— Год рождения?
— Мне двадцать восемь лет.
— Место работы?
— Механик первого автохозяйства.
— Почему же в вашем заявлении написано, что вы шофер?
— Это временно. Почти все водители на фронте, я из-за близорукости от службы в армии освобожден, поэтому с сентября прошлого года работаю водителем.
— С таким зрением?
— Что поделаешь, товарищ следователь, война.
Данилов встал из-за стола, прошелся по комнате. Червяков сидел спокойно, слегка прищуренные глаза за стеклами очков смотрели куда-то мимо Данилова, хотя лицо было обращено к нему..
— Номер вашей машины МО26—06?
— Да, а что, она найдена?
— Пока спрашиваю я.
— Извините.
Голос ровный. Очень спокойный голос. Данилов достал папиросу и начал разминать табак. Делал он это медленно, намеренно затягивая паузу. Червяков 22 продолжал молчать, все так же бесстрастно глядя мимо Данилова.
— Вы знакомы с Ивановским? — внезапно резко спросил Данилов.
— Да.
— В каких вы отношениях?
— Я не понимаю вопроса.
— Как часто вы с ним виделись и в какой обстановке?
— Виделся с ним в конце сорок первого…
— Точнее.
— В ноябре. В конце ноября. Мы ящик с ценностями возили, а у меня машина сломалась. Ну вот и пришлось…
— Что пришлось?
— Ящик к Дмитрию Максимовичу тащить.
— А вы знали, что было в нем?
— Конечно. Ценности. Большие ценности. Мы их должны были отвезти на семидесятый километр Горьковского шоссе. Там было какое-то учреждение, которое их принимало и отправляло в глубокий тыл.
— А откуда вы узнали о ценностях?
— Интересно, — Червяков поправил очки, — очень интересно. Вы, видимо, считаете меня человеком, которому ничего нельзя доверять? Так я должен понимать ваш вопрос?
— Гражданин Червяков, здесь спрашиваю я.
— Это почему же? Я, к примеру, даже не знаю, кто вы. Меня сюда пригласили, а мое право отвечать вам или нет.
— Логично, но неразумно. Я начальник отделения Московского уголовного розыска. Фамилия моя Данилов. Зовут Иван Александрович. Вам этого достаточно?
— Вполне, только прошу документы показать.
Данилов усмехнулся, вынул удостоверение. Он смотрел, как Червяков читает его, близко поднеся к глазам, и еще раз удивился, как такому человеку доверили машину.
— Все в порядке, — Червяков протянул обратно удостоверение. — Теперь спрашивайте.
— Мы остановились на том, что вам поручили помочь Ивановскому вывезти ценный груз.
— Да. Меня вызвали в нашу спецчасть, объяснили всю важность задания и даже выдали наган. Правда, машину мне дали старую, я сразу же написал об этом докладную записку.
— Почему же вам дали плохую машину?
— Теперь уже сказать трудно. Машина сломалась у Колхозной площади. Мы ее бросили и отнесли ящик в дом к Ивановскому.
— Вы помните этот ящик?
— Очень хорошо. Он большой, деревянный, сверху обитый тонким железом, по бокам две ручки.
— Больше вы не были у Ивановского?
— Был. В декабре.
— Зачем?
— В машине Дмитрий Максимович оставил чемоданчик с бельем. Я его обнаружил в гараже, на следующий день. Но отнести не мог. Меня срочно направили в Балашиху в ремонтные мастерские чинить разбитые на фронте машины. В декабре я вернулся и пошел к Ивановскому. Я очень удивился, застав его дома. А еще больше удивился, когда увидел в прихожей тот самый ящик. Тогда я понял, что Ивановский просто жулик. Я долго не решался сообщить о нем. Потом опять уехал в Балашиху. Приехал в апреле и решил пойти в Ювелирторг, в их промкомбинат, и сообщить.
Червяков снял очки, помолчал.
— В промкомбинате я передал заявление заместителю начальника охраны, фамилия у него странная, подождите, — Червяков достал пухлую записную книжку, близоруко поднес ее к глазам. — Ага, вот… Шантрель.
— А почему же вы к нам не пришли?
Червяков опять надел очки и посмотрел на Данилова. За выпуклыми стеклами глаза казались огромными, особенно зрачки.
— К вам я боялся.
— Ага. Так что произошло с вашей машиной?
— Ночью вчера ко мне четверо военных пришли. Да, кстати, тот самый Шантрель запретил мне говорить об этом. Ну, пришли военные…
— Какие?
— Обыкновенные, в гимнастерках, сапогах, с наганами. Допросили меня. Документ показали, что они из охраны промкомбината. Потом сказали, что воспользуются моей машиной, их якобы сломалась. А моя во дворе стояла. Вот и все. Утром машины нет, я и заявил.
— Побудьте здесь.
Данилов вышел в соседнюю комнату. Полесов сидел у самой двери.
— Слышал?
— Слышал.
— Поезжай в промкомбинат.
Полесов
В кабинете директора промкомбината сидели двое: пожилой человек в гимнастерке военизированной охраны и девушка в милицейской форме. Директор повертел в руках удостоверение Степана и, возвращая, спросил:
— Вы к нам по поводу Ивановского или из-за этой кражи?
— Какой кражи?
— Да…
— А вы из МУРа? — взволнованно спросила девушка. — Вы что же, нам не доверяете?
— Кому это вам? — Степан присел на стул.
— Нашему отделению. Я следователь Анохина. Я думаю, что эту кражу мы сами размотаем.
Степан невольно улыбнулся. Это «размотаем» так не вязалось с ее аккуратной гимнастеркой, пушком на щеках и маленькими карими глазами.
— Вы уж объясните мне все по порядку, ладно?
— Дело простое. Очень простое, — горячо заговорила Анохина. — Вчера вечером пропало со склада четыре комплекта обмундирования. У нас есть предположение, что они похищены для продажи.
— Вы, наверное, подозреваете кого-нибудь? — Степан опять усмехнулся.
— Конечно, и усмешки ваши неуместны, товарищ…
— Полесов.
— Товарищ Полесов, — закончила Анохина.
— Вы не обижайтесь только, договорились? — примирительно сказал Степан. — Здесь все немножко сложнее. У нас есть мнение, что эти два дела тесно между собой связаны. Правда, пока это предположение. Вы расскажите, что случилось.
— Такое, значит, дело, товарищ уполномоченный, — откашлявшись, начал рассказ пожилой человек в вохровской форме. — Я начальник военизированной охраны промкомбината. Вчера кто-то взломал окно каптерки и похитил четыре комплекта обмундирования. Гимнастерки и шаровары. Между прочим, диагоналевые. Шерстяные, значит. Мы их перед самой войной получали. Так они без дела лежали до срока.
— А почему без дела? — поинтересовался Полесов.
— Так мужчин всех забрали на фронт. Женщины у нас теперь в охране, а им галифе без надобности. Думаем, что кто-то свой расстарался. На продажу или, вернее, на Тишинку, на харчи менять.
— Вы мне покажите склад.
— Пошли.
Промкомбинат был небольшой. Всего несколько аккуратных двухэтажных домиков с огромными окнами. Каменный забор, с вышками по углам и проволокой по гребню, отделял его от тихой Шаболовки. Степан уже знал, что на вышках постоянно дежурят бойцы охраны, по проволоке пущен ток, у ворот караульное помещение. Люди же несли службу отлично. Да и в самом комбинате ювелирные изделия занимали сейчас только треть производства. Рабочие, опытные мастера-ювелиры, привыкшие к необычайной точности, выполняли особо секретные задания фронта, такие, что знать об этом даже ему, Полесову — чекисту и большевику, не полагалось.
Нет, с улицы сюда не проникнешь. Да и какой вор полезет на охраняемый объект ради четырех комплектов обмундирования, за которые на Тишинке можно получить только водку с закуской. Нет, здесь что-то другое.
Каптерка была небольшой. Обыкновенная каптерка, как на заставе у него, когда Степан служил старшиной на границе. Те же стеллажи по стенам, тот же запах кожи и ружейного масла.
Сейчас тюки с гимнастерками валялись на полу.