Он вздохнул на сей раз молча.
Дорога идеально прямой лентой разворачивалась впереди.
На полпути к Галлапу старикан проснулся. Он закашлялся, а потом невнятно произнес хриплым голосом:
– Мы находимся здесь? Мы находимся хоть где‑нибудь?
– Как вы себя чувствуете? – спросила Лиз.
– Чувствую? Я закручиваюсь. Прекрасно. Просто прекрасно.
– Как вас зовут? – продолжила Лиз.
Человек недоуменно заморгал, глядя на нее.
– Квазителефон выгнал меня вон.
– Но как вас зовут?
– Прежнее имя, в грешных играх с ними, – ответил человек.
– Он все рифмует, – заметил Бэйкер.
– Я обратила на это внимание, Дэн.
– Я видел телепередачу об этом, – сказал Бэйкер. – Стремление рифмовать означает, что он шизофреник.
– Рифмоплет ведет расчет, – заявил старик.
А потом он вдруг запел, громко, почти крича на мотив старой песни Джона Денвера:
Квазителефон выгнал меня вон, в места, где я был рожден, в старый Блэк‑Роки‑каньон, на тихих задворках страны, где были мы все рождены, квазителефон просто вышел вон!
– Вот это да! – восхитился Бэйкер.
– Сэр, – снова обратилась к пассажиру Лиз, – вы можете назвать мне ваше имя?
– Ниобий для худших условий. Волосатые сингулярности препятствуют паритетности.
– Дорогая, у этого парня неладно с мозгами, – вздохнул Бэйкер.
– Если неладно с мозгами, то воняет, как будто ногами, – подхватил старик.
Но Лиз отказывалась сдаться.
– Сэр, вы знаете свое имя?
– Позвоните Гордону! – ответил человек; теперь он уже кричал. – Позвоните Гордону Стэнли, позвоните! Семейство в целости держите!
– Но, сэр…
– Лиз, – вмешался Бэйкер, – оставь его. Пусть он успокоится, ладно? Нам еще далеко ехать.
Старик вдруг взревел:
В места, где я был рожден, черное колдовство, трагичное существо, пеной весь мир покрыт, от этого стон стоит!
И немедленно начал сначала.
– И что дальше? – спросила Лиз.
– Не спрашивай.
Все находившиеся в приемном покое уставились на него. Бэйкер увидел мальчика лет десяти или одиннадцати с рукой на перевязи; он сидел на стуле рядом с матерью и с любопытством наблюдал за стариком, шепча что‑то на ухо матери.
Старикан пел:
– В меееестаааа, где я быыыыл роооождеооон…
– И как долго он находится в таком состоянии? – спросила доктор Цоси.
– С самого начала. С тех самых пор, как мы его подобрали.
– Не считая времени, пока он спал, – уточнила Лиз.
– Он терял сознание?
– Нет.
– Была тошнота, рвота?
– Нет.
– И где же вы нашли его? В районе Корасон‑каньона?
– Приблизительно в пяти‑десяти милях дальше.
– Там, пожалуй, ничего нет, – сказала врач.
– Вы знаете эти места? – удивился Бэйкер.
– Я там выросла. – Она чуть заметно улыбнулась.
Старика ввезли через распахивающиеся на обе стороны двери; он все так же продолжал выкрикивать рифмованную бессмыслицу.
– Если вы подождете здесь, то я вернусь к вам, как только что‑то узнаю. Это, вероятно, потребует времени. Вы могли бы тем временем поесть.
– Так или иначе, но он этого не заметит, – констатировала Нэнси Худ, бросив погубленную рубашку на пол. – Вы хотите попытаться обследовать его? – обратилась она к Цоси.
Больной продолжал реагировать довольно буйно.
– Пока нет. Давайте поставим ему капельницы в обе руки. И осмотрите его карманы. Проверьте, нет ли у него хоть каких‑нибудь документов. Если ничего не окажется, снимите у него отпечатки пальцев и отправьте факсом в Вашингтон – вдруг там его смогут идентифицировать по базе данных.
* * *
Спустя двадцать минут Беверли Цоси уже занималась с мальчиком, сломавшим руку, поскользнувшись во время перебежки на третью базу при игре в бейсбол. Этот ребенок в очках казался несколько туповатым, но явно гордился своей спортивной травмой.
– Мы обыскали вещи этого Джона Доу [10], – сообщила, открыв дверь, Нэнси Худ.
– И что же?
– Ничего полезного. Ни бумажника, ни кредитных карточек, ни ключей. Вот единственная вещь, которая у него оказалась. – Она протянула Беверли свернутый клочок бумаги. Он напоминал обрывок компьютерной распечатки, где было изображено множество непонятным образом расположенных точек на координатной сетке. Внизу было написано «мон… Ste… mere».