– Вот это и есть вулканическое плато, открытое девять лет назад, – объяснил Озеров. – Отсюда виден его восточный край. Плато очень велико. Оно тянется далеко на северо‑запад. Это единственный известный в настоящее время центр молодого вулканизма в Юго‑Западной Монголии. Где‑то над этим плато произошла авария вашего спутника.
– Проехать туда на машине нельзя? – поинтересовался американец.
– Можно кое‑где пройти пешком. Большинство расщелин недоступно. Там пригодился бы вертолёт, если бы не чудовищные ветры, постоянно дующие из Джунгарии.
Караван двинулся вниз, к восточной окраине вулканического плато.
– Где вы проникали в глубь плато? – спросил Батсур.
– Южнее; там есть одна расщелина, по которой можно подняться наверх. Возле неё находится горячий источник. Впрочем, далеко по вершине плато тоже не пройти. Вся поверхность иссечена глубокими трещинами.
– Отчего мог возникнуть такой странный рельеф? – недоумевал Батсур.
– Может быть, лавовое плато при подземных толчках раскололось на громадное количество кусков, – предположил Озеров.
– Нигде не видел ничего подобного.
– Признаться, я тоже, – кивнул головой Озеров.
– Словно кто‑то специально долбил по этому плато огромной кувалдой. Хотел расплющить, но только расколол на куски… Весной по этим расщелинам стекает вода, – продолжал Батсур. – Смотрите, в русле есть окатанные водой гальки.
– Интересно, что эти гальки состоят не из пород самого плато, – сказал Озеров. – Вероятно, среди лав встречаются слои конгломератов. Эти конгломераты разрушаются, и гальки из них выкрашиваются. Надо обязательно взять образцы.
Уже темнело, когда караван достиг юго‑восточной оконечности плато. Здесь стена обрывов круто поворачивала на северо‑запад и уходила к фиолетовым гребням далёких гор.
– Удивительно, – недоумевал Батсур, – мы прошли вдоль всего восточного края и не встретили ни наших машин, ни их следов. Я думал, они ждут нас тут.
– Да, странно, – согласился Озеров. – Странно также, что молчит их радио.
– Аркадий Михайлович, – отозвался Жора, виновато опустив глаза, – наверно, наше радио не в порядке. Послушайте, что делается в наушниках.
Озеров надел наушники, послушал, покрутил рукоятки настройки и молча передал наушники Батсуру.
Узкие глаза монгола округлились, как только он надел наушники.
– Когда это началось, Жора? – спросил Озеров, кивнув на приёмник.
Узкие глаза монгола округлились, как только он надел наушники.
– Когда это началось, Жора? – спросил Озеров, кивнув на приёмник.
– Вчера вечером трещало немного, – пробормотал юноша.
– А сегодня утром?
– Сильнее, но не так, как сейчас.
– Магнитная буря? – спросил Батсур, освобождаясь от наушников.
Озеров с сомнением покачал головой.
– Жаль, что у нас нет магнитометра, – заметил Батсур.
– Проверим, как ведут себя компасы…
Все трое вытащили горные компасы и освободили стрелки. Стрелки, поколебавшись, замерли без движения.
– Никакой магнитной бури нет, – сказал Озеров, пряча компас в футляр.
Подошёл Пигастер. Он уже успел слазать на ближайшую возвышенность и осмотреть в бинокль окрестности.
Услышав о неисправности радио, Пигастер взял наушники и скептически усмехнулся,
– Меня удивляет ваша наивность, господа, – сказал он. – Приёмник в полном порядке. Просто где‑то совсем близко, под самым нашим носом работает заглушающая станция. Станция, которая заглушает иностранные передачи.
Озеров и Батсур переглянулись и не могли удержать улыбок. Жора, которому перевели слова Пигастера, невежливо фыркнул.
– Во всяком случае, очень похоже на работу такой станции, – поправился Пигастер, подрагивая седыми бровями.
Несколько раз, пока готовили ужин, Жора брался за передатчик. Треск в наушниках не утихал, но и не усиливался. Казалось, где‑то совсем рядом невидимые руки разрывали бесконечные, туго натянутые полотнища. В однообразном звенящем треске не было слышно ни одной станции.
Озеров задумчиво глядел на костёр, в котором горели сухие ветви караганы. Таких помех в радиосвязи не было девять лет тому назад. С чем могут быть связаны эти странные нарушения в эфире? И какую площадь они захватили?
В эту ночь Озеров спал плохо. Ему снилось, что он блуждает в холодной непроницаемой мгле. Под ногами сыпучий песок, вокруг ветер и густая тьма. Ощупью он наткнулся на какую‑то стену. Она холодна и шероховата, как базальтовые обрывы плато. В ней есть отдушины и щели. Сквозь них проникает далёкий оранжевый свет и доносится треск разрываемых тканей, бесконечный треск, как в наушниках радиопередатчика.
“Это сон”, – подумал он и заставил себя проснуться.
Была глубокая ночь. Чуть вспыхивал догорающий костёр. В чёрном, пронзительно холодном небе ярко искрились звезды. Ветер утих, и глубокая тишина распростёрлась над пустыней. Вот рядом застонал во сне Жора, и снова стало тихо.
Не вылезая из мешка, Озеров закурил трубку, лежал, прислушивался.
Жамбал, ссутулившись, неподвижно сидел у костра, обхватив руками карабин.
“Спит”, – подумал Озеров.
Он выбрался из мешка, потянулся, глянул вверх и замер.
Багрово‑лиловое пятно растекалось по чёрному небу. Оно появилось на северо‑западе над плато, расширялось дрожащими волнами, бледнело, гасло. Вот уже на месте пятна снова ярко блестят потускневшие было звезды.
“Показалось, – думал Озеров, протирая глаза. – Что это? Галлюцинация, полярное сияние?..”.
Он стоял не шевелясь, не отрывая взгляда от той части неба, где появилось и исчезло багрово‑лиловое пятно. Не чувствовал пронизывающего холода. И вот снова начало багроветь небо в том же самом месте. Багровое пятно разливалось среди звёзд, как отблеск далёкого пожара. Но это не могло быть отблеском. Светилось само небо, и сквозь красноватую вуаль продолжали мерцать звезды.
“Может, мне кажется?” – промелькнуло в голове Озерова.
Не отрывая взгляда от уже бледнеющего пятна, он принялся трясти Жамбала. Монгол вскочил как ужаленный.
– Смотри туда, – шепнул Озеров, указывая в тёмное небо.