Шувалов помолчал, прошелся из угла в угол; толстый ковер скрадывал шаги.
- Тем сложнее вопрос: что делать, - сказал он наконец.
Аверов поднял брови: - Но мы же решили...
Шувалов досадливо потряс головой, и Аверов умолк, не договорив.
- Да, друг мой, да... Мы решили. Вот именно - мы... Но я тут пытался представить - математически, разумеется, - каким будет ход нашего воздействия на светило. И нашел некоторые неясности...
- Вы сомневаетесь в теории?
- Да нет же, разумеется, нет! Но до сих пор теория давала нам лишь конечный результат. Тут все остается без изменений. А я хотел представить себе весь процесс этого воздействия, этап за этапом, начиная с момента, когда мы подойдем на нужное расстояние и включим установку. И оказалось...
Он помолчал, словно еще раз мысленно проверяя то, что хотел сообщить.
- Оказалось, что сейчас этот процесс не может быть описан однозначно. Детальный расчет его займет слишком много времени, если даже мы кроме нашего вычислителя загрузим и навигационный.
- Но если конечный результат в любом случае не подвергается сомнению...
- То что же меня беспокоит, хотите вы спросить? Дело в том... Вы ведь помните, на какое расстояние нам надо подойти, чтобы иметь полную уверенность в успешности воздействия?
- Разумеется! Порядка двух миллионов...
- И даже ближе. То есть, вплотную. Так вот, звезда ведет себя не совсем по теории. И нельзя гарантировать, что в самой первой стадии процесса не произойдет нежелательных явлений... типа выбросов вещества, скажем - таких выбросов, которые смогут помешать нам отойти на безопасное расстояние. Вы понимаете?
- Вы думаете...
- Я думаю - и пока не могу опровергнуть этого, - что мы можем просто-напросто сгореть вместе с кораблем.
Аверов ошеломленно глядел на Шувалова.
- Но... Это ведь означает, что мы не имеем права на такое воздействие! Что же вы молчите, профессор?
- Да, друг мой, именно такой вывод сделал и я. Нормы нашей морали, наши традиции... простая гуманность, наконец... все это восстает против того, что задумали мы с вами.
- А Земля? Ее судьба?
- Земля... Если бы не это, тут и думать было бы не о чем. И тем не менее... Во-первых, мы. Мы уже имеем богатейший научный багаж. В наших записях, наблюдениях, выводах... Наш экипаж. Шесть человек. Целых шесть человек, друг мой! Кто возьмет на себя ответственность за их жизнь? И наконец, вся экспедиция в целом. Мы, как вы знаете, не можем сообщить на Землю ничего. Если экспедиция не вернется, там решат, что в ее планировании были какие-то ошибки, и новый выход в космос задержится на много лет - а то и десятилетий, не знаю..." Вы понимаете, какова величина риска?
Аверов выглядел спокойным: приобретенное в самые ранние годы умение управлять своими чувствами помогало ученому сдерживаться - как, впрочем, и самому Шувалову.
- Каковы же иные выходы, профессор?
- Я думал об этом. Мы можем, например, провести как можно более полную программу исследований звезды, вернуться на Землю и проанализировать полученные данные с привлечением лучших сил всей Системы. Тогда мы, во всяком случае, рассеем все сомнения в благополучном исходе экспедиции, мало того - убедим и самых сомневающихся в необходимости подобных экспедиций. Кроме того... Может быть, нам удастся решить все неясные вопросы, касающиеся течения процесса... Ну, и так далее.
Аверов опустил голову и, глядя в пол, спросил:
- Профессор... Думаете ли вы, что в результате можно будет найти иной способ защитить Землю от угрозы вспышки?
- Н-ну, не знаю... Конечно, можно допустить и такую возможность. Однако я, откровенно говоря, на нее не рассчитываю.
- Значит, так или иначе придется направить корабль - наш или другой - к звезде и использовать установку?
- По-видимому... да.
- Можно ли осуществить воздействие с помощью одних лишь автоматов, без участия людей?
- Не могу сказать, друг мой. Тут все-таки не Солнечная система. Мы с вами, хотя и приблизительно, все же знаем, что такое сопространственный полет. Боюсь, что без человека тут не обойтись. Конечно, если поставить задачу такого рода перед специалистами, конструкторами, то они спроектируют и построят такие автоматы. Но это потребует времени, перестройки корабля... А времени у нас нет, вот в чем самая большая беда!
- Да, я вас понял, благодарю вас. Значит, корабль уйдет сюда с людьми. - Теперь Аверов поднял глаза и смотрел на Шувалова, смотрел требовательно, со странным огоньком в глазах. - Тогда позвольте спросить вас: кто же полетит на нем? Вы? Я?
- Что за вопрос, друг мой? Полетите вы, полечу я, полетит всякий, чье участие понадобится...
- Профессор! - сказал Аверов. - Неужели вы не понимаете: вы не полетите, и даже я, наверное, нет. Нам просто не позволят! Как и мы не позволили бы никому, зная, что имеется, пусть даже ничтожная, вероятность печального исхода! Нет, мы с вами больше не полетим!
- Но кто же...
- Вот и я подумал: кто же? Без нас корабль сможет добраться сюда. Но не без экипажа! Они-то полетят наверняка! А теперь скажите, профессор: какими бы соображениями мы ни руководствовались, не будут ли наши действия похожи на попытку спастись самим, оставляя шесть человек на произвол судьбы?
- Аверов! - произнес потрясенный Шувалов, воздев руки. - Друг мой, вы же не думаете...
- Конечно, я не думаю. Но если мы так поступим, я не смогу заставить себя не думать! И вы не сможете, профессор! Нет, никак не сможете!
- Я не пытался рассматривать проблему под таким углом зрения, медленно, глухо проговорил Шувалов. - Но вы правы... Вы, безусловно, правы... Я вам очень благодарен, друг мой, что вы вовремя обратили внимание... Нет, конечно, на такой вариант мы пойти не можем. Но... тогда что же делать?
- Может быть... может быть, мы обсудим положение с экипажем? Их все-таки шесть человек - в какой-то степени общественное мнение, которого нам здесь недостает.
- Аверов, друг мой... Вряд ли они смогут оценить положение надлежащим образом. Не забудьте; они все-таки другие люди... Нет-нет, я не считаю, что они глупее нас, но они, скорее всего, просто не подготовлены к восприятию таких проблем. Ну хорошо, я подумаю...
Они входили в научный центр странно: каждый по-своему, но было и что-то общее, неопределимое - входили словно в чуждый мир - а современный человек чувствовал себя как дома в любой обстановке. Сидя за своим столом, Шувалов смотрел, как они возникали тут, в раз и навсегда определенном порядке, совершенно Шувалову не ясном; видимо, была у членов экипажа, какая-то своя, всеми признанная иерархия, хотя трудно было определить, по какому именно признаку они оценивали самих себя и друг друга. Так или иначе, первым вошел Иеромонах, остановился, как всегда, в двух шагах от двери, привычно повел глазами в правый дальний от себя угол салона - там на переборке виднелся экран спектрографа, и лицо вошедшего, как обычно; опять-таки, выразило легкое разочарование; он поклонился, сложил руки на животе и отошел к своему, раз и навсегда избранному им месту, на противоположной от ученых стороне стола совещаний. За ним, через полминуты, вступил Питек - быстро и бесшумно, мгновенно окинул салон взглядом - и можно было быть уверенным, что ни одна мелочь не укрылась от взгляда и накрепко запечатлелась в памяти, - проскользнул к своему месту (казалось, ворс ковра даже не приминался под ним) и сел рядом с Иеромонахом. Затем, выдержав тот же интервал в полминуты, появился Рука; только что его не было, и вдруг он оказался в салоне, момента, когда он вошел, как и обычно, Шувалов не заметил. "Вот я", - сказал Рука, не кланяясь, и упруго прошел к столу и сел по другую сторону Иеромонаха.