Машка совершила поступок действительно очень дурной. После дневного сна она не захотела одеваться, раскидала всю свою одежду, а когда бабушка попыталась взять ее на руки, толкнула бабушку и несколько раз ударила ее по лицу.
Бабушка плакала.
И тут раздались три звонка, означавшие, что пришла мама.
- Сейчас я расскажу мамочке, как ты себя вела, - сказала бабушка.
- Не надо, можешь не говорить, я сама расскажу.
Расчет бы простой. Уже не один раз Машка признавалась в своих грехах, и чаще всего ее не только прощали, но и хвалили за правдивость.
На этот раз не вышло.
Мама накричала на Машку и велела ей немедленно извиниться перед бабушкой.
- Ты сама знаешь, что нужно сделать, - сказала она.
- Не помню, - нахмурилась Машка.
Извиняться она ни за что не хотела. Это уже второй случай, когда она отказывается извиняться перед бабушкой.
Когда я узнал о случившемся, я настоял, чтобы этот случай не был оставлен без последствий. Одних извинений тут мало. Нужно, чтобы девчонка поняла, как плохо она поступила. А индульгенция, которая покупается за бездушное, холодное "прости", ничего не стоит.
От моего имени Маше было объявлено, что папа не хочет ее видеть.
Мама не разговаривала с ней.
И даже бабушке было рекомендовано, чтобы она не таяла от первого слова раскаяния, от первого поцелуя внучки.
Когда Машка наконец сказала:
- Прости, бабушка.
Та ответила:
- Я еще подумаю, стоит ли тебя прощать.
Все это было и для бабушки и для Машки потрясением. Между нами говоря, кто из них больше виноват - я судить не берусь. Знаю только, что если бы моя милая, добрая и мягкая тещенька так не распустила девчонку, нам не пришлось бы всем домом устраивать этот педагогический аврал.
Машку было жалко. Весь вечер она сидела в столовой на тахте и негромко подвывала:
- Ма-а-а-а-ма-а-а...
* * *
Была ли в этом случае перегнута палка? Думаю, что нет, не была.
Одними внушениями, проповедью, разговорами о том, что дурно бить по лицу любимого и любящего тебя человека, тут обойтись нельзя было. Нужна была строгость. И нужно было потрясение.
А сегодня - новая беда.
Нашла на полу или в корзине для бумаг ломаную немецкую "архитекторскую" кнопку - красивую, блестящую, золотую...
- Денежка, - сказал я.
Она засмеялась: дескать, шутишь!
Такая взрослая ирония меня обманула. Я позволил Машке взять эту понарошную денежку.
А через двадцать минут из комнаты Элико вопли и крики. Оказывается, Машка запихала "денежку" в ноздрю... И забыла об этом. Потом пришла к матери и говорит:
- У меня козявка в носу.
Мама, не посмотрев, стала запихивать в нос вату.
А дышать Машке еще труднее.
Тогда мама подвела ее к окну, к свету, заглянула в нос и увидела, что там что-то блестит...
Заставила Машку сморкаться, и, слава богу, кнопка была извлечена.
А бабушке опять было худо.
* * *
Вчерашняя история сказалась на Машкином поведении. Слушается всех, даже бабушку и тетю Минзамал. Сейчас (три часа дня) мама и бабушка отправились по делам. Машку готовит к дневному сну Минзамал. И Машка беспрекословно дает себя разоблачать.
* * *
После происшествия с архитекторской кнопкой извожу Машку насмешками. Думаю, что в данном случае этот способ верный.
Говорю ей:
- Я ничего тебе теперь не буду давать - ни карандаша, ни ложки...
Мрачно усмехнулась...
- Ложку можно. Ложку мне сюда не засунуть.
- Дырка мала?
- Да. Мала...
И пытается пальцем растянуть ноздрю.
* * *
Донял ее. Убирает посуду у меня "со стола", то есть с табуретки, которая заменяет мне во время болезни и письменный и обеденный стол.
Унесла тарелку с хлебом, кружку из-под киселя. Прибегает:
- А еще что?
- Вот тарелка и вилка. Только, смотри, в нос вилку не запихай.
Со вздохом:
- Халясо...
И совершенно серьезно, даже мрачно:
- Я не умею вилку в нос запихивать.
* * *
Полушутя
* * *
Полушутя я хотел шлепнуть Машку по попке. Она понимает, что делается это играючи, и, охотно подставив попку, сказала:
- Один маленький попопчик!
* * *
Вернулась с прогулки, очень просила почитать ей старую "Мурзилку" номер за 1948 год, - где напечатана "Повесть о Галиной маме" Георгиевской. Там на картинке девочка Галя получает за маму орден, потому что у мамы забинтованы руки. Эта картинка произвела на Машу большое впечатление. Говорит:
- Я даже ночью сегодня думала об этой тете без рук.
Чтение отложили до вечера. Постараюсь вообще отложить. Чтение не по возрасту.
10.12.59.
- Пустите, пустите...
- Ты куда?
- Тете Минзамал хочу спасибо сказать!
* * *
Не пересаливаем ли мы с этими "спасибо" и "пожалуйста"? Может быть, и пересаливаем. Но в этом случае лучше, пожалуй, немного пересолить, чем недосолить.
Говорят: "Не в этом счастье". Вообще-то верно - не в этом. Но отчасти и в этом. Смотря как понимать это счастье. Если грубость окружающих ранит тебя, обижает, мешает тебе жить, то любезность, отзывчивость, дружелюбие наоборот, жизнь украшают. Мудрость, казалось бы, не велика, а как мало считаются у нас с этим добрым законом, как не хватает нашей молодежи этих "внешних форм"!
Телефонный звонок. Снимаю трубку:
- Я вас слушаю.
Молодой повелительный голос:
- Галю!
Отвечаю как можно мягче и любезнее:
- Простите, вы не туда попали.
И чаще всего слышу в ответ:
- А, черт!..
И скрежет брошенной на рычаг трубки.
Через день, через два или в тот же день попозже - уже другой голос, но опять молодой и опять повелительный:
- Марину позовите!
- Такой у нас, простите, нет.
- Как нет? А, ч-черт!..
Зато как приятно бывает услышать в ответ:
- Ах, простите!..
Или:
- Извините, пожалуйста!..
Редко, но бывает.
Между прочим, заметил, что после этих любезных слов человек никогда не бросает трубки.
11.12.59.
Ездил вчера по делам в "город", на обратном пути зашел в Гостиный двор, купил много всяких игрушек Павлику и немного - Маше.
В числе прочего купил маску - собачью, бульдожью морду, очень похожую на морду Синдбада...
Когда я надел эту маску и заглянул через застекленную дверь в столовую, Машка дико заорала. Конечно, я не ожидал такого эффекта и маску тут же сорвал. Потом по очереди при ней надевали маску мама и бабушка - она и тут орала.
Когда же я предложил ей самой попробовать надеть маску, она сделала это не задумываясь и охотно. Долго с любопытством смотрела на себя в зеркало. Бегала на кухню, пугала тетю Минзамал. Позже пугала шварцевскую тетю Нюру.
* * *
Показала мне туфли, которые мама и бабушка купили вчера в подарок Павлику.
- Это моему братишке Павлику.
- Вот он какой большой, - я говорю.
- А когда он жил в Разливе - в прошлом году, - он был маленький. И я была маленькая. Мы вместе были маленькие.
* * *
Ведет себя довольно прилично. Правда, с бабушкой у нее казусы бывают.
Проветривается мамина комната. Чтобы дверь в столовую не открылась, к ней приставили стул.
Машка влезает на этот стул.
- Машенька, слезь, - говорит бабушка. - Из той комнаты дует.
Машка сидит.
- Слышишь?
Слышит, конечно, но продолжает восседать на стуле.
Если бы в эту минуту не появился я, Машка оказалась бы победительницей в этой борьбе характеров. Я сказал:
- В чем дело?
И Машка слезла со стула.
Увы, поражение и тут засчитывается бабушке...
* * *
Вечером, перед сном, Машка была у меня. Я лежал.
- Маша, - сказал я.
- Я не Маша.
- А кто ты?
- Я девочка Мотя.
- Где ты живешь?
- Я одна живу. У меня мамы нет, и папы нет, и тети Гетты, и Павлика нет.
- Кто же тебе готовит?
- Я сама готовлю. И сама в магазин хожу. И сама в школу хожу.
- Что же ты готовишь на обед?
- Щи, каклетки, потом - компот. И в булочную сама хожу.
- Никого у тебя нет?
- Нет.
- Значит, ты - сиротка?
- Нет, я Мотя.
Пришла мама.