Как поступить с этой, весьма обширной и достоверной группой данных? Хотя относящихся сюда документов, оставленных самим поэтом, в сущности, очень немного. Письмо к Геккерну - вот, пожалуй, и все. Но что на самом деле чувствовал, что переживал Пушкин в эти последние дни? Записки и воспоминания друзей? Но разве они до конца понимали поэта? Даже Вяземский и Карамзины - близкие друзья - и те, кажется, не чувствовали всей глубины разыгравшейся трагедии. И потом, какое отношение имеют эти события к творческому дару поэта, к характеру его исключительной личности? Останься он в живых - случившееся, несомненно, так или иначе отразилось бы на нем, на его стихах, но смерть оборвала все. Так, может быть, и не следует рассказывать ему до конца то, что случилось с ним? Будучи прочно зафиксированными в сознании, такие сведения могут вызвать глубокую психическую травму, не прибавив, по существу, ничего к облику поэта. И, наконец, вправе ли он, ученый, взявший на себя великую ответственность, вернуть человеку жизнь, сразу же отравив ее памятью о случившейся трагедии?.. Пусть лучше, освоившись в этом мире, поэт сам постепенно узнает, что произошло с ним тогда - давно, невероятно давно... Пусть вернется сюда таким, каким был в лучшие свои годы.
Письмо к Геккерну... Нужно взять из него только эмоции, только логические построения, свойственные Пушкину, а самое содержание письма утаить.
"Памятник" написан 26 августа 1836 года... Этим временем, пожалуй, и следует ограничить конкретные сведения, которые будут продиктованы мозгу и запомнены им.
Он снова думал о них - об ушедших. Ученые, писатели, музыканты, художники. Мудрецы и поэты, творцы жизни, верные хранители культуры, всего, что за долгие столетия создали люди.
Что, если удастся его замысел? А он должен удасться - чутьем искушенного ученого Вадим угадывал успех своего эксперимента. Тогда из прошлого, из мира, казалось бы, утерянного навеки, придут они - не бестелесные тени, но живые люди из плоти и крови. Элизиум... Что ж, он создаст Элизиум, но не тени будут населять его. Поля Элизиума... Пусть станут ими здешние горы, покрытые лугами и рощами. Он спросит Глюка, какими он представлял их себе, эти поля... Как встретятся они? О чем будут говорить друг с другом кавалер Глюк и Эйнштейн?..
Как отнесутся к своей посмертной славе люди, с которыми несправедливо обошлась судьба? Суд потомков... Пусть он произойдет теперь: сюда вернутся лишь те, кто оставил добрый след на земле, - труженики и созидатели, чьи души в прекрасных зданиях и умных машинах, в музыке, в слове, в строгих законах науки. Они придут и вспомнят своих близких, чьи образы живут в их сознании, и - кто знает? - может быть, тоже сумеют вернуть их сюда. Данте снова приведет в этот мир Беатриче.
Сидя за анализатором, Вадим просматривал совокупность сведений о Пушкине, полученных машиной и надежно закрепленных в ее памяти. Собственно, это была уже обычная, рутинная процедура: во многих случаях таким же образом записывались и анализировались данные, полученные при изучении мозга живого человека.
Он начал с групп нервных импульсов, управляющих работой внутренних органов. Да, все эти комплексы налицо. Пожалуй, именно их присутствие в системе полученных данных было наиболее замечательным, если учесть, что все они найдены на основе анализа литературных произведений. Значит, они все до единого были там, отразились в сложных связях между исходными данными, были уловлены машиной в тончайших проявлениях характера поэта... Эти данные нужно немедленно перенести в искусственный мозг. И если его контрольные реакции окажутся правильными, то можно сразу же начать расшифровку наследственного кода.
Дальше - бесчисленное количество групп, относящихся уже к сознательной деятельности мозга. И бесчисленное количество контрольных тестов. Но это быстро.
Это машина уже знает, такие вещи они делали много раз.
Вадим нетерпеливо ходил по лаборатории, поглядывая на табло, похожее на увеличенные пчелиные соты, ячейки которого постепенно заполнялись светящимися пятнами, означавшими, что определенный тест дал удовлетворительные результаты. Если бы все ячейки заполнились светом! Если бы не осталось черных точек - провалов в памяти, неверных психологических реакций, указывающих на расстройство в сложной системе мозга! В данном случае темные ячейки - крайне неприятная вещь, это означало бы, что какой-то комплекс, какая-то черта интеллекта не смогла быть точно воссозданной на основании имевшейся первичной информации. При анализе живого мозга такие случаи почти исключены - они происходят только вследствие каких-нибудь неполадок в системе связи. И для их устранения требуется лишь короткое повторное исследование. А здесь придется замещать "белые", вернее, "черные", пятна не точным, но каким-нибудь наиболее вероятным параметром, полученным на основе добавочных данных. Вот тут-то и пригодятся все второстепенные материалы.
Самым ценным источником информации о Пушкине оказались его черновики, в которых был непосредственно отражен процесс творчества - долгие поиски слов, ритмов, формы, постепенное рождение образов... Какой огромный труд, титаническая работа Скрывались за легкими, предельно совершенными строчками стихов! Вадим вспомнил недавно прочитанные им слова Проспера Мериме: "Пушкин напоминает мне гомеровского лучника Пандора, который долго и терпеливо отыскивает в своем колчане именно ту прямую и острую стрелу, которая неминуемо попадает в цель".
Как долго это тянется! И все же хорошо, что он поручил этот самый ответственный этап старой машине, которую они без конца переделывали и усовершенствовали, нередко руководствуясь ее же собственными советами и указаниями. Во время работы она не отвечала ни на какие вопросы и, как говорится, "уходила в себя". Зато делала все хотя и медленно, но надежно и добросовестно, без конца перепроверяя полученные результаты.
Вадим просмотрел кусок контрольной ленты. Здесь была отражена работа по анализу двух коротких стихотворений, написанных в связи с переводом "Илиады", сделанным Гнедичем. В альманахе "Альциона", то есть публично, Пушкин откликнулся на это событие такими стихами:
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущенной душой.
А для себя записал:
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод.
Потом он тщательно зачеркнул в рукописи эти строчки.
Оказалось, что эти короткие, противоречащие одно другому двустишия содержали огромный объем информации. Машина сделала по этому поводу более двух миллионов анализов. Более двух миллионов причинных связей соединяли эти стихи с различными особенностями натуры поэта!
Кажется, и сейчас уже видно, что опыт не принесет неудачу. В наследии Пушкина - он это чувствовал все время - заключена обширная информация, достаточная для воссоздания его облика. Эта информация, по-видимому, даже больше той, которую можно получить, исследуя мозг пожилого человека, где многое стерлось, померкло и исчезло в течение долгих лет. А стихи - вечно живые стихи - хранят все богатство души молодого Пушкина, нерастраченной, не измененной невзгодами и временем!
Вадим вышел на веранду. Вот и ему пало на долю сделать большое открытие. Это его день, день из дней, которого он ждал неимоверно долго, ждал всю жизнь и верил в его приход...
Он не будет мешать машине. Он придет сюда потом, когда она сама позовет его.
Тишина. Абсолютная тишина.