Солидный мужчина с густыми бакенбардами наотрез отказался от родства с неким пожилым джентльменом. Медиум с удивительным терпением сообщала все новые дополнительные сведения, но так ничего и не добилась.
— Вы спиритуалист?
— Да, уже десять лет.
— Значит, вы знаете, что иногда возникают трудности. — Знаю.
— Напрягитесь. Может, вспомните. А пока оставим все как есть. Мне жаль вашего друга.
Наступила пауза, во время которой Энид и Мелоун успели обменяться впечатлениями.
— Что ты об этом думаешь, Энид?
— Даже не знаю. Совершенно растерялась.
— Думаю, здесь присутствует элемент интуиции в сочетании с полученной на стороне информацией. Не забывай, все эти люди ходят в одну церковь и многое знают друг о друге. А чего не знают, то с легкостью разведают. — Но, по их словам, миссис Деббс здесь впервые.
— Ее могли проинструктировать. Отлично инсценированный спектакль. А что еще? Только подумай!
— Может, телепатия?
— Частично, может, и так. Послушай! Она опять заговорила. Новая попытка оказалась более успешной. Сидящий в глубине зала мужчина в трауре моментально узнал по описанию и манере выражаться свою жену.
— Она зовет какого-то Уолтера.
— Это я.
— Она называла вас Уот?
— Никогда.
— Теперь называет. Шлю свою любовь Уоту и детям. Я слышу именно эти слова. Она очень беспокоится о детях.
— Она всегда была такой.
— Они там не меняются. Говорит что-то о мебели. Вы ее продали. Это правда?
— Пришлось.
В зале захихикали. Всегда и везде комическое соседствует с трагическим. Как это странно и вместе с тем естественно и трогательно! — Она передает вам следующее: Тот человек расплатится с тобой, и все будет хорошо. Оставайся таким же добрым, Уот, и мы будем здесь еще счастливее, чем на земле.
Мужчина закрыл лицо руками. Видя, что медиум замерла в нерешительности, не зная, кем теперь заняться, рослый молодой секретарь, слегка приподнявшись со своего места, прошептал ей несколько слов. Она искоса, через левое плечо, посмотрела на журналистов и ответила: — Подумаю.
Она несколько туманно описала облик еще двух посланцев иного мира, узнанных родственниками с некоторым сомнением. Странно, что медиум упоминала такие приметы их внешности, которые явно нельзя было разглядеть на столь большом расстоянии. Так, говоря о существе, возникшем в дальнем углу зала, она могла назвать цвет глаз или незначительные особенности наружности. Посчитав это самым уязвимым местом сеанса, Мелоун решил использовать досадный недочет в своих целях. Журналист как раз набрасывал в блокноте свои впечатления, когда голос женщины зазвучал громче, и он, подняв голову, увидел, что сверкавшие из-под очков глаза обратились в его сторону.
— Я обычно работаю только с залом и редко заглядываю на помост, — сказала миссис Деббс, и голос ее гулко отозвался в помещении, — но сегодня к нам пришли новые люди, которым наверняка будет интересно вступить в контакт с духами. Я вижу одного из них за креслом усатого джентльмена, того, что сидит рядом с молодой леди. Да, сэр, именно за вами. Это мужчина, ниже среднего роста, довольно пожилой, думаю, за шестьдесят. Седая шевелюра, нос горбинкой, небольшая козлиная бородка. Как я догадываюсь, он вам не родственник, а скорее друг. Это вам что-нибудь говорит?
Мелоун презрительно покачал головой.
— Чушь! Полная чушь! — пробормотал он.
— Он очень взволнован, ему нужно помочь. Держит в руках книгу, это научная книга. Раскрывает ее, там какие-то чертежи. Возможно, он сам написал ее или учил по ней. Кивает. Значит, учил. Он был преподавателем. Мелоун сидел невозмутимо, всем своим видом показывая, что этот человек ему неизвестен.
Мелоун сидел невозмутимо, всем своим видом показывая, что этот человек ему неизвестен.
— Не знаю, чем могу еще помочь? Может, вот это? У него родинка над правой бровью.
Мелоун вздрогнул как ужаленный.
— Одна родинка? — воскликнул он.
Очки вновь сверкнули.
— Две. Одна большая, другая поменьше.
— Боже! — проговорил, задыхаясь, Мелоун. — Это профессор Саммерли. — Правильно. Он просит передать привет старому… Длинное имя, начинается с буквы Ч.. Трудно разобрать. Вам что-нибудь ясно? — Да.
Через минуту миссис Деббс, повернувшись в другую сторону, уже описывала нового пришельца. Но на помосте позади себя она оставила потрясенного услышанным человека.
В это время сеанс неожиданно для всех, в том числе и для обоих гостей, был прерван. На помост поднялся и встал рядом с председателем высокий бледный бородач, одетый как преуспевающий ремесленник. Призывая к тишине, он уверенно поднял руку жестом человека, привыкшего владеть вниманием аудитории. Обернувшись, он что-то тихо сказал Болсоуверу. — Перед вами мистер Миромар из Дэлстона, — объявил председатель. — У него для вас сообщение. Мы всегда рады мистеру Миромару. Журналисты могли видеть оратора только в профиль, и все же обоих поразило достоинство, с которым он держался, они залюбовались крупной, благородной формы головой, говорившей о необычайно развитом интеллекте. Когда мужчина заговорил, его голос приятно зазвучал под сводами зала. — Я должен передать вам послание из другого мира. Мне поручено произносить его всюду, где найдутся уши, которые слышат. Сюда я пришел, зная, что встречу здесь понимающих людей. Пославшие меня хотят, чтобы человечество осознало свое истинное положение: тогда его не ждут шок и паника. Я один из тех, кто должен донести это послание до людей. — Боюсь, он псих, — прошептал Мелоун, быстро строча в лежащем на коленях блокноте. Публика в зале, похоже, тоже отнеслась к словам нового оратора несерьезно, некоторые улыбались.
И все же в голосе и манерах мужчины было нечто такое, что заставляло к нему прислушиваться.
— Мы приближаемся к драматической развязке. Идея прогресса была с самого начала материалистической. Все сводилось к тому, чтобы быстрее ездить, быстрее связываться друг с другом, создавать все новые машины. Истинная цель отошла в тень. Однако существует только один подлинный прогресс — духовный. Человечество на словах — за него, а на деле идет совсем другой, ложной дорогой материального успеха.
Верховный Разум осознал, что наряду с повальным равнодушием есть некоторые, кто искренне заблуждаются; веру таких людей следовало оживить, подкрепив новыми свидетельствами. Эти свидетельства не замедлили последовать, и тогда стало очевидно, что жизнь после смерти столь же непреложна, как движение солнца по небу. Однако эти доказательства Божьего промысла были высмеяны учеными, осуждены церковниками, оклеветаны газетчиками и благополучно забыты. Это стало последней и величайшей ошибкой человечества.
Зал заинтересованно слушал. Глубокомысленные измышления утомили бы людей, но здесь все было на редкость доходчиво. По залу прокатился одобрительный гул, послышались аплодисменты.
— Положение казалось безнадежным. Ситуация полностью вышла из-под контроля. Человечество с презрением отбросило помощь небес, и теперь нельзя было избежать страшного урока. И беда разразилась. Десять миллионов молодых людей полегли на поле брани. Вдвое больше остались изувеченными. Таково было первое Божье предупреждение заблудшим людям. Но и его не услышали. В обществе по-прежнему царил жалкий материализм. Теперь отсрочка, данная человечеству, близится к концу, а перемен нигде не видно, за исключением таких мест, как эта церковь. Народы погрязли в грехе, а грех всегда приходится рано или поздно искупать.