Мне нужно подумать. – Мысли путались. – Я еще не знаю, что надо делать.
Кэти кивнула.
Питер запрокинул голову и судорожно вздохнул:
– Боже, нужно переосмыслить целых шесть месяцев жизни. Отпуск в Новом Орлеане. Это было уже после того, как ты и Ханс… А тот уик‑энд, который Саркар разрешил нам провести в его загородном доме. Это тоже было уже после. Все теперь приходится вспоминать совсем по‑другому. Все изменилось. Каждое воспоминание после того момента, каждое счастливое мгновение – все фальшиво, запятнано.
– Я так жалею об этом, – прошептала Кэти.
– Жалеешь? – Теперь Питер говорил ледяным тоном. – Я бы мог поверить, если бы это произошло только один раз. Но трижды? Три раза, черт возьми!
Ее губы дрожали.
– И все же мне действительно страшно жаль.
Питер снова вздохнул.
– Я собираюсь позвонить Саркару и пригласить его сегодня поужинать.
Кэти молчала.
– Я не хочу, чтобы ты пошла со мной. Я хочу поговорить с ним наедине. Мне нужно во всем разобраться.
Она кивнула.
Саркар поступил в Университет Ватерлоо на факультет информатики. Питер занимался в Торонтском университете биомедицинской инженерией. В течение всех студенческих лет они не теряли друг друга из виду, обмениваясь электронной почтой по сети Интернет. После непродолжительной стажировки в Ванкувере Саркар вернулся в Торонто и возглавил собственную инновационную фирму, проектирующую экспертные системы. Хотя Саркар был женат и имел троих детей, они с Питером часто ужинали вдвоем, только он и Питер.
Эти ужины неизменно проходили в заведении Сонни Готлиба, шикарном ресторане в самом центре еврейского квартала Торонто. Питер терпеть не мог пакистанской кухни, несмотря на героические усилия Саркара расширить его гастрономические вкусы, а Саркар не мог нарушить заповедей ислама, вот друзьям и приходилось идти на компромисс – большая часть кошерных блюд удовлетворяла их обоих. Они сидели в своей постоянной кабинке, в окружении посетителей, оживленно болтающих на идиш, иврите и русском.
Сделав заказ, Саркар спросил Питера, что у него новенького.
– Да так, ничего особенного, – сдержанно ответил тот. – А что у тебя?
Саркар начал обстоятельно рассказывать о заключенном его компанией контракте на разработку экспертных систем для Новой демократической партии провинции Онтарио.