— Ну, милицейские товарищи, — хитро прищурился хозяин, — какая во мне нужда?
— Ты, Кузьмич, — спросил Ефимов, — среди других свою корзинку узнать можешь?
— А то как же. Очень даже просто. Я в донышке, когда плету, обязательно крест выкладываю. А зачем тебе мои корзины-то?
— Нашли мы одну, вроде твоя.
— Это какая, эта, что ли?
— Она самая.
— И точно моя, я ее совсем недавно сделал.
— А кому, не помнишь?
— Ну как же, Виденеевым из Дарьина. Видишь, ручка проволокой обкручена, это их Витька сделал.
— Семья-то у них большая?
— У Виденеевых-то? Нет. Витька-пацан, невестка и сама старуха Мария Егоровна. А зачем они тебе?
— Дело, Кузьмич, у нас к ним срочное, безотлагательное дело…
У правления их ждал Полесов.
— Ну, что у тебя? — спросил он Муравьева.
— Вроде нашли. А у тебя?
— Глухо.
— Иди докладывай.
Они опять с трудом протиснулись в тамбур и попали в маленькую комнату правления. Степан подошел к телефону, висевшему на стене, закрутил ручку. В трубке что-то шумело, слышались отдаленные разряды. Наконец женский голос ответил: «Город». Степан назвал номер райотдела и попросил соединить его с Даниловым. Они с Игорем по очереди условными выражениями доложили о результатах.
— В Дарьино я поеду сам, буду там через час, — сказал Данилов.
Степан повесил трубку, посмотрел на Игоря:
— Далеко до Дарьина?
— Надо у Ефимова спросить.
Игорь высунулся в окно и подозвал участкового:
— Ефимов, до Дарьина далеко?
Участковый, подумав, ответил:
— Если лесом напрямки — минут двадцать, а по дороге, так час с гаком.
Они не успели еще дойти до околицы Глуховки, как их догнала полуторка, переделанная под автобус.
— Наша, — обрадовался Ефимов, — райотдельская.
Машина притормозила. Из кабины высунулся молодой светловолосый парень:
— Далече, Ефимов?
— В Дарьино. Ты бы нас подбросил, Копытин. Со мной товарищи из Москвы, а по такой жаре пехом взмокнешь.
— Садитесь.
Через несколько минут они были на месте. Дарьино, в отличие от Глуховки, совершенно не пострадало от оккупации. Дома стояли так, как им и было положено. Казалось, что война и не заходила в эти места.
— Н-да, — сказал Муравьев, — у меня создалось впечатление, что мы попали в рай.
— Вроде того, — отозвался Ефимов, — лучшая деревня на моем участке. Видите, вон там дом под шифером. Там Виденеевы живут. Вы идите туда, а я зайду к бойцам-ястребкам, их в деревне двое, что-нибудь насчет обеда соображу, а то от голода сил никаких нет.
— Вот это дело, — обрадовался Игорь, — а то вечер на носу, а мы еще ничего не ели.
Степан молчал. Он пообедал у председателя, и теперь ему как-то было неудобно говорить об этом.
— Пошли к Виденеевым, поговорим со старушкой.
Они разошлись по пыльной деревенской улице. Жара постепенно спала, пахло зеленью и рекой. У виденеевского дома Степан остановился, прислушался. Вроде собак не было. Они открыли калитку.
— Пошли.
На крыльце сидел белобрысый паренек и немецким штыком-ножом строгал палку. Он только поднял глаза на пришедших, продолжая так же яростно кромсать здоровую орешину.
— Ты Витька? — спросил Игорь.
— Витька, — ответил мальчик.
— Ну, тогда здравствуй.
— Здравствуйте, дяденьки. Вы из милиции?
— Точно.
— А зачем к нам?
— Да вот корзинку вашу в лесу нашли, — Игорь протянул лукошко, — занести решили.
— Ой, и впрямь наша. Ее бабушка потеряла.
— А где она?
— До соседа подалась, скоро будет. Вы подождите. Это у вас парабеллум? Да? У меня два таких было, да дяденька Ефимов отобрал.
— Где же ты их взял?
— А их по весне много на полях находили. И наганы, и автоматы. Немцы покидали. — Витька встал, начал собирать стружку. — Я за молоком пойду, а вы подождите бабуню, она скоро.
В углу двора за кустами малины лежали бревна с истлевшей корой.
— Пошли покурим, посидим, — сказал Степан, — а то день уж больно колготной, ноги гудят прямо.
Они присели, не спеша закурили.
— Понимаешь, Игорь, — Степан глубоко затянулся, папироса затрещала, — странная история получается. Выходит так, что о поездке Ерохина в райцентр никто и не знал.
— Так уж и никто?
— Знала только Игнатова, заместитель Ерохина.
— В такой ситуации никому верить нельзя.
— Фома неверующий, — Степан удивленно посмотрел на Муравьева. — Наоборот, надо верить, только, конечно, проверять все необходимо…
Где-то вдали на деревенской улице раздался треск мотоцикла.
— Вон, — усмехнулся Игорь, — бабка Виденеева едет.
Звук мотора все приближался и наконец оборвался, заглох у самого дома.
— Смотри-ка, — засмеялся Степан, выглядывая из-за кустов, — и точно бабка приехала.
У ворот стоял армейский мотоцикл. За рулем, положив автомат на колени, сидел боец без пилотки, из коляски, расстегивая кобуру, вылезал командир, петлиц его Степан не разглядел. Но в позе бойца, который глядел на дом, и в движениях командира Полесов вдруг почувствовал еще не осознанную опасность.
А командир уже приближался к воротам.
— Игорь, — шепотом скомандовал Полесов и выдернул пистолет.
Муравьев все сразу понял. Он быстро переместился ближе к дому, так что солнце оказалось за его спиной.
Военный подошел к крыльцу и уже занес ногу на первую ступеньку.
— Руки, — тихо, но необычайно твердо сказал Муравьев, — руки вверх!
Командир дернулся и чуть обернулся, неохотно отнимая руку от кобуры.
— В чем дело?
— Кто вы такой? — Игорь внимательно следил за неизвестным.
— Я помощник коменданта, нам сообщили, что в этом доме скрывается дезертир. — Командир повернулся лицом к Муравьеву: — Кто вам позволил…
— Об этом после. Документы.
— Пожалуйста, — лениво произнес старший лейтенант и сунул руку в карман галифе.
Игорь мгновенно почувствовал опасность: там второй пистолет! И в тот момент, когда неизвестный выдергивал руку из кармана, Муравьев, падая, нажал на спусковой крючок. Два выстрела слились в один. Им ответила длинная автоматная очередь, взревел мотор мотоцикла.
Старший лейтенант лежал, отброшенный к стене тяжелой пулей парабеллума, глядя перед собой остановившимися глазами, из угла рта на гимнастерку сбегала тоненькая струйка крови. Игорь только на секунду задержал на нем взгляд и бросился к воротам.
Степан, положив ствол нагана на изгиб локтя, целился в мчавшегося по улице мотоциклиста. Муравьев тоже вскинул пистолет, пытаясь поймать на мушку широкую, согнувшуюся спину.
Наперерез машине выскочили Ефимов и два бойца с винтовками. Мотоциклист рванул машину к обочине, стараясь выскочить на поле. Глухо ударил винтовочный выстрел. Над мотоциклом взметнулся клуб голубоватого света. Водитель, выброшенный взрывом из седла, объятый пламенем, пролетел несколько метров и упал в траву.
Когда Муравьев и Полесов подбежали к месту взрыва, Ефимов уже сбил огонь с одежды мотоциклиста. Игорь увидел сгоревшие волосы, черное, обуглившееся лицо и отвернулся.
— Живой, — Ефимов поднял голову водителя, — дышит. Боец наш по шине стрелял, да попал в бак с бензином.
У околицы в клубах пыли появилась «эмка». Это приехал Данилов.
Данилов
— Так, — сказал Иван Александрович, оглядевшись, — атака слонов под Фермопилами. Живой? — он кивнул на мотоциклиста.
— Пока.
— Срочно в машину. Полесов с ним. В город, в больницу. Потом обратно. Срочно. Виденеева жива?
— Все в порядке, — ответил Игорь, — там, во дворе, еще один лежит.
— Научились стрелять…— Данилов выругался. — Мне не трупы нужны, а свидетели.
— Так ситуация…
— Догадываюсь. Машинку новую не терпелось опробовать…
— Иван Александрович…
— Я сорок два года Иван Александрович. Давай веди.
Они подошли к виденеевскому дому.