После ужина успели еще заняться азбукой и сплести из белой и голубой бумаги очень нарядную салфетку.
Бабушка и мама, восторгаясь этим нашим рукоделием, спросили:
- Кто это сделал?!
Машка промолчала, а я, желая поощрить ее, сказал:
- Маша. Она плела и клеила.
Это и правда и неправда. Машка пробовала плести и - неудачно. А клеем мазала главным образом по моим пальцам. Я сделал ошибку. Надо было сказать:
- Я, а Маша мне помогала.
А тут и отец получился врунишка и дал нехороший урок дочери: как можно задешево купить славу.
* * *
Засыпает вечером хорошо. И не боится. Сама заметила это и похвалилась:
- Мамочка, я теперь не боюсь спать (одна).
Вообще, кажется, прошел, слава богу, этот период страхов, когда она на каждом шагу подвывала: "Бою-у-усь. Собаку боюсь! Машину боюсь! В коридоре боюсь. На кухне боюсь".
* * *
Сегодня утром за завтраком:
- Папа, что я пью? Это какао, что ли, называется?
Откуда это частое детское "что ли", подмеченное К.И.Чуковским в его "От двух до пяти"? Ведь во взрослой интеллигентской речи это "что ли" или не встречается или встречается крайне редко.
* * *
Сегодня кисленький, сухой, но вместе с тем как будто и туманный, какой-то сизый, дымчатый день. Унылый до такой степени, что даже неприятно делается: вспоминается детство, когда бежишь (заставляешь себя бежать) утром в училище, на улицах прохладно, тихо, пахнет дымом, по всему телу разлилась сонливость, - кажется, лег бы и заснул в первом подъезде на его каменных плитах...
За завтраком Машка ревела. Ей предложили, видите ли, к манной каше брусничного варенья, а она пожелала инжирного. Ничего, слопала (и тарелку облизала) с брусничным.
Собирается с бабушкой на прогулку.
* * *
Весьма кстати. Нашел сейчас заметку на отдельном листочке:
К вопросу об "Армии Спасения". (Это, к той странице, где речь идет о моих попытках повлиять на Машу с помощью отцовских воспоминаний детства.)
Можно создать искусственный климат, но невозможно, нелепо создавать искусственную нужду, недоедание, голод.
Впрочем, кое-что, по-видимому, можно все-таки сделать. Но для этого следует каждый день и каждую минуту быть начеку. Следить, чтобы ребенок не переедал, не объедался, не зажирался. Чтобы всегда был аппетит и чтобы он удовлетворялся умно - тем, что бог пошлет, а не чего моя душа пожелает.
Все это, разумеется, требует труда, усилий, а часто и той строгости, безжалостности, которая выше любви, которая и есть любовь.
13.10.60.
Вчера говорили с мамой о том, что вечерние занятия, перед сном, не очень-то полезны. Решил попробовать заниматься утром, урвав полчаса от рабочего времени.
Сегодня занимались от 11 до 11.40. Такая передвижка часов заметно сказалась на Машкиных успехах. Только к концу урока утомилась, стала отвлекаться, отвечать невпопад. На уроке присутствовала мама, радовалась нашим успехам.
Боюсь: не рано ли? То есть не рано ли стали учить ее! Сегодня я высчитал, что, когда я начал учиться грамоте, я был месяца на два, на три постарше. И у меня уже все созрело тогда. Я жадно хотел научиться читать. И научился в два-три дня...
14.10.60.
Вечером гуляла с папой.
Показывал ей домик Петра, Ши-Цзяо, невскую черную воду, к которой она боялась сначала спускаться, а потом просила:
- Постоим еще! Как красиво!..
* * *
Гуляя с бабушкой, пыталась читать вывески:
СТОЛОВАЯ
СБЕРЕГАТЕЛЬНАЯ КАССА
Помнит уже почти все буквы. И я уже не знаю, как застопорить, затормозить процесс ее "образования".
15.10.60.
Вчера вечером читал ей "Спящую красавицу". Дошли до того места, где злая фея готовится сделать что-то худое новорожденной.
- Почему? Зачем? - всполошилась Машка. - Ведь она же (показывает пальцем на спеленатого младенца) не виновата! Ведь это она - мама - обидела фею!..
Во всем, всегда, везде ищет справедливость.
16.10.60.
Добрые люди уверяют, что пороки по наследству не передаются. Еще как передаются!
В детстве я долго и упорно грыз ногти. С этим жестоко боролись. Отец достал где-то или сам изобрел рецепт "лекарства" от этой болезни: спиртовой настой из уксуса, перца, горчицы и других специй. Пальцы мои один за другим окунали в рюмку с этой гадостью. Не помогло. Очень скоро я догадался, что достаточно вымыть или хотя бы вытереть о штанину пальцы - и они снова "готовы к употреблению".
И вот - дочь моя тоже грызет ногти. Давно уже. Бьемся, отучаем ее - не помогает.
Когда она это проделывает - неизвестно. На глазах у нас не кусает. Но ногти у нее обгрызены по самые лунки.
На днях я ее сильно пробрал и говорю:
- Когда ты это делаешь? В кровати, что ли?
- Да, - говорит, - под одеялом.
Вчера утром, разглядывая свои ногти, она совершенно серьезно сказала матери:
- Хорошо, что я на ногах не грызу ногти. Хоть там у меня подарочки остались!..
* * *
Дала слово, что грызть ногти не будет, что будет следить за собой (то есть, не слово, конечно, а просто обещание). Я долго говорил ей, как это некрасиво, когда у девочки такие огрызки на пальцах. На следующий день осмотрел ее руки.
- Что такое?! Опять кусала?!!
- Нечаянно. Сама не заметила...
Вчера опять осмотрел пальцы. И она - уже с искренним отчаянием:
- Не растут почему-то! А я не грыжу.
17.10.60.
После обеда ходили втроем на прогулку. Пешком дошли до диетического магазина на Невском. Мама пошла в магазин, а мы ждали ее в сквере у Казанского собора.
Очень ей понравилась электрическая реклама - зажигающиеся на небе буквы. Сидели и читали: "Покупайте подарки в Ювелирторге", "Храните деньги в сберкассе", "Не давайте детям играть с огнем".
Разглядывала зеленого Кутузова и расспрашивала о нем:
- Он хороший?
- Да, он был хороший.
- Он детей любил?
- Да. У него была внучка Катенька, он ее очень любил.
- А других детей любил?
- И других - тоже.
- А меня он тоже любил бы?
- Думаю, что и тебя любил бы.
Потом встретили маму и пошли по каналу домой.
18.10.60.
Ездил вчера с Машуткой в "Советский писатель". На лестнице в Доме книги встретили дядю Леню Рахманова, он уговорил нас зайти к ним, согласившись подождать нас...
В издательстве Машку встретили не хуже, чем другие мои произведения, пожалуй, даже лучше.
Кто-то спросил, сколько ей лет. Меня рядом не было.
- Три, кажется, - ответила Машка.
Пришел веселый седеющий дядя, А.Н.Узилевский, заместитель директора издательства.
- А-а, девочка, здравствуй! Ты у нас работать хочешь?
- Хочу.
- Ну, будешь работать. Вот тебе стол, вот карандаш, вот бумага.
Пока я разговаривал с Кузьмичовым и другими, Машка успела нарисовать красным и синим карандашом девочку, у которой ноги растут прямо из головы, и еще кого-то.
Рахманов ждал нас на площадке второго этажа. Там - зеркало. И вдруг я вспомнил себя в этом зеркале - семнадцатилетнего, когда мы с Гришей Белых впервые появились в этом доме. Как смущались мы оба. Как я краснел, разговаривая с главным бухгалтером ГИЗа Лихницким. Он, помню, даже спросил: "У вас что, больное сердце"? - "Нет". - "А почему же вы так краснеете?"
Да, не в отца пошла наша Маша.
У Рахмановых сидели минут пятнадцать.
Дома были около четырех. На Марсовом поле успели набрать полные карманы снежной ягоды.
ТЕТРАДЬ ДЕВЯТАЯ
4 ГОДА 2 МЕСЯЦА
22.10.60.
Вчера вечером читал ей "Золушку". Слушает не очень внимательно: отвлекают картинки - нарядные, почти слащавые красавицы и красавцы.
Долго после этого не могла уснуть. Лежала, вертелась, ждала и звала мать. А когда Элико легла рядом, - тоже не сразу заснула...
Лежит, бормочет что-то. А на часах уже половина первого.
- Пажи...
- Спи, пожалуйста, Маша!
- Пажи...
- Что такое? Что ты там бормочешь?
- Есть такие мальчики. Их называют пажи.