Туман в ботинке - Прашкевич Геннадий Мартович


Прашкевич Геннадий

Геннадий ПРАШКЕВИЧ

Дом Сени Шустова стоял на краю крошечного среднеазиатского городка. Сразу за окнами начиналась пустыня. В тени сорок пять, серебристая джидда не дает тени, песок до горизонта, а по горизонту, как в кино, ходят два-три смерча, изгибаясь синхронно и медлительно. Сеня Шустов (двадцать семь лет, инженер-геофизик, не привлекался, не бывал, даже не слышал) длинноволосый, загорелый, живой только что закончил Письмо другу детства Римасу Страздису. Литовец Римас Страздис родился в Сибири, общее детство повязало его с Сеней на всю жизнь. Правда, после ТГУ и недолгой работы в Якутске, Сеня попал в Кызыл-Кумы, а вот Римас, наконец, вернулся на родину, в Вильнюс, откуда в сорок восьмом его отца, известного историка, выслали в Сибирь "за идеализацию средневековья времен великих князей Гедимина и Витовта, а также за глубокий консерватизм". Назад отец не вернулся, зато Римас теперь преподавал в Вильнюсском университете, в беседах сильно поминал Риббентропа и Молотова и не раз зазывал непрактичного увлекающегося Сеню в гости. Но Сене было не до гостей. Все последние годы он строил свою чертовски необходимую людям теорию.

В принципе, считал Сеня, на нашу планету Земля давно пора взглянуть как на существо в некотором смысле живое. Чем больше мы его травим, взрываем, перепахиваем, засоряем ядами и отходами, тем больше она нервничает - изрыгает волны цунами, плюется вулканическими бомбами, рушит города конвульсиями землетрясений, короче, ведет с человечеством самую настоящую геофизическую войну. Полистайте любую газету, обязательно что-то такое встретится. Цель жизни Сени Шустова в том и заключалась, чтобы найти управу на взбесившуюся планету. На людей, похоже, управу уже не найти.

На старом казенном "москвиче" Сеня в свободное от работы время уезжал прямо к песчаным смерчам, никогда, правда, до них не доезжая. Останавливался перед мертвыми Черными останцами. На свете, известно, много древних уголков. Скажем, Свазиленд с его миллиардновозрастными толщами или Месопотамия, в холмах которой захоронена не одна цивилизация. Черные останцы, этот развал голых камней, обожженных неистовым пустынным солнцем, тоже не выглядели новеньким местечком. Возможно, камни эти помнили еще пучеглазых и робких двоякодышащих рыб, никогда не предполагавших, что их вояжи на сушу приведут когда-нибудь к появлению Леонардо и Лоллобриджиды, Риббентропа и Молотова. Сени и Римаса, философов и ученых, как бы впоследствии они что-то там ни идеализировали.

Сеня как раз об этом писал Страздису.

Раскаленные потрескавшиеся скалы Черных останцев часто и привычно рушились. Сеня, экспериментируя, именно здесь пытался уловить одну важную закономерность, которая и могла в будущем помочь человечеству в его борьбе с землетрясениями.

"Я нашел!" - так написал Римасу Сеня. А заканчивая письмо, указал адрес маленького ведомственного пансионата, расположенного в старинном русском городе на реке Великой, куда его, Сеню, начальство срочно отправляло на отдых.

Отправляли Сеню на отдых действительно - якобы в связи с его переутомлением. Местные пастухи, прогоняя дромадеров и бактрианов мимо названных выше Черных останцев, не раз видели там Сеню, а главное слышали.

Черные камни, латунное небо, а на фоне неба Сеня, черный от загара. Внизу балдеют под камнями от жары черепахи. Упрется такая лбом в камень и перебирает конечностями, никак до нее не дойдет, что проще обойти камень. А Сеня, широко расставив ноги, сосредоточенный, широкоплечий, стоит на площадке под самым опасным, под самым иссеченным трещинами обрывов и, приняв решение, выпаливает из ракетницы прямо в обрыв.

Грохот.

Лавина черных перегретых солнцем камней грозно рушится вниз и вот тут-то своим мощным и низким голосом, данным ему от природы, Сеня останавливает катаклизм. Одной всего лишь фразой, состоящей из двух лишь слов. Правда, слова эти Сеня искал несколько лет, перепробовав бесчисленные варианты.

- Такой-то - жеребе-е-ец!

Резонируя с оползающей лавиной, голос Сени, точнее, высвобождаемая Сеней латентная, скрытая энергия организма творила чудеса - лавина останавливалась, редко какой камень докатывался до ног Сени.

Вот она управа на землетрясения!

Мысль Сени, в сущности, была проста, подсказывала ему и та же природа. Если помните, перед землетрясением собаки воют, коровы мычат, ослы заходятся в воплях. Казалось бы, чего выть, мычать, заходиться в воплях? Беспокойся себе молча. Но Сеня сумел дойти до глубинного смысла, он понял, что все это не случайно. Просто животные инстинктивно направляют скрытую энергию своих организмов на грозящую опасность и делают правильно, только при их небольших мозгах никак они не могут допереть до того, что мычать, выть, вопить надо всем сразу, всем вместе и нечто единое. И Сеня нашел эту волшебную фразу. Вывел ее эмпирическим путем и отработал в Черных останцах. Причем внешний ее смысл никакого значения для Сени не имел, просто так получилось, что в звуковую универсальную форму удачно легла фамилия именно такого-то. Сумей коровы, лошади, собаки, ослы промычать, проржать, пролаять, возопить найденное Сеней имя - любое бы землетрясение в корне угасло. Но их сумеречное сознание не освещалось и перед лицом смерти. Зато местные пастухи, случайно услышав в Черных останцах Сеню, не остались равнодушными к его судьбе. "Верблюды и те бледнеют, начальник..." - сказал один из них, добравшись до парторга Сениной экспедиции. Год шел восьмидесятый и фамилия _т_а_к_о_г_о_-_т_о звучала чрезвычайно сильно. Она еще и сейчас звучит сильно, так сильно, что я не желаю ее тут воспроизводить. Просто договоримся: т_а_к_о_й_-_т_о_, и все. А хочется поэкспериментировать, подставьте в формулу фамилию, кажущуюся вам подходящей, и бегите на ближайший обрыв.

"Верблюды бледнеют?" - переспросил парторг.

И посоветовал пастуху: "Помалкивай". И срочно вызвал к себе Сеню.

Разговор получился не длинным. Ты вот, Сеня, беспартийный, ты всех подводишь. Ты отрываешься от масс, любишь уединение, это нередко приводит к ошибкам. Работник, ничего не скажу, ты нужный, много дал экспедиции, а значит, стране, но ты явно переутомился, ты в отпуске не был давно. Вот горящая путевка в тихое место. Давай, давай, завтра же! "И пастухи отдохнут", - добавил парторг загадочно.

Сеня согласился.

Фразу, нужную по звучанию, он нашел. Теперь следовало оснастить ее математическим аппаратом, вывести изящную и простую формулу. Где, как не в пансионате?

Той же ночью Сеня улетел в старинный русский городок на реке Великой.

Пансионат Сене понравился. Большая комната, все удобства, покой. Зуб, правда, заболел, щеку разнесло, но Сене было не до зуба. Забывая пообедать, он сидел за столом, обдумывая результаты своих необычных экспериментов. Иногда он звонил в Вильнюс Римасу, советовался с ним по определенным деталям. Принимая теорию в общем виде, Римас не одобрил деталей звуковой формулы и советовал Сене не торопиться, работать в уединении, даже приглашал: приезжай лучше в Вильнюс, у нас катакомбы есть, поработаешь в катакомбах... Да ну тебя, сердился Сеня и бежал под мост еще и еще раз проверить свою формулу.

Мост через реку Великую грузен, огромен. Построили его еще при Николае II, но он и сейчас держал на крутой спине бесчисленное количество "КамАЗов", "БелАЗов", "Като" и "Уралов".